Лунная дорожка

Глава 1. Каждый должен...

Однажды - рано или поздно - любой человек задумывается о жизни, а задумавшись - решает ее изменить. Этому недугу, известному под именем тяги к переменам, подвержены все без исключения. Пахарь хотел бы однажды отложить плуг и проводить свои дни в праздности, с мехом вина и красавицей в объятиях. Высокородный лорд желает хоть ненадолго сбежать от государственных дел, чтобы предаваться порокам, доступным простым селянам. Замужняя женщина ищет себе молодого воздыхателя, жрец не прочь взять в руки оружие, а судомойка - вздеть на голову диадему знатной дамы. Кто знает, не жмет ли самому Королю его корона...

Для многих дело ограничивается пустыми мечтаниями, однако есть и те, кому изменить свою судьбу действительно жизненно необходимо. У некоторых из них все получается как нельзя лучше, но есть на свете и куда менее удачливые. Такие люди для достижения цели прилагают поистине титанические усилия и порою, сколько бы препятствий не оказалось на их пути, добиваются своего.

Велди хотела совершить побег. Не то, чтобы ей так уж не нравилось житье в школе, отнюдь. Здесь она познакомилась с хорошими людьми, нашла друзей, узнала массу интересного и научилась такому, чего не знал, наверное, никто из ее прежней жизни, а уж из бывших подружек - так точно никто. К тому же именно в школе Велди испытала первую настоящую любовь. И все-таки в тринадцать лет хочется быть рядом с мамой, особенно если той сейчас как никогда требуется помощь.

Но обо всем по порядку.

Велди совсем не знала отца, а мать ее видела мужа два раза: на свадьбе, проведенной по строгим законам Востока, где меньше всех спрашивают невесту, да следующим вечером - в руках городской стражи. Хмель еще не совсем оставил молодца, он возводил хулу на семью убитого им в драке плотника и торжественно обещал вырезать всех, кто на него донес. Законы к убийцам суровы: мужика ждал богатый выбор из тюрем всего Королевства, а то и петля.

Поседевшие в один день родители жениха так и не смогли пережить стыд за непутевого сыночка, скоро покинули Кулань, оставив дом плотничьей родне и больше их никто не видел.

Своих, местных горожане все-таки щадили, и хотя на соседних улицах здорово прибавилось тем для сплетней, восточникам в тех пересудах доставалось куда больше. И все бы, пожалуй, вернулось однажды в прежнее русло, да только живот Сангары вдруг начал заметно расти.

Ну, тут уж злые языки было не остановить. Даже ближайшие соседи нет-нет, а поминали чреватой ее неудачное замужество, что говорить об остряках с Залесья или Горючей. Сангара стала бояться нос из родительского дому высунуть, так ее в конце концов затравили добрые жители Куланя. Тогда седой Хельмер, отец готовой вот-вот разродиться женщины, вынес за ворота большую колоду и два топора. Он и так был ужасно зол, что послушал жену и ее соплеменников, уважил чужие обычаи, а теперь совсем вызверился и решил все сделать по-своему. Одним топором он вооружился сам, второй воткнул в мягкое дерево и бросил клич: всякий, кто желает что-либо сказать по поводу его дочки, пусть выйдет и попробует в честной схватке укоротить его на голову, либо отныне и вовек молчит. Трижды вызывал смельчаков дедушка, обещая трупы их, до каковых непременно дойдет дело, прилюдно осквернить. Стража стояла поодаль и не вмешивалась: права честного поединка у мужчины отобрать нельзя, это вам не спьяну ножом махать.

Никто так и не решился испытать удачу. За какую-то девку брюхатую еще под топор лезть? Увольте.

Открывшего как-то после в кабаке рот дуралея Хельмер избил, под всеобщий хохот, селедкой. Это не столько больно, как позорно и с тех пор о Сангаре больше не судачили. Во всяком случае, прилюдно.

В тот памятный день, когда грозный северянин, прозванный в молодости Разрывателем цепей потрясал топором, в мире стало на одну девочку больше. Мать нарекла ее Велди - в честь богини, хранящей в ладонях женское счастье, а потом очень долго не отрывала от груди, словно опасаясь, что с дочкой в таком случае непременно случится напасть. Малышка, не знавшая бед, спокойно росла под защитой родных, дружила и враждовала с соседскими детьми, в меру проказила и была, по утверждению других, очень милым ребенком. Своим-то она была хороша всякой.

Об отце Велди, конечно, кое-что слышала, но ни имени, ни лица его не знала. Так, какие-то байки о столичных застенках. Ну и вроде бы на "А" его звали... Разве эти нездешние имена запомнишь... В семье о неудачном замужестве Сангары не говорили вовсе, да и уличане со временем языками мололи все реже. Приехали из-за Леса какие-то чужаки, стремительно решили свадьбу играть, да так же быстро и уехали. Ну и скатертью дорожка. Самим бы до весны дотянуть... И уж конечно, Велди совершенно по ретивому восточнику не тосковала.

Затем наступили тяжелые времена. Умерла, немного не дотянув до сорока, бабушка Тенара, совсем еще юной отдавшая сердце угрюмому северному каменщику по имени Хельмер. Тот отправился за супругой в Верхний мир тремя годами позже.

Десятилетняя Велди с матерью, похоронив стариков, остались совсем одни. Никто не спешил, как бывает в красивых сказках, брать Сангару в жены, а щедрые богачи и добрые кудесники обходили бедные кварталы стороной. Чудеса - они тем и запоминаются, что происходят раз в сто лет, да и то не абы с кем.

Сангара продолжала разносить посетителям небольшой харчевни еду и только вздыхала вечерами, глядя на заработанные за день медяки.

Денег едва хватало на пищу, скромное хозяйство, несмотря на усилия остающейся за старшую Велди быстро пришло в упадок и семья была вынуждена сначала на всем экономить, затем продавать вещи, а в итоге - и влезать в долги. Соседи, уважавшие память Хельмера, поначалу еще помогали кое-чем, но к зиме их щедрость иссякла, а холода - готовы к ним люди или нет - приходят каждый год. Чтобы не мерзнуть зря, той зимой Велди стала вхожа в таверну и, помогая мыть грязную посуду, зарабатывала себе и матери лишний пятачок.