Лунная песнь

Глава 1. На Север

Треклятые бабочки…
Впрочем, на Севере бабочками их называли для простоты. Обманчиво безобидные голубянки с прозрачными аквамариновыми крылышками действительно походили на прекрасный вид чешуекрылых, но были не созданиями материального мира, а низшими духами.
Все мое детство голубянки порхали где-то рядом.
Трепещущие крылышки касались мозолистой руки отца, пока он ловко стругал ножом очередную деревянную игрушку. Бабочки садились на шерстяное платье матери, лезли к раскаленной чугунной сковороде, где в пряностях румянилась картошка, норовили скользнуть в пламя конфорки газовой плиты, – подтверждение прогресса, который не без труда проникал в наше захолустье.
С приходом темноты голубянки волшебными светлячками кружили над столом. Под их танец я со старшим братом Лэнсом как захватывающую сказку слушала о минувшем дне родителей, проведенном в обычных заботах говорящих с духами.
В вечном присутствии голубянок не было ничего удивительного. Бесплотных мотыльков непреодолимо манили крохи духовной силы, которую родители волей неволей приносили из Шепчущего леса. И уже несколько лет я не смахивала ни одной призрачной светящейся крохи с плеча, не видела их мимолетные стайки над головой.
Чему была несказанно рада, ведь в городе духам не место. Как и людям не место среди духов.
Жаль, родители считали иначе.
Поэтому, едва я заметила маленькую прозрачную бабочку, вьющуюся над письмом брата, по спине пробежала дрожь. И дело было не в том, что голубянка казалась лишней в комнате студенческого общежития военной академии.
Минуло четыре года, но воспоминание о мгновениях, разделивших жизнь на до и после, нисколько не поблекло.
Мгновениях, когда дядя рывком откинул темное покрывало с моих мертвых отца и матери. Когда голубянки фонтаном хлынули вверх, я, обмякнув в руках Лэнса, рассмотрела, что мелкие прозрачные твари полностью облепили неподвижные тела родителей.
Голубянок набралось за сотню. Всех их привлек огромный выброс столь лакомой для них силы. Но даже этой мощи оказалось недостаточно, чтобы мама и папа выжили при столкновении с могущественным хейви, злым духом, несущим только смерть.
Так наша сказка обернулась кошмаром. Терпеть не могу голубянок. Проклятые паразиты.
Я с омерзением отогнала как ненавистного мотылька, так и запоздалую мысль, что по законам тонкого мира дух должен был развоплотиться, оказавшись так далеко от дома.
Моя соседка по комнате Аннерит, которая лениво развалилась на узкой кровати и с полчаса аккуратно пилила ноготки, с недоумением замерла. И неудивительно: в её венах не текла северная кровь, она не чувствовала и уж тем более не видела мелкую голубую дрянь. Со стороны для неё я бессмысленно махала руками.
– Лия, что это с тобой? Взываешь за помощью к духам? Как-то поздновато, экзамены и защита диплома уже позади, – вызывающе, но беззлобно хихикнула Аннерит и вернулась к пилению ногтей. Ее представление о возможностях сущностей тонкого мира всегда было оторвано от реальности. – Хотя знаешь, по мне даже духи будут лучше, чем комары. Если ты нашла там комара, просто убей его и ничего не говори. Каждый год в академию вбухивают уйму галентов, а почистить или осушить дурацкий пруд прямо под нашими окнами никто так и не соизволил. Сколько раз я говорила отцу... А вода?.. Нет, ты вообще осознаешь, в какое положение нас поставили? Послезавтра церемония вручения дипломов, а горячую воду просто взяли и на неделю отключили. Где прикажете мне мыться?... Мало я вытерпела за эти годы? Одна строевая подготовка чего только стоит, в прошлый раз я вообще...
Я не сдержала нервной улыбки, по привычке пропуская большую часть бесконечной болтовни соседки мимо ушей.
Я приложила столько усилий, чтобы убедить окружающих в своей нормальности, хотела навсегда забыть про тонкий мир, а теперь по комнате летал настоящий, пусть и низший дух, которого во всём общежитии могла видеть только я.
Приближался день выпуска, а в Академии внутренних сил некоторые на меня до сих пор смотрели косо, – в офицеры пошла девчонка с Севера, да ещё из семьи говорящих с духами (вот же угораздило проговориться). Клановую татуировку на плече в виде опрокинутого полумесяца я довольно быстро догадалась прятать под одеждой, но пепельно-серебристые волосы, смуглая кожа и глаза цвета талого льда притягивали непрошенные взгляды. Больше выделялись только темнокожие с Юга, но их боялись и уж точно не доставали просьбами передать послание давно почившей бабушке. Не понимая, что к спиритизму и общению с покойными я не имею никакого отношения.
Нередко обыватели столицы отрицали само существование и северных духов, и всего тонкого мира. Не в моих интересах было их переубеждать. Север находился слишком далеко от центра, а в огромном городе Галентене, незыблемо материальном и руководствующимся разумом, мое прошлое в поселении среди лесов, наполненных потусторонними сущностями, напоминало дурной сон. В реальном мире, пропитанном запахом бензина и раскрашенным огнями лампочек и фонарей, питающимися от электрической сети, никому не было дела до оберегов от злых духов.
Голубянка куда-то пропала, и я вернулась к конверту с цветастыми марками. Я прекрасно знала, что в ближайшем к моему поселению городке не так давно установили таксофоны, и в студенческое общежитие можно было позвонить, но мой брат Лэнс не признавал современных способов связи.
Он всегда отличался упрямством.
Когда родители погибли, брату едва исполнилось двадцать. К тому времени Лэнс дал клятву говорящих с духами, а до моей инициации оставалось всего полтора года.
Лэнс так до конца и не простил меня за то, что я всё бросила и уехала сразу после похорон. Что променяла Север на сомнительное удовольствие нести службу государству, частью которого северяне себя почувствовали лишь недавно.
После присоединения земель от реки Латунь до Кривого великого хребта к пяти объединенным королевствам почти два столетия назад, наши кланы полвека не знали, что стали частью огромной развитой империи Галентии. С тем же успехом заявить о владении моей родиной могло любое другое государство.
Отгремела революция, империя сменилась республикой, вперёд с ещё более неудержимой скоростью рванул технологический прогресс, но пока одна из малочисленных экспедиторских групп не обнаружила на Севере редкие полезные ископаемые, северяне и власти упорно игнорировали друг друга.
Брат искренне не понимал, зачем я пошла в военную академию. Объяснять ему, что только она давала возможность жить на служебной квартире после окончания обучения, было бесполезно. Для Лэнса лучше бы у меня и вовсе не было ответа, чем такой.
Но вопреки разногласиям и обидам мы поддерживали связь. Брат знал, что скоро у меня выпускной, поэтому, должно быть, он и написал. Ждать его в столицу не стоило, но всё же он не мог пожалеть скупых формальных поздравлений для своей сестры.
Свет настольной лампы желтил тонкую дешёвую бумагу, кривые строчки прыгали перед глазами, ведь почерк Лэнса желал лучшего. Несколько минут я разбирала несколько простых предложений, и когда закончила, покачнулась и едва смогла сесть на кровать, а не рухнуть там же, где стояла.
– Лия?.. – с недоумением подняла на меня большие глаза Аннерит.
Пилочка замерла. Генеральская дочь, живущая на общих правах в студенческой общаге только из-за лопнувшего терпения отца, даже на тренировках появлялась с безупречным макияжем. Мой взгляд зацепился за блестящее гладкое покрытие её ногтей.
Я нуждалась в любой малозначительной детали, чтобы остаться здесь и сейчас. Балансировать в настоящем, не скатиться в черное ничто.
– Что-то случилось дома?.. Лия!
Я молчала. Не хотела не то что озвучить, даже прокрутить смысл послания в голове. Будто сказанные вслух слова мгновенно обретут силу реальности и уничтожат остатки самообладания.
Аннерит, обычно бесчувственный кусок самолюбия и эгоизма, неуверенно встала и подошла. Когда она неловко меня обняла, я не выдержала и громко разрыдалась ей в плечо, заливая слезами идеально выглаженную рубашку.
***
Я не смогла внятно сформулировать истинную причину своего возвращения на родину накануне церемонии вручения диплома, пропуском которой я нарушала строгие правила академии. В деканате за меня говорила мало что и сама понимающая Аннерит, она же, переборщив, прибегла к родственными связями и даже заручилась поддержкой ректора.
Диплом обещали выслать по почте в течение месяца и в качестве исключения отложить распределение для несения дальнейшей службы на неопределённый срок, но мне было всё равно. Вещи, которые ещё вчера были важны, потеряли смысл.
Мой брат был болен. И не чем-то, что лечится зельями, припарками или антибиотиками, привезёнными из центра.
Изумрудная гнильянка. Хворь, которую я считала мифом. Отец рассказывал нам с Лэнсом про эту болезнь. Она постепенно уродует тело, шаг за шагом трансформируя несчастного в чудище, находящегося на грани нашего и тонкого мира. Не ограничиваясь плотью, она разъедает душу, лишает человека законной вечности, перерождая в телесное воплощение злого духа.
Как объяснить не северянину, что эта болезнь хуже смерти, ведь после смерти есть жизнь?
В пять утра я стояла на платформе столичного вокзала.
Погода в начале лета в Галентене отличалась непредсказуемостью, и под тонкую курточку просочилась влажная и гадкая прохлада. Искаженный громкоговорителем голос невнятно объявлял ближайшее расписание, наполняя воздух трескучим гулом. Вокруг мельтешили заспанные лица.
Лощёный современный вид новенького поезда передо мной настойчиво убеждал, что даже где-то далеко на Севере люди не могут умирать от мифических болезней, которыми пугали непослушных детей, чтобы они не бегали без спроса взрослых в Шепчущий лес.
Большую часть слёз я выплакала ночью, остальная застыла куском льда. Случайный прохожий налетел на меня, но я даже не взглянула в его сторону. Только крепче сжала продрогшими пальцами небольшую сумку с вещами.
– Девушка!.. Вы вообще слышите? – Хмурая проводница в синей форме смерила меня подозрительным взглядом. – Чего мнетесь?.. Или дайте ваш паспорт и билет, или отойдите в сторону, не мешайте людям!
Я равнодушно показала документы, выслушала что-то про понаехавших, и поднялась внутрь состава. С минуты на минуту поезд должен был тронуться, и пришлось пропустить вереницу провожающих, которые торопливо покидали вагон. Откуда-то пахнуло быстрорастворимой лапшой и кофе.
В купе к моему удивлению и одновременному облегчению никого не было. На столике россыпью лежали глянцевые рекламные буклеты, – единственное яркое пятно на фоне светлых бежевых панелей.
Я закинула сумку под нижнюю полку и легла, подсунув свернутую куртку под голову.
Тешить себя надеждой, что я смогу провести всю поездку в полном одиночестве, не стоило: следующей остановкой был Цэвинг, второй по размеру город страны, а через пару суток мы прибудем на курортные целебные места с солёными озерами, популярными в летний сезон. Таким образом поезд будет полон до самых северных границ, и только после должен резко опустеть.
За прошедшую ночь я не сомкнула глаз, и усталость закономерно брала верх. Едва я устроилась удобнее, поезд качнулся, и платформа медленно поплыла мимо. Постепенно нарастающий ход убаюкивал не хуже колыбельной.
Я почти провалилась в сон, когда дверь громко хлопнула и заставила вздрогнуть, а увиденное – несколько раз моргнуть.
В купе, занося большую сумку, зашёл мой ровесник, северянин.
Настоящий, с белыми волосам. С кожей, ещё более смуглой, чем у меня, и с пронзительными синими глазами. Такие яркие были редкостью даже для Севера.
Я не видела северян все четыре года, проведенные в Галентене, и растерялась. И, судя по застывшей позе молодого человека, он разделял мои чувства.
Мы синхронно поздоровались, и я поспешила разорвать секундный зрительный контакт.
Север не просто вновь возник в моей жизни. Он преследовал меня.
– Приятно так далеко от родины встретить собрата, – со сдержанной доброжелательностью произнес нежданный попутчик, быстро взяв себя в руки.
Он не без труда запихнул багаж под свободную нижнюю полку, пока я собиралась с ответом.
– Взаимно, – наконец, сказала я.
Я пыталась изобразить любезность, но мой тон выдавал меня и предательски говорил о прямо противоположном заявленному.
Возможно я и была бы дружелюбнее, будь причина поездки несколько иной, но судьба распорядилась как есть, а не иначе.
Я выдавила не лучшую из своих улыбок, и отвернулась.
Некоторое время попутчик шумно устраивается на нижней полке, затем затих. Единственным звуком остался монотонный стук колес, размеренный и спокойный.
***
Мне снился родной дом, каким он был когда-то.
Нагретое на солнце и потрескавшееся теплое дерево крыльца, простая банка с охапкой пушистых цветов. Их аромат наполнял небольшие, но уютные комнаты медовым запахом луга.
Глиняная посуда, с любовью расписанная мамой, колющийся шерстяной плед для прохладных ночей, которых на Севере немало. Раскиданные по дому удочки отца. Он каждый день собирался на рыбалку, но в конечном счете в самый последний момент неизменно уходил в Шепчущий лес.
Дом, куда я действительно хотела вернуться. Место, которое сохранилось только в колющих сердце воспоминаниях.
Из сновиденья вырвал громогласный голос проводницы, предлагающей чай. Я натянула на голову куртку, но затем поняла, что из-за приоткрытого окна подмерзла и правда не против чего-то горячего.
Я села, зевая, получила заветную порцию чая и на автомате отправила в темную жидкость содержимое сразу четырех пакетиков сахара. Крепкий сладкий чай согрел и в то же время прогнал остатки сна, и я огляделась.
Прошло не меньше половины дня, но верхние полки купе по-прежнему пустовали, хотя мы и должны были проехать минимум одну остановку в крупном городе.
Северянин непринужденно сидел, скрестив под собой ноги, и увлеченно читал толстую книгу. Её чересчур мелкий текст строго ограничивали прямоугольники абзацев. Это походило на справочник или словарь, в любом случае, выбор для чтения показался мне странным.
Тем не менее мой соотечественник достаточно увлёкся, чтобы его можно было спокойно и хорошенько рассмотреть.
Скорее всего он был на пару лет старше меня. Природа одарила его правильными чертами лица с типичными северными скулами – четкими и высокими. Попутчик казался худее большинства моих одногруппников из академии, но, кажется, был выше и имел неплохую ширину плеч. В столице мужчины носили короткие прически, молодой человек же отдал дань нашим традициям и отрастил волосы до самых лопаток. Их он забрал в конский хвост, использовав тонкую косу вместо резинки.
Мне вдруг стало весело. С таким смазливым личиком и длиннющей гривой его наверняка не раз принимали за девушку. И за волосами мой попутчик, по всей видимости, ухаживал не хуже Аннерит, цветные баночки и тюбики которой заполонили весь наш санузел.
Я хмыкнула громче, чем рассчитывала.
Молодой человек тут же захлопнул книгу. Она оказалась медицинским справочником, что не могло не подстегнуть моё любопытство.
На Севере признавали разве что целительство наложением рук, нашёптывания и лекарственные травы. В муниципальном центре правительство отстроило больницу, но пользовались ей прежде всего приезжие, работавшие на горнодобывающую компанию.
Но северян в принципе редко встретишь в центральной части страны, единицы из нас осмеливались на длительное путешествие. Мой попутчик вёл себя уверенно и был одет как обыкновенный житель Галентене: толстовка не безызвестной марки, модные кроссовки, джинсы. Он, как и я, был исключением из общих правил, и успел достаточно пожить в столице. Если подумать смелее, он даже мог оказаться студентом медвуза или молодым врачом, который решил проведать родных.
Только вряд ли те пребывали в восторге от выбранного им призвания и образа жизни.
Сосед аккуратно положил книгу между чашкой чая и початой бутылкой минералки, и миролюбиво проговорил:
– Если ты, как и я, едешь на Север, то вместе нам предстоит провести ещё несколько суток. Поэтому предлагаю познакомиться.
Он улыбнулся, на мгновение обнажив белые как жемчуг зубы. Молодой человек был прав, и я нехотя кивнула.
– Лия, – представилась я.
– Иллиан.
«Ледяной поток», – услужливо подсказала мне перевод память.
Наш народ давно говорил на всеобщем, но давал детям имена, используя старинное наречие. Водная стихия, к которой отсылало имя Иллиана, являлась отличным проводником духовной силы, а значит, его родители скорее всего были говорящие с духами, которые хотели, чтобы он проявил особые способности и продолжил их дело.
Я хорошо помнила эти тонкости, потому что моё имя имело схожее предназначенье. В переводе, конечно, звучало красиво: «Лунная песнь». Полная луна напитывала энергией духов и говорящих с ними.
С точки зрения Севера наши с Иллианом имена были сильны и подходили для проводников в тонкий мир, и в то же время требовали ответственного отношения к своим обязанностям защитников от него же.
Иронично, но кажется, мы оба пренебрегли возложенными на нас надеждами.
– Едешь к семье? – Спросил Иллиан.
– Да. – Мне потребовалась пауза, чтобы слова не застряли в горле. – Давно не виделась с родными.
Говорящие с духами всегда наследовали способности, и я по почти забытой привычке взглянула на плечо Иллиана в поиске клановой татуировки, но его руки, как и мои, прикрывали рукава.
Это было даже к лучшему. Отношения между кланами – чересчур сложная вещь, отягощённая прошлыми обидами, конфликты вспыхивали до сих пор и отравляли жизнь мирным жителям. Иллиан не походил на человека, который придал бы большого значения подобным вещам здесь и сейчас, но спокойнее было оставаться в неведении и не вносить ненужные акценты.
Мое внимание неожиданно привлекла голубая полупрозрачная бабочка. Она выпорхнула из-под сиденья, где лежала сумка с письмом Лэнса.
Дух, мельтеша, пролетел пару кругов по купе и приземлился прямо мне на коленку. И, судя по направлению взгляда Иллиана, он тоже её четко видел.
Точно из семьи говорящих с духами, да ещё и с передавшимся даром.
Я с отвращением запоздало дернула ногой, прогоняя от себя мелкую мерзость.
– Да у нас безбилетный пассажир, – шутливо нашёлся Иллиан, демонстрируя отличное самообладание. Но затем его голос дрогнул. – Но... Что этот мелкий дух делает так далеко от границы?.. Я не думал, что такое в принципе возможно.
– Я тоже. Тем не менее эта дрянь вьется вокруг меня с тех пор, как я получила письмо от брата, – я не собиралась рассказывать случайному попутчику личное, но не смогла противиться позыву поделиться с кем-то, кто знаком с тонким миром не понаслышке. – Хотела бы я, чтобы кто-нибудь мне пояснил, как она не канула в небытие.
Но у Иллиана явно не находилось хорошего объяснения.
Против воли я вспомнила про изумрудную гнильянку. Возможно, больной выделяет большое количество духовной энергии, или подобно простудному вирусу она сеяла «споры» болезни и на неодушевленные предметы. Меня не было на родине четыре года, я давно не концентрировалась, чтобы уловить проявления тонкого мира, и легко могла что-то пропустить.
Нехорошая дрожь пробежала по спине. А вдруг от письма можно заразиться?
Нет. Будь оно так, Лэнс ни за что бы не стал мной рисковать.
– Хорошо, что это просто голубянка, а не куда более серьёзный дух, – с легкой улыбкой сказал Иллиан, ободряя то ли меня, то ли самого себя. – Она никому не причинит вреда. Вообще я с самого детства люблю голубянок. Всё же они удивительно прекрасны, особенно – в лунном свете.
В меня коротко стрельнуло синевой его глаз.
– Любить их всё равно что любить паразитов, которыми они и являются, – я высказалась куда резче, чем хотела.
Я не знала, что именно послужило причиной вспышки: его отношение к этим мерзким созданиям или же отсылка к моему имени в одном с ними предложении, да ещё в таком контексте. Вероятно, Иллиан сказал, не подумав. В конце концов, мы оба давно не жили на Севере и разучились мыслить как северяне. Четыре года назад я бы даже решила, что он вздумал со мной флиртовать, используя намеки через игру слов.
Тем не менее желание говорить с Иллианом пропало, едва появившись.
На помощь мне пришла проводница. Она принесла постельное белье.
Я демонстративно засуетилась. Иллиан растерянно посмотрел на меня и тоже потянулся к комплекту, запечатанному в прозрачную упаковку. Когда он закончил, я уже лежала к нему спиной, уткнувшись в книгу, которую мне сунула в дорогу Аннерит. Я не была любительницей любовных романов, но была бы готова читать даже медицинский справочник Иллиана, лишь бы меня оставили в покое.
К вечеру после нескольких попыток вовлечь меня в беседу попутчик понял, что я не настроена на общение. А в обед второго дня в Цэвинге к нам в купе подсела молодая мама с трехлетней дочкой, которым Иллион уступил место на нижней полке.
Северянин тут же переключил внимание на них.
Он молниеносно нашёл общий язык с новой соседкой, и они мило болтали до самой темноты. Он довольно искренне умилялся ребёнку, а она поглядывала на его плечи и крутила прядку темных вьющихся волос на пальчик, на котором не было обручальной кольца. Под их смешки расслабиться оказалось куда сложнее, чем я могла бы подумать.
На третий день я отложила книгу и смотрела в окно, с неоднозначным чувством отмечая, что пейзаж становится все более знакомым.
Светло-зелёные поля сменились лиственными лесами, перемежающимися с хвоей. Поначалу редкие леса постепенно набирали густоту, и чем дальше мы продвигались на север, тем толще и старше становились деревья. Мы проносились мимо огромных громоздких валунов с шапками изумрудного мха, пересекали небольшие мелководные речушки со множеством низких пенистых порогов.
Иллиан надолго замолчал.
До реки Латунь, служащей границей между землями людей и духов, оставалось всего ничего.
– ... Моя сестра в прошлом году вышла замуж за горняка и сейчас живет в небольшом городке неподалеку от рабочего поселка. – Рассказывала молодая мама, отодвигая от капризничавшей дочери кружку с горячим кофе. – Она говорила, что северный воздух полезен для здоровья, а ещё что у вас очень красиво, вот я и решила устроить сюрприз и поехать к ней… Слегка безумно, да?.. Все мои подруги повертели пальцем у виска, когда я им рассказала о своих планах на лето. Иллиан, а где именно ты живешь? У сестры здесь есть машина, я хочу посмотреть окрестности. Ты не сможешь показать нам какие-нибудь особые достопримечательности?
– Север – не лучшее место для туризма, – откликнулся Иллиан. – Вам ничего не угрожает на главных дорогах, в городах или крупных поселениях, но советую ими и ограничится. Тем более, имея при себе ребенка.
Брови девушки удивленно дрогнули.
– Разве в северных лесах опасно? Я узнавала, крупных хищников там нет.
– Наши хищники нематериальны... Конечно же, я имею в виду духов. Что, ты удивлена? Твоя сестра ничего о них не говорила?
– Ты же шутишь, правда?.. Ладно. Кажется, она и упоминала что-то. У вас везде развешаны какие-то камешки и дощечки на вроде амулетов для защиты от злых духов. Но разве можно всерьез относиться к старым поверьям?
Мне захотелось выругаться. Но я ограничилась осуждающим взглядом и не стала лезть в чужой разговор.
– Зато старым поверьям плевать, как ты к ним относишься, когда столкнешься с ними лицом к лицу. – С жесткостью отреагировал Иллиан, и даже мне стало не по себе от резкой смены его тона. – Знаешь сколько людей пропало в наших лесах с тех пор, как открыли шахты и построили железную дорогу, которая ещё десять лет назад заканчивалась, не доходя до Латуни? Пришлые обязаны соблюдать наши правила, и твоя сестра не может не знать об этом. Не соблюдай она их, ей бы уже пришлось уехать. Северян раздражают чужаки, но ещё сильнее главы кланов не любят объясняться с центром, когда приезжие попадают в неприятности.
Щеки его собеседницы ярко вспыхнули.
– Что?.. Да что у вас там происходит? Но… вот же нелепица какая…
Но Иллиан уже ее не слушал. Северянин пристально разглядывал открывающиеся виды.
Он испытывал то же, что и я.
Ощущение плескавшейся в воздухе силы. Силы, обычному человеку неведомой, но до боли знакомой тому, кто хоть раз осознанно прикасался к миру духов.
Мы въезжали в их владения.
Это чувство напоминало глоток свежего воздуха. Оно кружило голову, им хотелось надышаться полной грудью. Кожу слегка щекотало, и я едва не рассмеялась, на мгновение позабыв свои тревоги.
Вдалеке от северных истоков силы подобное представить сложно. Духовная энергия там рассеянна, направлять её не представлялось возможным. Здесь же достаточно небольшого мысленного усилия, и энергия текла сама, как пролившаяся вода согласно законам природы наполняла низины.
На Севере ты становился часть непостижимо большего. Если в столице я воображала себя членом огромного каменного муравейника, то здесь становилась едина с чем-то более грандиозным, что выше людских метаний и тревог.
Молодая мамочка зашумела пакетами. Девушка определенно не ощущала движения духовной силы, и я на мгновение посочувствовала ей, забывая обратную сторону дарованного предками дара.
Ту самую сторону, из-за которой больше нет моих родителей, а брат...
Мысли о брате привели в чувство. Я отвернулась от окна и уставилась в гладкую бежевую поверхность стенки. Я бы не раздумывая променяла бы свой дар на то, чтобы моя семья никогда не имела никакого отношения к Северу и его духам.
А поезд уносил нас всё дальше и дальше, вглубь тех мест, где грань между тонким и материальным миром размывалась и в какой-то момент и вовсе переставала существовать.
Когда за окном стемнело, я поняла, что не усну.
Мой отец заставлял нас с братом регулярно упражняться, в академии студенты ходили на тренировки, и мне было в тягость сутками сидеть на месте. Тело просило разминки. Я решила подождать, когда все лягут спать и поезд встанет на очередной остановке, чтобы немного разогнать кровь в пустом коридоре.
Чтобы скоротать время, я перебрала немногочисленные вещи в сумке и положила в неё книгу Аннерит.
В поезде приглушили свет, и вялый разговор моих попутчиков затих. Через несколько минут Иллиана престал ворочаться на верхней полке, девушка, имени которой я так и не запомнила, вместе с ребёнком укрылась с головой и тихо сопела.
Вскоре стук колес замедлился. Небольшой толчок, и поезд встал. Яркие огни фонарей вдоль железной дороги тонули в кромешной тьме.
Я аккуратно задвигала дверь купе, когда по вагону прокатился отзвук энергии, заставивший меня замереть и прислушаться к своим ощущениям.
Как странно. Некий дух будто был на расстоянии всего в несколько десятков метров.
Но большая часть жителей тонкого мира не любило большие шумные человеческие машины. А те опасные твари, которых перспектива полакомится энергией и плотью людей манила достаточно сильно, чтобы пренебречь неприятными ощущениями, близко к границе не жили. Да и местные говорящие с духами должны были позаботиться о том, чтобы вдоль железной дороги и на немногочисленных станциях было безопасно.
Я тихонько хмыкнула, удивляясь собственной мнительности и обманчивости чувств, закрыла дверь до конца и повернулась.
Сердце замерло и упало, пропустив удар.
Нечто большое текучее и полупрозрачное, с короткими шевелящимися отростками и сетью причудливых узоров на поверхности медленно втягивалось через тамбур в вагон. Голубоватое нутро раздраженно пульсировало бордовым цветом, и мои инстинкты кричали об одном, – дух, а это несомненно был он, пребывал в ярости и нес с собой смертельную опасность.
Я неосознанно отступила и уперлась спиной в дверь купе.
Только когда тварь практически полностью втянулась внутрь, я смогла ее узнать.
Мы называли этот вид вальяжным слизнем. Огромные увальни, несмотря на внушительный размер, они славились пугливостью и даже милой стеснительностью при любых попытках контакта. Но, как и любые другие духи кроме самых примитивных вроде голубянок, они были страшны, если разозлить их всерьез.
Что именно довело это создание до такой степени ярости, чтобы оно само пришло сюда, оставалось только гадать.
Слизень почуял меня и двинулся быстрее, его спинные отростки заметно удлинились, заостряясь. Они налились белым светом и стали похожи на щупальца медузы.
Дух горел желанием убивать.
Отступать было некуда, в купе вагона спали немногочисленные, но ни в чем неповинные пассажиры. Ток силы промчался по позвонкам и устремился к кончикам пальцев.
Я сорвалась с места и кинулась к слизню.
Навстречу мне с щелчком взвились растянувшиеся отростки, и я едва увернулась. В воздухе повисло легкое статическое напряжение.
Чтобы уклониться от ловких щупальцев в узком пространстве, я ушла кувырком вперёд, едва не отбив спину, и оказалась к духу лицом к лицу. Вместо глаз в полумраке светилось несколько щелей. Самым краешком подсознания я считывала жгучее желание поглотить меня целиком.
Плоть призрака распахнулась, обозначая огромный бесформенный рот, и неожиданно пахнуло гнилью.
Пальцы вырисовали давно позабытый символ, оставляя в воздухе бирюзовые линии. Знак вспыхнул и истаял, ладонь ударила по желейной субстанции тела слизня, который уже полностью перешёл за грань тонкого мира в мир физический.
Несколько напряженных секунд, и щупальца стремительно повалились тяжелой однородной массой. Я не без труда успела отпрыгнуть назад. Ноги не слушались и дрожали.
Внутри духа ещё слабо клокотало блеклым бордовым оттенком, но слизень покорился моей воли. Его пасть захлопнулась, и дух послушно двинулся туда, откуда пришёл, увлекая за собой потерявшие форму отростки.
Я стояла и смотрела ему вслед, не в силах отдышаться как после спринта на время. Меня колотило.
Подумать только, прошло столько времени, но многолетние уроки отца не прошли даром. Они спасли не только меня, но и остальных пассажиров.
Я стараясь не думать, что было бы, если бы я не первой бы встретила обозленного духа. Его появление итак вызывало вопросы. Почему он пришел? Откуда взялся тот гнилостный запах? И я впервые видела, чтобы дух светился таким необычным бордовым цветом.
Нет, оставлять всё как есть было нельзя. Пусть я и не прошла посвящение в говорящие с духами, но была не готова нести ответственность за то, что отпустила неестественно ведущего себя слизня так просто. Нужно проверить его энергию на предмет аномалий и убедиться, что он действительно отправился восвояси, а не за более доступными жертвами.
Я рванула вперед, чтобы успеть догнать уползающего духа, но внезапно чьи-то руки схватили меня со спины.
Я вскрикнула и, непростительно легко ломаясь от перебытка нервного напряжения, отчаянно запаниковала.
В лихорадочной попытке вырваться я вслепую вцепилась в одежду напавшего, и раздался характерный звук рвущейся ткани. Несмотря на серьезное сопротивление противник и не думал меня отпускать. Он что-то быстро проговорил, но я не разобрала ни слова.
Я гибко извернулась и нанесла удар.
Напавший охнул, и хватка ослабла. Я отскочила, стряхнула занывшие костяшки и с изумлением увидела перед собой Иллиана, держащегося за нос.
Кровь заливала его светлые спортивные штаны, окрашивала алым белые пряди. Я пробормотала слова извинения, не имея ни малейшего представления, зачем Иллиан так грубо удерживал меня. А потом увидела порванный рукав, оголившееся плечо и... татуировку.
Две алые рыбы касались друг друга хвостами, образуя круг, в центре которого голубело наколотое пламя. Синие линии поверх складывались в особый узор, который умел читать любой северянин.
Мне хватило одного взгляда, чтобы понять – мне конец.
Как в тумане, я проскочила мимо северянина и понеслась в купе, схватила свою сумку, и затем стрелой помчалась в противоположный от Иллиана тамбур.
Я выпрыгнула из вагона в последний момент, когда поезд тронулся и уже начал набирать скорость. Вслед понеслась ругань проспавшей все на свете проводницы, но ноги уже уносили меня по бетонной площадке прочь от этого места.
Клан Нэндонс. Клан, с которым мой конфликтовал не меньше нескольких столетий. Их порядки считались самыми жестокими на Севере, их главная семья управляла как своим кланом, так и несколькими покоренными, и славилась высокомерием и деспотизмом. Она объясняла свое превосходство над прочими тем, что в их жилах текла кровь и сила высших духов, – крайне сомнительная легенда, пусть по поверьям высшие духи и умели принимать облик людей, но само их существование ставилось под сомнение даже говорящими с духами. Тем не менее за любое проявление неуважения к правящей семье можно было в лучшем случае остаться калекой.
А ведь я только что сломала нос старшему сыну их вождя, и, вероятно, будущему главе самого опасного северного клана.
Я остановилась, только покинув перрон. Я осталась абсолютно одна, усмиренного вальяжного слизня, и того не было рядом. Он растворился в лесу, я не чувствовала ни его ауру, ни даже остаточного следа.
Но мне было не до него. Волей случая я оказалась на самой окраине небольшого городишки, название которого выскальзывало из памяти, как скользкое мыло. Возле станции нашлась утоптанная площадка со следами шин, а дальше в темноте тонули крыши гаражей и старых деревянных построек. Я не представляла, как выбираться отсюда, ходит ли здесь хоть какой-то общественный транспорт, или нужно искать машину и водителя, готового отвезти меня домой.
Я покрепче прижала к себе сумку.
Если клан Нэндонс до меня доберется, то в лучшем случае мне отрубят кисть. Или руку целиком. Но всё это – если очень повезет.
И если о моем проступке станет известно, мой клан отдаст меня, не раздумывая.
Пусть мой родной дядя, Маркений, был главой поселения и вождем, тем хуже было для меня. К своему единственному брату, моему отцу, он никогда особой любви не питал, тем более после того, как отец пошёл против правил и семьи, взяв в жены мою мать, внебрачную дочь из одного малочисленного клана. Нас оставили в покое, только потому что отец ни на что не претендовал и неукоснительно выполнял свои обязанности говорящего с духами.
Маркений, в отличие от предшественников, всеми силами стремился к подобию мира на Севере. Он без малейших сомнений избавится от меня, чтобы вялотекущий конфликт между кланами не вспыхнул с новой силой из-за одной неприятной истории.
Но Иллиан так и не увидел мою татуировку. Во мне шевельнулась надежда.
Он не мог знать к какому клану я принадлежу и следовательно где живу. Моё имя было особым, но далеко не редким.
Адреналин окончательно спал, и я поняла, что замерзаю. Я раскрыла сумку и поняла, что куртка так и осталась висеть в купе.
Вместе с моим паспортом и офицерским удостоверением.