Лондвисс для Марты

XXXVII. Вот такие пироги!..

XXXVII. Вот такие пироги!..

Потемневшие от недовольства, сапфировые глаза сэра Дракса искрились убийственным сарказмом. И речь защитника сочувствием ко мне – не отличалась.

– Вам, конечно, не стыдно допекать пожилую вдову расспросами! Вы же убеждены, что у вас характер – ангельский! – укорял меня жених. – Леди Глэдис, конечно же, должна перед вами оправдываться! Ведь это она не носила траур по вашему покойному сыну! Ведь это она спасена вами от напрасного заключения! Ведь именно для нее вы, сиятельная маркиза, нашли средства, время и сострадание? Не так ли?..

Мои жалобы жениху – жалобы на обман леди Глэдис, – обернулись против меня. Что было неприятно, но вполне справедливо. Я, действительно, слишком обнаглела от постоянных удач!

Мне везло – меня вечно спасали. А я умудрялась – то скандалить, то ныть!..

– Вся-то вы – юная да невинная! – возмущался адвокат. – Всем-то говорите лишь чистую правду! И, разумеется, весь мир обязан платить вам полнейшей откровенностью, правдивая наша дева!..

– Достаточно, сэр! – прервала я издевки. – Да, у меня бывает рыльце в пуху вранья! Я вовсе не осуждаю леди Глэдис! Я просто не понимаю причин скрытности! В данном конкретном случае, сэр!

– Ну, положим, никакого рыльца у вас, леди, нет! А есть милейшее личико... – примирительно проворчал жених. – Зато пуха тополиного в вашей головке – на всю Вишнёвую улицу хватит! Подумайте хорошенько! Леди Глэдис – разумна и добра. Причина ее лжи – очевидна.

– Кому – очевидна?

– Мне. Да и вам. Будет! Если злиться перестанете хоть на миг, леди Марта!..

Я сосредоточилась, замерев в объятиях раздраженного мистера. И сообразила.

– Если бы я сразу же узнала всю правду, мне было бы еще труднее смириться со смертью сударя Томаса. Гибель по воле природной стихии менее печальна, чем гибель по воле злодеев. Леди Глэдис пыталась уберечь меня от правды, от лишней боли. И от ненависти. Наверное, так.

– Всегда знал, что вы – не дурочка. Но характер у вас – взрывоопасный, леди Марта! Будьте менее требовательны к тем, кто вас бережет! Есть и еще...

Адвокат осекся на полуфразе. Я заподозрила новый секрет.

– Еще – что?

– Ничего. Так, обмолвился...

– О сударе Томасе? Вы подумали о нем, верно?

– Нет, леди!

– У вас глаза стали вдруг печальные-печальные, сэр! Значит: да!

– Хорошо, сдаюсь!.. Но вы пожалеете, что сунули нос не в свое дело!.. Простой вопрос: снилось ли вам в кошмарах, добрая дева, как настоящие мужчины подавляют восстания? И еще один: вы точно знаете, из кого именно текла рекою кровь, упомянутая в нашей правдивой газете?

– Довольно! Вы правы! Я – пожалела!..

Я и мистер Тимати легко понимали друг друга. Жених ясно дал мне понять: не только бомбисты, но и сударь Томас – вовсе не безгрешный ягненок. Я побоялась додумать, как именно мой чаеторговец пресекал неповиновение на своих бесценных плантациях...

– Для бомбистов адвокатов нет. Виновных быстро повесят. И вам не надо их ненавидеть. С ними покончено! – ободрил меня жених. – И о чем вы теперь молчите, моя прелесть?

– Просто молчу. Ни о чем.

– Опять врете! Я сердцем чую!

– Адвокатам не полагается иметь сердце, сэр!

– Я в курсе. Но сердцу этого – не докажешь!..

Выудить у меня признание жениху не удалось. Я отвлекла его поцелуями.

Я думала тогда: «Теперь-то Зайка никогда больше не увидится с Тони! И правильно! Так им и надо, тварям! Я их ненавижу!.. Но нельзя говорить Тимати про Зайку! Никому нельзя! Или – ее найдут! И повесят!.. Может, ей теперь страшно – и она одумается, исправится?..»

Логики в том размышлении было мало. Мне ли, дважды вдове, жалеть бомбистку?! Но не всё в этом мире линейно и однозначно...

В середине июня, полностью восстановленная в правах, я, маркиза Рашорш-Фонтьер, отправилась в поместье, доступ в которое так долго мне запрещался...

Молодая горничная, распаковывая мои столичные покупки, глупо верещала:

– Маркиза, вы слишком похорошели в Лондвиссе! Маркиза, ваш адвокат не только ловок, но и безумно красив! Маркиза, вам жутко идет траурное платье из бомбазина!

Мое терпение взорвалось на слове «бомбазин». Я с руганью выставила горничную за дверь моей спальной комнаты.

– Ох-ох! Зловредная хозяйка нам попалась! Ничем ей не угодить! – наябедничала горничная дворецкому, даже не отойдя от двери.

Я выскочила из комнаты и крикнула дворецкому:

– Уволить болтушку! Живо! Сию минуту!

– Будет исполнено, миледи! – согласился дворецкий. И отвесил мне низкий поклон. – Счастье-то какое! Дожил я, наконец-то, до явления твердой хозяйской руки!..

Остывши, я простила болтушку, но здравый смысл не дал мне отменить приказ. Как можно держать в доме прислугу, у которой не хватает ума ругать хозяйку там и так, где и как хозяйка не услышит, – подальше да потише?! Дураки бывают опаснее злодеев! Потому что глупцы часто делают зло случайно, без цели и без смысла, и потому предугадать их действия – труднее, чем лукавые проделки умных людей...

Вскоре твердая хозяйская рука оказалась опасно близка к тому, чтобы выдрать с корнем рыжую бороду самого дворецкого! За жестокое обращение того с моим безобидным вампиром!

Пока Миффи резвилась во дворе, играя с какими-то чумазыми детьми, я обошла весь дом и раздала кучу приказов по хозяйству. И заказала на вечер пирогов с мясом.

И отправилась в подвал, самолично волоча клетку с белыми короткоухими кроликами. Дворецкий топал рядом, неся на плече ружье.