Лондвисс для Марты

LII. Вот вы уже и знаете...

LII. Вот вы уже и знаете...

Я не люблю словечко «эпилог». Когда я дописываю этот роман, я всё еще жива-здорова. И очень счастлива. А эпилог подобен надгробию. Но ведь всем нам, упомянутым на страницах этой книги, сейчас вовсе не нужны гробницы. Даже тем из нас, кто по воле рока – вампир.

Мои внимательные сэры и леди! Вот вы уже и знаете, чем стал серый Лондвисс для Марты Ронс: кошмаром, болью, ошибками, удачами, огромной взаимной любовью...

Теперь-то я хорошо помню первое слияние моего взгляда со взглядом Тимати, хотя моему мужу пришлось самому воскресить тот миг в моей памяти...

Вот, гремит лендлер «Грезы любой госпожи». И меня пугает бас герцога Гримпена де Трясса, любезно встречающего гостей. Вот, моя ехидная пикировка с блудливым маркизом превращается во многообещающий флирт – из-за аромата апельсинов из французской сказки о Золушке. И только на миг, сквозь видения цветущего гибискуса и кадупула, умирающего в первых лучах рассвета, проглядывает реалистическая фигура строго одетого, слегка нахмуренного джентльмена, лицо которого кажется мне смутно знакомым.

Тимати утверждает, что мы мельком виделись в банке «Всегда Офширно» за пару дней до того судьбоносного бала. Этого я вспомнить не могу, как ни стараюсь. Но наш миг на балу – когда приглашение на полонез, полученное мною от томного маркиза, совпало с любопытным, но прохладным взором незнакомца, – тот миг, освеженный напоминанием адвоката, я теперь уже никогда не забуду. Потому что тот краткий миг дал подлинное начало моей новой, хорошей жизни в Офширно. Ведь Тимати уже тогда принял конкретное решение, и только моя волшебно-нечаянная глупость помешала нам сразу же обрести друг друга...

Сегодня славный вешний денек. Лениво крапает дождик. Всюду – серенько и уютно. Совсем-совсем по-английски.

Тимати вот-вот докончит план выступления в защиту какого-то лихоимца. Выйдет из кабинета, пройдет сюда, в столовую. Ведь стол уже накрыт, лакомства чаруют, а Эндрю ерзает на высоком стуле, силой воли не давая себе надкусить котлету раньше появления отца.

– Фель кричал, чтобы я отстала! И что я – тупая! Опять! – вопит Эмили, вбегая в столовую. – Мама, вели нашему Фелю мне не хамить!

– Он – не джентльмен, а вампир, дочка! С него взятки гладки, – улыбаюсь я.

– А чего ты к нему приставала? – спрашивает Эндрю у сестры. – Он со вчера не спал. Страдал чего-то. Понимать человека нужно! Дурочка!

– Мам, скажи Эндрю, чтобы не обзывался! Пусть ведет себя вежливо! – требует Эмили, усаживаясь за стол и щелкая пальчиками по жестким складочкам ало-белой юбки.

– Не обзывайся, Эндрю! – говорю я. – Будь правильным! Ведь ты – джентльмен!

– Тогда – ладно, – кивает мне сын. – Тогда – не буду. Хотя ведь я-то младше Эмили на три года, и потому она должна меня баловать и терпеть. Так Арина сказала.

– Арина слегка ошиблась! – Я мысленно даю себе обещание отругать няню. – Ты – мужчина! И ты – брат! Ты должен быть для Эмили опорой и защитой, Эндрю! Положим, баловать тебя она может. А вот терпеть твои выходки – нет, не обязана.

И тут нам является Тимати-лучезарный.

– Привет, солнышки! – восклицает он. – Эндрю, не хватай котлету руками! Ты же не оборотень! Эмили, что мне надо купить вам с братом на обратном пути из суда?..

Пока дети наперебой заказывают подарки, я перебираю в уме проблемы прекрасной весны: надо где-то добыть нового щенка для юного сердцем Феля, потому что наши оборотни уже подросли да поскучнели; надо навести порядок в женском обществе «Равноправие дам», а то собранные средства последнее время испаряются в никуда; надо, как ни крути, выбрать для Эмили частную школу, потому что гувернантку в доме наша Арина не потерпит...

Я благодарна сэру Случаю за то, что он уже много лет подбрасывает мне лишь мелкие проблемы, оберегая меня от крупных. Ну, в самом деле, не считать же мою нынешнюю кампанию против легализации деятельности ведьм серьезной проблемой? Мы, нормальные женщины Офширно, всё равно круче и сильнее всех местных ведьм! Хотя бы потому, что, в качестве алиби на все случаи жизни, мы имеем тот аргумент, что мы-то – вполне нормальные леди!

Я искренне благодарна маркизовой Ирдали за то, что она подло заперла крышку люка над моей головой. В корыстных целях призрачная невеста причинила мне зло: разлучила и с родиной, и с родными. Но моя логика и моя интуиция всегда дружно встают на защиту славной белой леди: Ирдали обладала даром предвидения – она наверняка верила, что в Офширно Марта Ронс обретет счастье.

А я ведь счастлива рядом с мужем – наверное, даже более счастлива, чем весьма довольные судьбою Рэксор и Миффи, живущие в личном домике и недавно наконец-то народившие новое хвостатое чудо природы.

Как-то раз, не утерпевши, я сказала Тимати, нежившемуся в ту минуту в постели: «Я привыкла, что в мире существуют вещи, которые нельзя понять умом... Но... Всё-таки... Как ты... Ты – такой выгодный, деловой, жесткий и черствый вершитель судеб!.. Как ты – такой весь не мягкий, а циничный, лживый адвокатище! – как можешь ты всегда быть великодушным, добрым и щедрым ко мне и к Эмили? Таким бесконечно любящим – как, а?! После всего, что я натворила, мы с ней этого вовсе не заслуживаем...»

«Во-первых, Эмили ни в чем не виновата, – поучающе проворчал Тимати. – А во-вторых, ты тоже – не очень... Все когда-нибудь идиотничают... Особенно по молодости... Тем более – после психушки! Ха-ха!..»

Но я упрямо настаивала на более четком и серьезном ответе.

И Тимати сдался – открылся: «Солнышко! Ты помнишь подписку о неразглашении наших бесед, которую ты дала мне, когда была в тюрьме?.. Помнишь ли ты, что не только мои советы и уловки, но даже цену моих услуг ты обязалась держать втайне от общества?.. К твоему сведению, Марта, я беру такие подписки абсолютно у всех клиентов... Никто, кроме конкретного клиента, не в курсе моих деловых или задушевных отношений с этим самым клиентом... Я умышленно позиционирую себя в обществе как продажного, сволочного, несломимого персонажа, способного защитить в суде любого отпетого подонка. Но как наше общество может знать: кто – отпетый, а кто – нет? Как толпе пронюхать, как я выбираю подзащитных: только лишь из-за денег или по каким-то иным соображениям? Я сам подкармливаю «утечкой сведений» о моей черствости и продажности сплетников Офширно. Вся вода лжи – на мою мельницу, разумеется, льется! Но с чего моему-то солнышку думать, что и мука мелется – фальшивая?..»