Луна, сирень и револьвер

Луна, Сирень И Револьвер

Выстрел в лунном саду

Луна шалила. Она то выглядывала из-за слоя пышных, серо-ватных туч, создавая на садовой тропинке кружевную вязь из теней – то пряталась в тучи, как в перину, и тогда сад погружался в темноту. Воздух был напоен тысячами ароматов раннего лета, в котором нежный, едва слышный запах нарциссов смешивался с дыханием сирени...
Все это не могло не трогать чувств молодого человека, пробиравшегося по узкой тропинке к садовой беседке. На губах его играла умиротворенная улыбка, полной грудью он вдыхал благоуханный воздух летней ночи...
Но вот и беседка; юноша замер, прислушиваясь. Было тихо; только щелканье соловья прерывало тишину.
- Элен, вы здесь? – шепнул юноша, оглядываясь. - Элен?
На какое-то мгновение луна высунулась из-за туч, словно желая помочь влюбленному найти-таки свою прелестную Элен. Она осветила и беседку, и силуэт молодого человека...
И в ту же минуту раздался выстрел – сухой и резкий щелчок... за ним последовал крик боли и наступила тишина, в которой слышен был лишь шелест быстрых шагов, спешащих прочь от беседки.
Ранним утром следующего дня надворный советник Штольман, сидя в просторной зале старинного особняка, беседовал с молодой девушкой – бледной, без кровинки в лице. 
- Так вы говорите, Елена Станиславовна, вы нашли его примерно два часа спустя после выстрела? А как вы могли, простите, знать, когда был выстрел?
Девушка комкала в руке носовой платок, который, впрочем, был ей не нужен – на лице ее не было ни слезинки; однако темные тени под глазами и взгляд, устремленный словно внутрь себя – были много выразительнее рыданий. 
- Меня запер кто-то в моей комнате, - выговорила она с трудом.
- Запер? Зачем?
- Не знаю. Чья-то глупая шалость. Я ... мы с Сергеем уговорились встретиться в беседке. Мы там встречались каждый вечер, всегда в десять часов...
- Дальше, прошу вас.
- Доктор говорит, что есть надежда... что он выживет. Как вы думаете, это правда, или меня просто утешают так?
Штольман повернул голову в угол залы, где на креслах расположился доктор – полный, румяный мужчина в золотом пенсне. Тот кивнул, играя ложечкой в чашке чая.
- Рана не очень серьезная, - сказал он спокойно. - Не потеряй он много крови... но даже и так – опасений за жизнь нет, хотя он, конечно, очень ослаб.
Штольман перевел глаза на девушку.
- Так как мы помолвлены и день свадьбы уже был назначен, мой папенька не возражал против наших встреч по вечерам... Я одевалась в своей комнате, и уже взялась за шаль, как вдруг – щелчок – кто-то повернул ключ с той стороны... Моя комната в дальнем конце дома, я звала, кричала – никто не слышал. Только спустя два часа горничная, проходя мимо, услышала меня и открыла дверь. Я понимала, конечно, что Сергей не будет ждать меня два часа... но все же побежала в беседку – сама не знаю, зачем. Глупо, но я надеялась его там увидеть, несмотря ни на что... И, - она сделала паузу, – увидела... На полу беседки, в луже крови... Поэтому я и думаю, что стреляли именно тогда, когда он туда пришел, то есть – около десяти вечера...
Она утомленно прикрыла глаза.
- Давайте по порядку, - вздохнул Штольман. – Давно вы помолвлены?
- Недавно. Понимаете, наш дом – и этот особняк, дом родителей моего жениха – рядом стоят, их разделяет только сад, да еще ограда, конечно... но там даже калитки нет в ограде, только арка. Мы поселились здесь чуть менее года назад. И сразу же, - она засмущалась.
- Понравились друг другу, - чуть улыбнувшись, продолжил фразу Штольман.
- Да. Познакомились, подружились… обе наши семьи подружились, даже входить друг к другу в дом стали как к себе домой… потом Сергей объяснился. Мы уже готовились к свадьбе... Г-н Штольман, - внезапно попросила девушка – можно, я пойду к нему? Может, я ему нужна...
Штольман повернулся к врачу.
- Что скажете, доктор? Можно ли нам – мне и Елене Станиславовне – навестить раненого? В каком он состоянии?
- Для допроса непригоден, - покачал головой врач, - и я категорически против того, чтобы его мучили всякими разговорами.
- Но хоть пару вопросов?
Доктор вздохнул.
- Ладно, под моим присмотром, - проворчал он неохотно.

У постели раненого

Тяжелые жаккардовые шторы на окнах в комнате раненого были задернуты; в комнате царил полумрак. У кровати его тихо, с взволнованным видом сидели двое… точнее, трое.
Первый был высокий, статный молодой офицер в звании капитана. Это был как раз тот тип военного человека, про каких обыкновенно говорят – «блестящий». Яркий красавец-брюнет с точеным профилем, мундир с иголочки, осанка, выправка – короче, все в нем говорило о принадлежности к военной элите Петербурга. (Этот далеко пойдет, - отметил Штольман). Девушка, сидевшая рядом с ним, могла показаться серенькой мышкой на его фоне – и платье серого сукна с незамысловатым фасоном, и такая же серенькая шаль, и волосы, закрученные на затылке простым узлом - но Штольман, привыкший с первого взгляда оценивать возможности женщины, тотчас решил, что «все не так, как кажется». Высокий чистый лоб девушки, правильные черты лица, но главное – выражение глаз, умных и спокойных. Эге, немного усилий хорошей петербургской модистки да толкового куафера – и мышку можно будет преобразить так, что она станет украшением любого петербургского салона. 
Третьей же в этой комнате была пушистая трехцветная кошка, приютившаяся в ногах кровати.
Штольман представился, стараясь говорить вполголоса:
- Следователь Штольман, Яков Платонович. Могу я узнать, с кем имею честь?
- Рощин, Георгий Валентинович, - встав, представился военный.
- Вы – родственник потерпевшего?
- Старший брат. Приехал из полка две недели назад – по поводу намечавшейся свадьбы брата. Подал прошение об отпуске. Больше года дома не был, - он вздохнул, - думал отдохнуть... А тут такое несчастье...
- А вы, мадемуазель? – повернулся Штольман к барышне.
- Это Софи, наша кузина, - ответил за девушку Рощин-старший.
- Тоже приехали по поводу свадьбы?
- Да нет-с, я всегда тут живу, - спокойно ответила та.
- Софи сирота, дочь покойной папенькиной троюродной сестры, - пояснил Георгий. – Мы с детства вместе росли.
И, оглянувшись на кузину, он как-то особенно тепло улыбнулся.
- Господа, мы нарушаем покой раненого, - вмешался громким шепотом доктор. – Не лучше ли нам поговорить в другом месте?
В это время Штольман, пристально наблюдавший за лицом раненого, отметил, что веки его слегка шевельнулись.
- Г-н Рощин, вы слышите меня? – спросил он, склонившись к постели и сделав в сторону остальных жест рукою, призывая их замолчать.
- Да, - шевельнулись губы молодого человека.
- Вы видели того, кто стрелял в вас?
- Нет.
- У вас есть враги? Вы подозреваете кого-нибудь?
- Нет, - он закрыл глаза.
Итак, с досадой подвел итог Штольман, информации от этого раненого - не больше, чем от покойника. Хотя, впрочем, от покойника толку больше – если привлечь к делу Анну…
- Давайте и в самом деле выйдем, - прошептал он, обращаясь к Рощину-старшему и Софи.
В зале, куда они прошли вместе, Штольмана поджидал Коробейников.
- Пулю нашли, а пистолета нигде нет, - доложил он. Штольман коротко кивнул, и, обращаясь к Георгию, спросил:
- Простите, это всего лишь полицейская формальность, но могу я узнать, где вы находились вчера в 10 часов вечера?
- У себя в комнате.
- Кто это может подтвердить?
- Мой денщик, никто более.
- А вы, мадемуазель?
- Я… тоже у себя в комнате, - произнесла она как-то неуверенно и бросила взгляд на кузена.
- Вероятно, ваша служанка также может это подтвердить?
- Но… у меня нет служанки. Хотя вспомнила. Как раз в это время… или около того… я спускалась на кухню взять себе чашку чаю. Вероятно, кухарка подтвердит, да, конечно…
Штольман даже не повернул головы в сторону Коробейникова, даже не бросил взгляда в его сторону – Коробейников все понял сам и неслышно выскользнул из залы.
- Г-н полицейский, тут вас г-жа Рощина изволили хотеть видеть, - прошептала, сунув нос в комнату, горничная.
- Кто, простите? – переспросил Штольман.
- Она имела в виду нашу маменьку, - объяснил Георгий.
Уже через минуту Штольман входил в личный кабинет пожилой дамы.
Хозяйка дома, сидя у стола на кресле, смотрела в одну точку, и на лице ее отражалось только одно чувство – сильнейший гнев. Судя по всему – характер еще тот, решил Штольман. Он знал таких дам – властных, привыкших повелевать не только слугами, но и всю семью держать в ежовых рукавицах - так, чтобы перед ней по струночке ходили… 
Руки ее сжимали подлокотники кресла, и Штольман обратил внимание на пальцы, странно и страшно искривленные какой-то болезнью.
Подняв глаза на Штольмана, она не прошептала, а скорее прошипела:
- Найдите того, кто посмел... Найдите!!!