Лунная революция

Лунная революция

Лунная Революция

– Напоминаю, что у меня в гостях Владимир Сергеевич Воронин, политолог, журналист-международник, автор более десятка документальных фильмов и, можно с уверенностью сказать, один из основоположников советского телевидения. Сейчас, когда все основные вопросы уже заданы, можно переходить ко второй части нашего интервью. Владимир Сергеевич, безусловно вы прошли огромный путь, чтобы стать, не побоюсь этого слова, одним из лучших журналистов советской эпохи. Все мы, молодое поколение, учились у вас в той или иной степени, потому что в то непростое время вам удавалось, несмотря на все ограничения и цензуру, рассказывать людям то, что им действительно было интересно, то, что их волновало на самом деле. У вас за плечами огромный опыт общения с совершенно разными людьми, и с каждым из них вам удавалось находить общий язык. И отсюда мой следующий вопрос. Скажите, а есть ли у вас что-то, о чём вы не решились поведать общественности в то время и о чём можете рассказать только сейчас? Какой-то, как это называют, скелет в шкафу, которому пришло время выйти на свет именно в данный момент, в нашей текущей ситуации?

– Хороший вопрос, Юрий. Да, я, конечно, уже не молод. Далеко не молод. И память иногда подводит меня. Но вы правы, есть то, что я готов рассказать только сейчас, по прошествии… дайте посчитаю… лет пятидесяти, а то и больше. У нас есть на это время?

– Конечно, Владимир Сергеевич, не беспокойтесь.

– Ну хорошо… Я не уверен, что эта история заинтересует современное поколение, возможно, она уже не соответствует нынешним стандартам и, как бы вам сказать… пропахла нафталином, но вы уж извините. Так, с чего бы начать… Это была середина семидесятых, год, наверное, семьдесят третий, может, чуть позже. Меня довольно неожиданно отправили в длительную командировку в Южную Америку. Ну, не то, чтобы совсем неожиданно, конечно, я ведь долгое время изучал историю этого континента, и к тому же, вполне сносно владел испанским и португальским. Мне тогда было около тридцати, довольно ранний возраст для таких серьёзных поездок, но я уже хорошо зарекомендовал себя как на телевидении, так и в печатной прессе. Эту командировку начальство приурочило к годовщинам так называемых «карнавальных революций» в Латинской Америке. Возможно, вы слышали этот термин. Он появился много позже, но, как мне видится, довольно точно отражает то, что происходило там в то время. Небольшие, периодические восстания относительно мирного характера, которые, однако, время от времени перерастали в настоящие бунты с последующим кардинальным изменением государственного строя. Советский Союз, естественно, всеми силами поощрял бунтарей, более того, он служил примером для них, был им, так сказать, Большим Братом. Мне поставили задачу рассказать о том, как изменилась жизнь в странах победившего марксизма-ленинизма, как бывшие угнетённые классы стали теперь настоящими хозяевами своих государств. Разрешите, я буду немного менять детали и имена, вдруг и сейчас то, что я собираюсь рассказать, будет нежелательно для кого-то?

– Как вы посчитаете нужным.

– Так вот, со мной снарядили опытного и очень талантливого оператора, Семёна Евгеньевича Подлужного, Царствия ему Небесного. Он прекрасно знал, когда и что снимать и был не просто моим помощником, но и своего рода наставником. Естественно, мы отлично сработались. У нас не было особого редакционного задания, нам просто полагалось снимать жизнь рабочего класса, в свете произошедших изменений государственного уклада. Мы делали репортажи с заводов и фабрик, с полей и строек, из школ и университетов. Без ложной скромности скажу, что у нас неплохо получалось, возможно, благодаря тому что люди там были неимоверно дружелюбными и открытыми, и общаться с ними было одно удовольствие. Я уже предвкушал, как советские зрители будут собираться у экранов своих телевизоров и смотреть то, что мы с такой любовью и вдохновением готовили для них все эти месяцы. Одной из последних стран, куда нас занесло, была Боливия – небольшое, но очень красивое и самобытное государство в центре континента.  Мы сняли несколько сюжетов по уже известным сценариям, а потом, почти перед самым отъездом, я встретился с местными журналистами, дал им развёрнутое интервью о жизни в Советском союзе, подарил простенькие сувениры, чем привёл их в неописуемый восторг. В качестве благодарности этим же вечером они повели меня в очень уютный бар где-то в глубине города и велели заказывать всё, что я только пожелаю. Мой коллега Семён остался в гостинице, и из русских я был в компании один. Был будний день, и людей в баре было немного, поэтому для нас сдвинули несколько столов и практически моментально принесли еду и напитки. На стойке бара стоял довольно приличный телевизор, который транслировал футбольный матч, и все присутствующие оживлённо обсуждали совсем не известные мне команды. От нечего делать я начал глазеть по сторонам, и неожиданно мой взгляд наткнулся на человека, который неподвижно стоял в дверях бара, как бы не решаясь пройти внутрь. Почему-то он мне сразу не понравился. Это был мужчина неопределённого возраста с болезненно худым и неестественно прямым телом, которое он, кажется, с трудом удерживал в вертикальном положении. Голова же его, наоборот, казалась огромной из-за длинных свалявшихся волос грязно-пепельного цвета, в которых застрял какой-то мусор и, кажется, насекомые. Он был без обуви, а лохмотья, которые должны были служить ему одеждой, безвольно свисали с костей, практически лишённых мяса. Но меня поразила не его внешность: тогда в этих краях было полно нищих, и все они выглядели примерно так же, как и он. У него был такой взгляд… Знаете, как у рыбы, которая отчаянно бьётся на крючке. Она задыхается и страдает от боли, но её глаза при этом ничего не выражают, как будто ей всё равно. Его взгляд был таким же. Мутно-стеклянным, я бы сказал. Я долго и бесцеремонно разглядывал его, а потом залпом допил то, что было у меня в стакане, и обнаружил, что матч по телевизору уже закончился и началась трансляция выпуска новостей. Диктор рассказывал, что в эти дни соседний Парагвай празднует пятилетие революции, в результате которой было свергнуто военное правительство, управлявшее страной на протяжении сорока лет. Президент страны, Энрике Дуарте, только что избранный на второй срок, произносил речь перед огромной восторженной толпой, скандирующей революционные лозунги. Рядом с ним стояло несколько человек в парадной форме, а также невысокая черноволосая женщина в красно-белом национальном платье. Она лучезарно улыбалась всем присутствующим и махала им маленькой рукой в белой перчатке. Я отметил для себя, какой милой и искренней она была в этот торжественный момент, и дело было совсем не в её внешности, которая, кстати говоря, была далека от идеала. Знаете, про таких, как она говорят «её взор прекраснее, чем глаза».