Лора

Лора

Лора давно не вставала днем. И не уходила так далеко от пристанища. 

Ярко. И солнце слепит. Она щурится, привыкает, поглощает кожей тепло, щедро выплеснутое с неба. Липкий песок цепляется к ступням, подол платья промок и мешает, но она все равно бежит, потому что день короток, и нужно успеть… Куда? Неважно. Лишь бы подальше отсюда. Ускользнуть, сбросить оковы, освободиться. Вырваться из ненавистного плена, в который сама себя определила.  

Это было давно. Лора не помнит, сколько прошло времени. Помнит боль. Кровь, смешавшуюся с водой, и оттого вода эта темна. Обломки судна, усеявшие поверхность ее, и каждый из них обманчиво крепок. Руки скользят, стараясь ухватиться, но тяжелое платье набрало воды и нещадно тянет вниз. Во тьму. 

Мрак и вода… 

Холодная, она забивает горло, и крик застревает в нем не проглоченным ужасом. Неизбежностью.  

Лора мотает головой, стараясь выбросить назойливые мысли, заполняя создание лишь одним стремлением – к свободе. Чайки угрожающе хлопают крыльями, противным криком предупреждают о цене. У свободы всегда высокая цена, и Лора это знает. Ей не хватит сил, чтобы расплатиться. Не хватит крови.  

Она должна вернуться. Это так просто – повернуть назад, найти путь по еще не затертым водой следам, и береговая линия приведет домой. Туда, где Лору ждут. Туда, где вода огибает камень, скрывая под толщей опасные острые скалы. Где высится горбом поросший деревьями утес, тянется к небу, словно пытается вырасти еще больше. В ущельях его темно и сухо, и именно там место Лоры. 

Солнце ее не хочет. Оно обожжет молочно-белую кожу, испортит шелк волос, ослепит. И мир, обманчиво прекрасный, живой – погубит.  

– Я устала… 

Шепот растворяется в недовольном чаячьем крике и шуме волны. Она лижет пятки, ластится, трется о ноги сытой кошкой. Но Лора знает, насколько обманчивой бывает волна. Она видела вспоротые животы лодок, открытые переломы мачт, изорванные в клочья паруса. Она помнит сильных мужчин, барахтающихся в воде. Они из последних сил боролись за жизнь. И Лора хотела бы помочь, но нельзя. Нельзя жалеть их, иначе Лора умрет. Такова плата за месть, за вечную жизнь, за удовольствие каждого вдоха. Сочувствие – непозволительная роскошь. 

Кровь сладка, и Лора пьет ее жадно. Наполняется силой гибкое тело, голова кружится от восторга. Чужая жизнь разливается по жилам, питает мертвую плоть. Только в такие моменты Лора счастлива. Так ли важно, что будет потом? 

– Я устала убивать. 

Вода равнодушно выбрасывает на берег горсть ракушек. В детстве Лора собирала их, хранила в плетенной из лозы шкатулке, которую прятала под кроватью. В том доме пахло рыбой и дымом, на стенах плотной паутиной висели рыболовные сети. Их плел мужчина, Лора помнит. Отец... Сгорбленная спина, выдубленная солнцем и ветрами кожа, развевающиеся серебряные волосы. Лора не сохранила в памяти лицо, но точно знает, что глаза у него светло-серые, с бурыми крапинками около зрачков. И она уверена, что, если найдет его, будет в безопасности. 

– Он умер, – нагло смеется вода, то накатывая, то отступая. Вода танцует, и Лора цепенеет от завораживающего действа. – Он мертв уже много лет. И ты мертва. 

– Неправда… 

Лора идет уже на чистом упрямстве, воля тает тем скорее, чем дальше она от утеса. Тяжелее становится тело, а ноги устали, и Лоре присесть бы, а лучше лечь на волну. Вода поможет. Вода принесет ее обратно домой. Туда, где темно и тихо, где Лора сможет выспаться, отдохнуть. А потом, когда луна выкатится на выпуклый небосвод, усеянный мелким бисером звезд, Лора получит силу. 

Но сначала она споет, ведь голос ее прекрасен. И кожа в лунном свете серебрится, сияет. Лора возьмет широкий костяной гребень, проведет по золотым волосам и подарит миру еще одну песню. Хрустальный звук разнесется по окрестностям, волна подхватит его, ударит о корму приближающегося судна.  

– Я не хочу... 

Слезы – тоже вода. И Лора глотает их, соленые, терпкие. В слезах есть сила, и волна пенится, ворчит. Тянется к Лоре, чтобы та поделилась. А лучше пусть вернется, и тогда ночью вода напьется крови, вынырнут из глубин бестолковые, юркие русалки, блеснут зеленой чешуей, оскалятся зубастыми ртами, выпрашивая жертву. И Лора даст им крови, она напоит Рейн, и река защитит ее. Только вместе они выживут. 

Смерть безобразна. И в безобразии этом совершенна. Скорее всего, каждый из убитых Лорой мужчин ее заслужил. Она слышала плач обманутых женщин, видела муки их, рожающих бастардов в грязи и сырости. Их обида и ярость порой заполняли голову Лоры, и она просыпалась в тепле и уюте своего ущелья. Выходила на воздух, поднимала лицо к небу, а потом, получив благословение луны, карабкалась на вершину утеса, высматривая корабли… 

И лишь сегодня проснулась от прикосновения губ к губам. Это был образ того, кого она похоронила в памяти. Его кровь впервые напоила реку, и Лора не жалеет, только вот…  

Солнце. Небо низкое с сизыми мазками облаков. Персиковый бок его тонет в Рейне, а голубой купол взрезан острыми крыльями чаек. Они кружат над Лорой, пищат, злятся. От криков их болит голова, и всего-то нужно – лечь на волну. Вода излечит, принесет покой. И больше не позволит разбудить Лору днем. Не разрешит потревожить… 

– Ты заблудилась?