Лондвисс для Марты

XXXI. Пыль и шишечки

XXXI. Пыль и шишечки

«Всё не так уж плохо. Ведь у тюремной кровати – красивые шишечки!» – мысленно утешила я себя, когда устала громогласно поносить проклятый мир, проклятый сыск и проклятую судьбу мою.

Шишечки на столбиках железной кровати напомнили мне про ту медную шишечку (от каминной решетки), которую Томас Сойер подарил Бекки – как символ своей любви.

На душе полегчало. В конце концов, хотя бы один мужчина на белом свете меня искренне обожал. А ведь далеко не каждой женщине сэр Случай дарит хотя бы одну взаимную любовь! Надо быть благодарной судьбе!..

– Ладно! Я всех прощаю! – объявила я шишечкам на кровати. – Кроме того гада, который закапустил меня в тюрьму!

Я сняла капор, повесила его на одну из шишечек. Улеглась прямо в шубке поверх войлочного сального покрывала, положив голову на руку, чтобы не испачкать лицо чужим потом. И заснула...

Разбудил меня, далеко за полдень, сержант Сэм.

Весело гогоча, парень сунул мне в руки жестяную плошку с гречневой кашей и деревянную ложку.

– Кушать подано, миледи! Можно громче подать голос, миледи!

Туповатая спросонок, я собралась спросить: «Зачем вы обзываетесь, сударь?»

Но горячая каша маняще пахла свиными шкварками. И я вовремя заткнула свой маленький ротик большой ложкой.

Чуточку позже, дожевывая шкварки, я догадалась: «Миледи – обращение к знатной дамочке... А вот «подать голос» – просто хамство!..»

Сэм, замерев рядом, отчего-то слишком уж изумленно глядел, как я ем.

– А молоко – где? – спросила я, возвращая Сэму пустую плошку. – Или дайте воды! Пожалуйста!

Парень замешкался. Потом выбежал из камеры.

И принес мне имбирный пряник со стаканом теплого молока.

– Если нужно еще, я еще нужное дам! – пообещал Сэм.

Когда сержант ушел, я попыталась понять: какова причина изумления Сэма и почему сержант внезапно проявил любезность? Ответ упрямо не находился...

Застекленное окошко с наружней стороны замыкалось мелкосетчатой решеткой.

Ни мышей, ни какой другой пузатой или хвостатой мелочи я не обнаружила ни на стенах, ни под кроватью. Уже приятно!

Увы! В камере было невыносимо пыльно!

Темно-серые скатыши пыли валялись повсюду. Умирать от туберкулеза я не собиралась. И решила: как только сержант вновь заскочит ко мне, попрошу прислать сюда уборщицу.

Но следователь прислал за мною не Сэма, а тощего полисменчика в синей каске. Я засыпала юношу вопросами. Полисменчик дал мне резкий отпор однозначными фразами: «Не могу я знать! Не в курсе я дел! Никаких уборщиц я не пошлю! И прошу я вас умолкнуть! Каска и так на уши сильно мне давит!..»

В светлой комнате (с окнами без решеток) величаво сидел, за низким дубовым столом, знакомый мне беспредельщик с седыми висками. Он казался Гулливером в стране лилипутов, потому что всё вокруг высокого крупного сыщика было низкорослым и коротким: этажерки, заваленные пухлыми серыми папками; стол и стулья на корявых толстеньких ножках; вооруженные дубинками охранники – ростом не выше ста семидесяти сантиметров; и я – совсем-совсем некрупная фигурка...

Меня усадили на стул. Напротив следователя.

За другим столом, в углу комнаты, скорчился над бумагами щупленький писарь с коротким черным пером в левой руке.

Следователь мрачно зачитал мои фальшивые данные. Я их подтвердила.

Мы немного побеседовали – о том, о сем... О том, как мне удалось обольстить знатного богача... О том, как у меня хватило наглости заставить маркиза подписать брачный договор, отняв у законных наследников львиную долю... О том, как это мир носит таких подлых девиц, как новоиспеченная маркиза, по которой веревка плачет и сокрушается, что знать – неподвешена, хотя и подсудна!

Следователь вел себя хамисто и напористо. Я же изо всех сил держалась на том допросе прилично, без истерик...

– Так чем же вы, дамочка, отравили-то супруга? Ну? – с нажимом вопросил инспектор Томми-Мэнски. – Чем? Чем?

– Я не отравительница, сударь! – четко произнесла я строгим тоном. – Маркиз сам умер.

– Ну да, верно! – подхватил хамистый зверолюд. – По данным экспертизы выходит, что маркиз ваш помер от остановки сердца. По естественным причинам. Или – по мнимо-естественным, а-а?.. Итак, дамочка, что же там был за яд? Из тропиков, верно? Неизвестен нашей куцей науке, не так ли?.. Отвечать! Живо! Зву-у-ук!

Следователь проревел «Зву-у-ук!» столь свирепо, что у меня упало сердце – в бездну отчаянья.

– Вас ведь подкупили заранее? – выдохнула я с горечью.

Как ни странно, негодяй слегка смутился.

– Не говорите ерунды, маркиза! – возразил инспектор почти добродушно. – Я просто выполняю свой долг. Служу отечеству. Советую вам – не умствовать, чтобы не подпасть еще и под обвинение «оскорбление следствия словом»!

Но прежнее веселье бесследно испарилось из стального взора инспектора.

Я чуточку приободрилась. Кое-какие остатки совести у любителя быстрых арестов – имелись!

Далее наша беседа потекла в более мягком русле. Меня почти дружески осведомили, что адвокат будет предоставлен мне – общественный, не из лучших. Потому что нанять аса я не смогу. Из-за отсутствия денег. Всё, что принадлежит мне по закону, арестовано и заморожено до выяснения степени моей виновности в смерти маркиза.

– Я невиновна, – в третий раз за время чумной беседы повторила я. – Я не убивала. Никто не убивал. Маркиз умер сам! Что вы мне предъявляете, сударь? Ну?!