Лондвисс для Марты

XXVII. Циничный романтик

 

XXVII. Циничный романтик

 

– Счастлив снова поцеловать вашу нежную ручку, прелестная мисс Ронс! – Знакомый теплый баритон нежил мой слух. – Сэр Случай явно – на моей стороне! Я ведь разыскивал вас в той ничтожной деревушке. Но мне удалось узнать лишь: вы, овдовев, с горя покинули Офширно. Однако... Вы здесь... И розовый цвет бального платья невероятно усиливает чары ваших свежих щечек, мисс Ронс! А ваше резвое заигрывание со всеми подряд дженльменами внушает мне приятную уверенность: вы вовсе не вдова. Вы – прекрасная девица на выданье...

– Вы слишком любезны, маркиз Рашорш! И мне приятно отметить: на этот раз вы не благоухаете деревенским винцом; да и девки Тахишки – вот славно! – поблизости нет... – парировала я не без злого умысла, однако наилюбезнейшим тоном. – Куда подевался ваш пегий конь? Ушел за долги? Или конь менее резв, чем его владелец?..

Ехидничала я с нежнейшей улыбочкой и негромко – так, чтобы, кроме маркиза, никто меня не расслышал. Глупую шутку о коне я добавила, чтобы смягчить справедливые упреки.

Зеркальные стены отражали оранжевые танцы языков сотен свечей. В бальном зале не осталось места для тени.

Запахло апельсинами. Маркиз принял из рук пажа хрустальную розетку с яркими дольками – и передал мне.

– Освежитесь, мисс Ронс!

Заглушая разговоры сотни избранных – кавалеров и дам, торжественно гремел лендлер «Грезы любой госпожи». В ту дивную ночь, в основном залитую быстрыми вальсами, их стародавний предок был призван подчеркнуть железную древность рода устроителя бала – герцога Гримпена де Трясса.

Герцогини с дочкой во дворце видно не было. Принимал всех сам герцог, обладавший внешностью царя Петра Великого. На расспросы об исчезнувшей семье хозяин бала басил: «Мигре-е-ень, мигре-е-ень! И ле-е-ень!..»

Мой маркиз слегка смутился напоминанием о кислом вине и о сенной девке. Надо отдать ему должное: маркиз не стал изображать святую невинность. Вопреки канону, требовавшему от джентльмена стойко лгать леди, если правда испачкает ее ушки.

– Со всеми случается, – шепотом признал маркиз свои грехи. – Иногда даже высокий славный маркиз становится вдруг самым обычным низким кобелем... Приношу свои извинения за последнюю фразу, мисс Ронс!

И – увы мне! – вопреки моей вере в пользу лицемерия, откровенность маркиза вызвала во мне не брезгливость, а некоторое уважение.

Трудно решить: где была моя логика в ту минуту?

Если бы пошлую фразу о кобеле сказал бы сударь Томас, я бы искренне разгневалась. Пресветлый мой Томас и грязный цинизм казались мне абсолютно несовместимыми.

Но из ярко-красных уст развратного брюнета, свекольно покрасневшего от воспоминания о своих грехах, – из тех сочных уст неприличная фраза прозвучала просто как покаяние.

Темно-карие глаза маркиза восхищенно любовались мною. А ведь мы с Миффи для того и выбрали восточный розовый шелк, для того и мучали часами портниху, чтобы я вызывала восторг у любого богача, способного угадать истинную цену моего роскошного платья.

Сложный фасон я умыкнула с обложки свежего романа Сьюзен Портнерс-Вофле. Роман «Упавшие крылья» едва-едва вылупился из типографии – и прелестно пах. Портниха подтвердила: книги лучшей писательницы Офширно всегда украшены самым последним писком дамской моды...

Табачный аромат, окутывавший маркиза, вызывал в моей памяти поэтически-знойные страны Гумилёва – те страны, где вечно цветет гибискус, а кадупул умирает в первых лучах рассвета; где лучшие люди – полунаги и страстны; где сладкие сны неотличимы от пряной яви.

Табачный аромат сделал свое черное дело: я легко отпустила маркизу его грехи.

– Мне всего лишь двадцать восемь лет, мисс Ронс! – добавил мой красивый брюнет. – Еще есть время, чтобы остепениться. Я смогу. Я уже пытался. И попытаюсь снова...

В томном голосе таилась горечь. Мне стало досадно: куда уж мне, простой девочке, равняться на идеальную белую невесту, бессмертную полубогиню!

– Я никогда уже не станцую под «Грезы любой госпожи», – улыбнулся маркиз. – Вы столь чутки, что, безусловно, и сами догадаетесь о причине... Впрочем, позвольте пригласить вас на полонез. Он скоро начнется. Через два танца, третьим.

Я согласилась, потому что на полонез маркиз напросился первым.

И вскоре мы гордо встали во главе колонны, дабы задавать движение другим фигурам.

Кто первым успевал в ту февральскую ночь, тот и танцевал со мною. Я не отказывала никому. Даже женатым старикам.

Нельзя же совсем уж открыто показывать, чего на самом деле ждешь от герцогского бала! Достаточно и того, что внимательный наблюдатель – такой, как маркиз Рашорш, – в любом случае подметит мое нарочитое кокетство, предназначенное лишь молодым кавалерам.

Кто-то из танцоров был стар и сед, кто-то – счастливо женат не на мне...

Полонез с маркизом стал для меня звездным танцем на том ночном балу.

Крепкий, осанистый, блиставший белой манишкой и черным фраком, мой маркиз оказался на редкость хорошим танцором. Его стройные ноги достойно носили по залу полноватое, но сильное тело...

Сама же я не зря три недели кряду посещала уроки танцев в студии мадам Шарконш. Дорогие, индивидуальные, по ускоренной программе.

Хорошие гибкость, память и слух помогли мне легко приспособиться к светским танцам Офширно...

Полонез удался. Мне чудилось: я во Франции, в мире сказок Шарля Перро – в том мире, где правит любовь. Сказочная музыка способна отнять и волю, и разум!

Квадратное лица маркиза полыхало подлинным удовольствием. Греческий нос усиленно тянул в себя мой аромат – густой аромат красных роз.



Отредактировано: 04.08.2017