Лондвисс для Марты

XXIX. Склеп нашей трагедии

XXIX. Склеп нашей трагедии

Мартовская оттепель снабдила дороги грязевой кашей. Шаткая карета то и дело залипала в склизких овражках. Слуги маркиза, ехавшие позади нас в крепкой телеге, то и дело спрыгивали в бурую размазню – и выручали наше хлипкое горе-злосчастье.

Поместье Рашорш-Фонтьер не смогло похвастаться мощеными мостовыми, хотя и находилось всего лишь в двух часах неспешной езды от крепкодорожного Лондвисса.

Настырный порывистый ветер стряхивал пористый снег с голых, иссиня-черных ветвей. Мы проехали сквозь лес, затем сквозь парк...

Впереди нашей кареты трусил на сивке пригожий паж. Конек восторженно ржал, а наездник лихо трубил в рожок. Как будто бы мы загоняли дичь, а не тряслись потихонечку по ухабам!

Миффи не выдержала первой – и грозно залаяла из окошка, намекая, чтобы трубач и ржач уматывали куда подальше со своим бессмысленным шумом!

Для верности я умоляюще-выразительно повздыхала в сторону маркиза.

Тот сидел напротив нас с Миффи – и внимательно читал свежую газету. Но на мои вздохи отреагировал незамедлительно. Высунулся в окно и проорал: «Эй! Колен, дружок! У барышень – нервы! Скачи вперед, чтоб мы тебя тут не слышали!..»

Посеребренные ажурные ворота ждали нас, раскинув в стороны двери-решетки, напоминавшие крылья гигантских сказочных птиц.

Двор был вымощен красным кирпичом. Особняк не тянул на звание дворца.

Двухэтажный округлый дом, покрытый светло-серебряной краской и пришлепнутый крышей-конусом из какого-то грязно-серого металла, – дом моего маркиза полнился предпраздничной суматохой. Дворецкий, служанки, лакеи, кухарки, конюхи – все наперебой старались угодить хозяину.

Пятиметровые окна с белыми перекрестиями, над которыми – стеклянные арочки, разделенные внутри перекладинами, на манер раскрытого веера. Прозрачные арочные двери – по широкому входу с каждой стороны здания. Деревянные узкие лестницы внутри особняка. Никаких тупиков, все коридоры соединены непрерывной лентой дорожек. Сквозные проходы – повсюду. Мраморные статуи голых дев – на каждом повороте. Ореховые двери с золотыми ручками. Десятки комнат с сотнями картин парадов и амуров...

А вот и наши с Миффи покои – три светлые комнаты, битком набитые каминами, статуэтками, портретами предков моего маркиза. Сплошь – позолота и пышность.

Жених пояснил: «Самые уютные комнаты... Покои моей матери...» Теплый баритон прозвучал уныло.

Четыре горничные замучили и меня, и Миффи. Девицы тормошили нас так бесцеремонно, как какая-нибудь трехлетняя проказница – беззащитных куклят, угодивших ей в руки.

Нас с Миффи выстирали, отжали, высушили, причесали, нарядили. И подсадили поближе к маркизу, за лакированный стол без скатерти. Ужинать.

– Скатерти кончились, мистер Марио? – спросила я.

– Новая мода, мисс Марта! – ответил жених.

Миффи прилежно уплетала бифштексы...

Я и маркиз тоже подзаправились...

Он налил мне красного сладкого вина – треть маленького бокала. А сам выпил, пройдоха, огромную чашу – размером с голову совы!

– Где мой вампир? – спросила я.

– Слово чести! Его привезут через два дня. Подвал уже почищен и проветрен, – отозвался маркиз.

– Опоздание! Мы же венчаемся – завтра?

– Слово чести! Я потратил двести сорок фунтов. Вампира доставят целым.

– Я верю. Благодарю!

– Взаимно. В смысле: спасибо!

И мы разошлись в разные опочивальни – спать...

Настал брачный день. Двадцать четыре свидетеля прикатили в шести каретах.

Леди в алом и сэры в черном построились парами. И важно двинулись в родовую церковь маркиза.

Миффи оставили на пороге церкви. Собака недовольно пыхтела. И с тревогой заглядывала внутрь.

Леди-гостьи наперебой внушали мне, что я – счастливица. Сэры-гости рокотали в уши маркизу, что он – счастливец.

Священник щедро одаривал меня и маркиза благословениями. Церковные ароматы и песнопения пробудили во мне горячее желание: стать маркизу достойной супругой!

Пир длился до сотых звезд. Половина гостей заночевала в нашем особняке.

Всё могло бы быть сказочным, если бы... Всё могло бы быть сказочным, если бы...

Губы маркиза морщились улыбками, язык произносил любезности, манеры блистали безупречностью. Но темные карие глаза пугали меня – они высматривали вдали что-то недостижимое...

– Очнитесь, мистер Марио! – ласково попросила я, отбирая у маркиза чашу с вином. – Никто вас не принуждал. Вы сами на мне женились. Люди смотрят!

Маркиз встрепенулся. Принялся целовать мои ручки.

Принялся заверять и обнадеживать публику:

– Господа, господа! Спектакль моей жизни – удался! Лучшая сцена – не за горами!

Леди смущенно заохали, джентльмены слегка зароптали.

– Южная кровь кипит во мне, господа! Приношу свои извинения северянкам! Пожалуй, мне лучше молча догрызть свинью!

И он догрыз. И сдал кость Миффи. И взял меня за руку. И поцеловал при всех...

И в церкви, и за пиршеством маркиз целовал меня так, как целуют покойниц – едва касаясь губами. И только перед уходом из-за стола мой законный муж удосужился одарить меня более-менее живым поцелуем...

Танцев мы не устраивали. Настаивать я не стала – меня грызла совесть.

Кто устал, тот лег спать в моем новом доме. Или уехал прочь. Кто пожелал продолжать банкет, тот остался в главной гостиной – доедать свинью и другие жертвы людского обжорства. Под романтически-нежные звуки скрипки наемного гения...

Маркиз ввел меня в свою спальную. Провел мимо алькова. Отодвинул ширму. Отворил запасную дверь. И, волоча меня за собой, как большую ватную куклу, протопал по ленте дорожек до моей личной спальной.