Ловчий

Ловчий

Если бы десять лет назад, подростком-сиротой, Ейлай не подвернулся под ноги тому старикашке, его жизнь могла сложиться совсем по-другому. И не полз бы он сейчас по отвесной скале, выискивая в ней малейшую трещинку, чтобы уцепиться сильными пальцами, перебросить длинное худое тело в сторону и вверх, упереть мягкий носок кожаного чулка в крохотный выступ и замереть, наконец, в неподвижности, давая себе короткую передышку.

Три месяца он пытался отыскать гнездо. Оно оказалось дальше и выше, чем Ейлай предполагал изначально, отслеживая полёты парочки диких горных драконов. Здесь, на продуваемой западным ветром горе, на самой границе вечных снегов, драконы устроили гнездо в пещере. Всё бы ничего, но узкий выступ перед входом в пещеру находился почти на середине ровного, словно гигантским мечом обрубленного вертикального склона. Голый, местами покрытый корочкой льда камень старой горы временами крошился под пальцами, а временами оказывался гладким и прочным, как оплавленное стекло. Может, так оно и было, дикие драконы плевались огнём не хуже приручённых.

Распределив вес тела по трём точкам опоры, свободной рукой Ейлай достал из кожаного мешочка «чику» — сухой козий сыр — и разжевал маленький, с ноготь большого пальца, горьковато-солёный шарик. До гнезда оставалось совсем немного. Ейлай уже прижимался к скале под самым уступом, но до сумерек в пещеру было не сунуться. Драконья самка всё ещё не вылетела на охоту. Папаша-дракон, крупный, с синеватым отливом по краю чёрных кожистых крыльев, отсутствовал уже четвёртый день, а это значило, что он улетел за «ржавым огнём» и вернётся не скоро. Буро-красные камни, которые драконы жрали, чтобы поддерживать огонь в глотках, два раза в год — ранней весной и в начале осени, — до сих пор находили только в бездонных ущельях Паникорна, каменистой пустыни за Кривым морем. Когда молодой самец вылетел из пещеры и взял курс на юг, набирая высоту, Ейлай и решил, что настало время для ловли.

Наверху, на уступе, заскрежетало. Самка выбиралась из гнезда. Представив, как огромные когти впиваются в камень, как выталкивают длинное тело из узкой расщелины острые крючья на сгибах крыльев, Ейлай поёжился. На его спине широкой лентой шрама жило воспоминание о встрече с одним из таких крючьев. Старик-ловчий, взявший его в ученики, той встречи не пережил. За двухмесячных дракончиков, неуклюжих и мелких, ростом с некрупную собаку, платили немало, но и обходились они ловцам порой в цену собственной жизни. Именно за таким и охотился сейчас Ейлай. Приручить взрослого дракона, и даже подростка, было невозможно. Только до тех пор, пока не развернётся слипшийся кожаный панцирь крыльев, можно было совладать с маленьким демоном.

Дракониха топталась на выступе, клекоча. Из глубины пещеры ей отвечало потомство — высокие отрывистые выкрики резали слух, а «нежный» клёкот мамаши отдавался вибрацией в камне.

«Давай уже, улетай, наседка. Тоже мне!» — мысленно подгонял дракониху Ейлай. Ему ещё предстояло спускаться вниз с живым грузом на спине и делать это в полной темноте не хотелось. Наконец самка решилась. С края уступа полетели камни, воздушная волна едва не сорвала ловчего со стены — дракониха, тяжело загребая крыльями, отправилась искать пищу. Теперь нужно было спешить и, хотя у того, что драконы нашли себе гнездо в таком неудобном месте, были свои преимущества — здесь не водились никакие звери и у ловца было время на то, чтобы исчезнуть с добычей, — задерживаться у пещеры не стоило.

Ейлай двинулся вбок, обходя основание уступа, и вскоре забрался на него. Бледная луна, на миг проглянувшая в разрыве чёрных туч, высветила крошево мелких камней и свежие борозды шириной в ладонь на краю скального языка. В который раз подивившись, как за пару лет из беспомощных драконят вымахивают эдакие грозные махины, он шагнул в темноту пещеры и, только пройдя с десяток шагов, запалил фитиль маленькой лампы. Жёлтый свет обрисовал круг по потолку и стенам длинного лаза, под ногами хлюпало и хрустело. Из тёмной глубины гнезда послышалась возня и резкий писк. Это была удача так удача! Пищал не один и даже не два драконёнка. Целых три уродливых существа жались друг к другу, неловко пятясь к сырой стене у дна пещеры, пряча глаза от света, и все были самцами, судя по едва наметившимся костяным пластинкам гребней. Найти троих — значило найти пропуск в жизнь, ведь мамаша никогда не бросит оставшихся, чтобы гоняться за Ейлаем.

— Тихо, дети, тихо! — мягко уговаривал ловчий, примеряясь к шипящей троице.

Слипшиеся крылья делали их похожими на жуков-переростков. Двое прятали головы, а третий вытянул длинную шею и зашипел, переходя на высокий визг.

— Не ори, не услышит, — проворчал Ейлай, разворачивая баул из крепкой кожи и доставая три аккуратных мотка верёвки.

Дракончик снова зашипел, бесстрашно шагнув вперёд, и чуть не завалился на бок — подвели неуклюжие лапы. Глаза его были наполовину прикрыты плёнкой третьего века, но и той половины, что злобно сверкала в свете лампы, было достаточно, чтобы ловчий сделал свой выбор — из этого выйдет отличный боевой дракон для герцога!

Когда задние лапы драконьего детёныша были примотаны к передним, а пасть стягивала прочная петля из бечёвки, ловчий выдохнул и разогнулся, осматривая руки в дрожащем свете лампы. Разодранные перчатки он сунул в глубокий карман и легонько пнул связанного драконыша в отместку за кровоточащую царапину на левой кисти. Тот трепыхнулся, но не издал ни звука — бечёвка не позволяла. Щедро сыпанув на пол истёртого в труху корня трубчатой волчанки, отбивавшего любой запах, Ейлай запихнул добычу в торбу и покинул драконье гнездо.