Лондвисс для Марты

XI. Озарение и поучение

XI. Озарение и поучение

Когда я очнулась – в своей палате номер четыре, – сквозь стекла кем-то запертых окон мерцала золотыми звездами глубокая фиолетовая ночь.

На ларе печально таяла свечка. Огарок торчал в каком-то новом по форме подсвечнике.

Я сползла с кровати на пол, нащупала рукою тапочки, кое-как их нацепила.

«Я совсем разбита!» – вздохнула мысленно.

И мою душу затопила теплая волна иронии.

Моя мама нередко восклицала: «Я совсем разбита! Не хочу и не буду!» – когда папа предлагал ей какие-нибудь неприятные занятия. Например, испечь шикарный торт на День Победы или поехать всей семьей на рыбалку.

Мое состояние «совсем разбита», уж точно, было не чета маминому! Всё мое личное природное мясцо чувствовало себя так, словно его прокрутили через мясорубку – совершенным месивом, охваченным болезненной дрожью.

Почему-то мне срочно приспичило рассмотреть новый подсвечник. Превозмогая свою беспомощную разбитость, я дотянула свое тельце до ларя. Опустившись на дубовую крышку, я переставила подсвечник себе на колени. Присмотрелась и устало выдохнула.

То был черный пес из какого-то непонятного металла. Я всегда не любила химию – учительница из жалости натягивала мне сносную оценку. Таисия Романовна учитывала тот факт, что по всем остальным предметам Марта-ненавижу-химию – круглая отличница. И потому теперь я совершенно не могла понять, что это за металл. Чугун? Но чугун – это, кажется, для огромных заводских печей? Или я что-то путаю? Бывают ли чугунные подсвечники? Черен ли чугун? Кх... Смутный химический туман окончательно погрузил меня в тоску...

Так или иначе, но подсвечник – черный, тяжелый, – выглядел как чудовищная собака-мутант с острыми клыками, торчавшими – угрозой расправы! – из разинутой пасти. На спине как бы бегущей псины и стояла свечка. Я осторожно сняла ее – и убедилась, что свечу держал острый колышек.

Насадив свечку обратно, я отставила подсвечник. И поплелась проверять двери.

Та, которая вела в общий коридор, оказалась заперта. И потайная, к вампиру, – тоже.

Тут я увидала свое пальто – на стуле. А сапоги – под ним.

– Какие заботливые злодеи! – с сарказмом прошипела я вслух. – Как любезно с их стороны! Сперва – катать меня, как колбасу, по небу! Потом – раздевать и укладывать в постельку! Поразительная любезность!

– Тише, ты! – проворчал Фель, засовывая корявый нос в дверную щель. – Уши!

У меня не хватило сил, чтобы сильно удивиться тому, как бесшумно вампир проник в комнату. Как настоящий индеец у Фенимора Купера!

– Фу-у! Кровь-то ототри! – тишайше посоветовал Фель.

– Откуда? – не поняла я.

– С носу, со щек! – пояснил Фель. – У тебя на подбородке тоже присохло...

Не нашедши платочка, я просто смыла кровь, опустив лицо над тазиком и плеская в него водою. Фель помогал отмыться: аккуратно поливал из кувшина мне на руки, стараясь держаться спиной к свечному свету. Вода пахла розами...

Мы уселись рядышком на кровать – попаданка и вампир. Друзья.

Фель смущенно засопел и извиняющимся тоном прошептал:

– Они послали меня перепроверить. Нужна точная проба. Нужно доказательство.

Я покорно уронила:

– Хорошо.

– Ты, Марта, не бойся! – поспешно забурчал Фель. – Я – не зубами. Я это... Изображу как бы... Типа следы клыков... У меня горло слегка болит... Жаль тебя заражать, Марта!.. Вдруг... Чего не так... Короче, ты не ори! И не описывай вслух, что да как я делаю! Уши по дому бродят! Чтоб их, гадов, вервольф на завтрак слопал!..

Пояснение завершилось непонятно: Фель достал из широченных штанов ножницы. Самые обычные, небольшие, для стрижки ногтей. Лезвия весело блеснули в полутьме.

Вампир посоветовал мне прилечь. Ощупал мою шею на линии перехода ее к правому плечу. Примерил концы ножниц к своим клыками – уточнив расстояние от клыка до клыка. Так в школе я по линейке устанавливала расстояние для ножек циркуля.

– Не шевелись! – попросил вампир. – Не то промажу – и горло поврежу! И не напрягайся! Я легонько!

Ох! Я совершенно раскисла. И, к счастью, так и так – не напрягалась...

Вонзив мне в шею кончики ножниц, Фель слегка повернул их. Я жалобно пискнула. И догадалась: вампир крутит лезвия не из садизма, а чтобы имитировать неровности своих клыков.

Еще в первую ночь знакомства я обратила внимание: у Феля ужасно кривые зубы. А уж два вампирских клыка – совершенно уродливо выгнуты!

Ловким движением мой нежный друг выдернул ножницы из моей шеи. И приложил к ранкам пальцы. Снял с порезов немножко крови. И смазал свои клыки.

Широко раскрывши рот и явно выжидая – будто пациент со свежей пломбой в кабинете стоматолога, – Фель замер секунд на тридцать. Затем старательно облизался.

– Вкусная! – Голос вампира преисполнился выразительной грустью. – Жалко, что мне тебя жалко, Марта! Отличная кровь! Класс! Высший сорт!

– Рада, что тебе меня жалко! – отозвалась я, прижимая к ранке манжету моего платья. – Фель, скажи-ка: отсюда кто-нибудь когда-нибудь сбегал?! Я имею в виду: так, чтобы – успешно. А?..

– Не-е-е... Да-а-а... Разок... И уж доктор наш чуть не загрыз Бесли!.. Как она тогда взбесилась! Пару дней орала на всех да стращала! А что?

– Как – что? Сбежать мне надо... – Я села. – Меня ведь тут убьют. Рано или поздно.

– Ты! Слышь! Ты не особо беги-то! – Вампир заволновался. – Они ж тебя снова изловят! Хуже будет! Уж – да!