Лондвисс для Марты

XXXIII. Двадцать третий гномкоб

 

XXXIII. Двадцать третий гномкоб

 

Уже неделю валил густой мартовский снегопад, потому что Природа позабыла заглянуть в календарь, придуманный людьми.

Жилось мне в камере – неплохо, если не считать легкой скуки от одиночества.

Сержант Мак-Якобински вызвался подменить приболевшего друга-констебля, работал в две смены, от усталости стал неразговорчив и хмур. Адвокат навещал меня через день, выводил мерзнуть в снежный сад, загружал мой мозг непраздной болтовней. Инспектор ежедневно – по десять минут, поспешно, грозно, – проводил допрос: задавал мне одни и те же вопросы, получал от меня одни и те же ответы. Порой мне казалось, что я понуро брожу по заколдованному кругу, как пони – по влажным опилкам, в почти пустом цирке.

Зато мне снились чудесные летние сны. Сквозь горячие лучи солнца мы с Миффи бежали по сочной изумрудной траве – бежали к Томасу, который стоял возле прохладного веселого ручья и ласково улыбался нам...

Я просыпалась счастливой. Вспоминала о реальности. Вздыхала. И не плакала...

Как-то ночью – в серебряное полнолуние, синий снег перестал идти, – как-то ночью я маялась бессонницей.

Сперва мне ужасно хотелось уснуть, чтобы поиграть с Миффи, поцеловать Томаса. Но и снег – не шел, и сон – не шел, и подлинные чувства внезапно – все куда-то пропали.

Я лежала в чистой теплой постели. Вдыхала лимонный аромат вербены – травы железной, магии беспечальной. Думала безразлично: «Кому – как, а для меня сэр Дракс – подарок судьбы... Даже духи принес... Если меня спасет – будет ему счастье... Если, конечно, я смогу стать счастьем...»

Под кроватью что-то прошуршало – и притихло.

– Мыши? – спросила я вслух. – Мыши? Да?..

Тишина. Серебряный диск луны завис в окошке – нет нужды зажигать свечу.

Я немного полежала, затаивши дыхание.

Шорох под кроватью. Тишина. Снова шорох. Вновь тишина.

– Я не стану спать и ждать, пока мне откусят нос! – нервно сообщила я невидимке. – А если ты – не мышь, а – крыса?! Или вас там – много?

Я спрыгнула с кровати. Встряхнула тапочки, чтобы мыши выпали, если успели в них залезть.

– Уф! Не успели! – обрадовалась я.

Всё-таки чиркнула спичкой. Запалила три свечки, наколотые на штыри плоской медной подставки.

Облачилась в шубку – поверх ночной рубашки. Не от холода, а для спокойствия.

Осмотрелась: чем бить?

Ничего удобнее табурета не нашлось.

Значит, надо спугнуть мышь, выгнать из-под кровати. И, когда она выйдет, прибить ее табуретом.

В психушке я опасалась мышей не так сильно, как в тюрьме. По трем причинам: в Крове у меня имелись враги пострашнее мышей; там гуляла лишь одна призрачная мышка, которая не кусалась; идея побега отвлекала меня от страха перед грызунами.

А в тюрьме и развлечений, и ужасов – почти что не было. Битва с мышью сулила стать интересным дельцем. Помнится, моя встреча с крысой, в канализации, прошла совсем не скучно...

Я закатала одеяло повыше, освободив подлаз под кровать. И сняла с правой ноги тапок на каучуковой подошве.

Зажавши в одной руке увесистый тапок, а в другой – подставку со свечками, я встала на колени – и заглянула под кровать.

– Ме-е-едь! Дай мне-е-е ме-е-едь! – тоненько пропищал кто-то.

Я судорожно сглотнула. Не каждую ночь находишь у себя под кроватью голос!

– Я – временно заключенная, – промямлила я невпопад. – А вы?

– А я – сме-е-ертник! – пропищал темный столбик, прижавшийся к дальней ножке кровати.

– Прошу вас выйти наружу! – продолжила я разговор.

И чуточку отползла от пролаза.

Столбик ожил. И прошуршал из-под кровати – ко мне.

– Поставь ме-е-едь на пол! – попросил меня лилипут самого мелкого, наладонного размера.

Я поставила медную плиточку рядом со смертником. Тот прислонился к ней, рискуя стать прибитым каплями горячего воска.

– А кто вас посадил, сударь? – Мое любопытство решило использовать бессонницу с толком. – А почему вы любите медь, сударь?

– Какой я тебе, громадина, сударь?! – Писклявый голос превратился в густой хрип. – Я – двадцать третий гномкоб.

– В каком смысле?

– В прямом. В боевом отряде должно быть двадцать два. Чтоб, значит, шли попарно. А я хотел в строй. Ну, толкнул одного. Тот башкой – об обрез соседа. И сразу как-то – готов! Виском, видать! Место свободно. А неудачно вышло. Меня – под трибунал. Убийство! Чтоб их всех разорвало! Весь отряд! И – ликвидация. Мне. Меня.

– А с кем война? – насторожилась я.

– С монтроллями.

– Они же крупнее!

– Крупнее чего?

– Ну... Гномов... Кобольдов крупнее...

– Это ты – крупнее! А монтролль – в самый раз гномкобу. Проблема в другом: генерал отказывается расширить наши отряды! Десять отрядов по двадцать два бойца. Чтобы было вровень. Бред!

– Чему вровень?

– Числу врагов! Те ведь, суки, только так нападают! Двести двадцать – ровно! Это у них – символ победы. Монтролльский! Чтоб всех разорвало!

– А вы – что?

– А я писал донесения. По факту: на кой гномкобам воевать, символизируя монтроллей? Наш генерал – старый пень! Ничего ему не докажешь! Одно рычал: «Кляузы стр-р-рочишь, р-р-рожа?! Пор-р-решу!..» Ну, я решил – наглядно, личным примером! Добавил цифру! Собой!

– А вояку зачем убили?



Отредактировано: 04.08.2017