Краешек белого солнца едва показался над бескрайними песками, как всякая живность кинулась искать укромные уголки, не дожидаясь пока поднимающееся светило ударит жаром в полную силу.
Остывшие за ночь старые крепостные стены из грубого камня равнодушно взирали на суетящийся перед ними мир, из года в год одинаково начинающий новый день. Да и они сами были укрытием для части этого мира. Юркие тонкие ящерицы, скорпионы, многоножки и пауки забирались в расщелины между камнями, скрываясь от палящего зноя, в ожидании пока не наступит несущий живительную прохладу вечер.
А еще стены укрывали небольшой городок с прижавшимися друг к другу низенькими домиками, смотрящими в небо плоскими крышами, базарной площадью и скромным невысоким дворцом в конце мощенной дороги, что начиналась от самых городских ворот.
Утренняя жизнь в городке начиналась рано, чтобы успеть захватить одновременно и кусочек светового дня, и еще не испарившуюся ночную свежесть. Женщины, поднимая кувшины на плечи, с достоинством спешили за водой. При этом они успевали вести между собой многословный разговор как будто всю ночь только и делали, что готовились к утренним сплетням.
Заскрипели деревянные колеса арбы, груженой товаром. Возница спрыгнул на землю и стал лениво ругаться с кем-то. Не за дело, а по привычке, чтобы размяться перед предстоящим торгом с покупателями.
Жозеф, солдат воинства господнего, недовольно поморщился и зевнул, рискуя вывихнуть себе челюсть. Темная аравийская ночь, как всегда, была величава и спокойна, так почему бы не придремать часок-другой, подперев спиной крепостную стену. Как завораживающая восточная красавица, ночь поманила своей многообещающей негой и сразу же приняла уставшего воина в свои объятия, стоило ему на минуту сомкнуть веки.
Утро подкралось незаметно. В тень стен не заглянуло солнце, зато резкие звуки пробудившегося города прозвучали слишком бодряще, украв самую лучшую часть сна, что бывает накануне пробуждения. Последнее время Жозефу все чаще снилась зелень покинутого родного края и полноводные реки. Сегодня был особенный сон. Ему приснился дождь. Он подставлял лицо крошечным капелькам, ловил их раскрытым ртом и никак не мог напиться кристально чистой влагой, падающей с неба.
Жозеф открыл глаза и с неприязнью посмотрел на оживающий город. Бодрость жителей, начинающих суетливый день, его раздражала. Переживая яркое впечатление прерванного сна, он даже не сразу понял почему тот продолжается в реальном мире.
Приснившийся дождь закончился вместе с прерванным сном, а шум стучащих по земле капель остался. В недоумении Жозеф посмотрел на небо. Он осознавал, что делает это напрасно, но нам ведь так хочется быть обманутым чем-то манящим, пускай и несбыточным!
Отсутствие дождя его не разочаровало, а просто еще раз подтвердило истину, которую он знал и до этого. Кряхтя, Жозеф поднялся. Прищурив глаза и прикрыв их козырьком ладони, он стал вглядываться в окрестности, чтобы понять источник шума.
Долго напрягать зрение не пришлось. На горизонте темнела черная полоса, в которой опытный глаз сразу распознал легкую кавалерию сарацинов, быструю и смертоносную. Особенно, при подавляющем превосходстве.
Скрыться от нее было невозможно, да и куда бежать из крепости, которая, скорее всего, уже окружена? Гарнизон всего три десятка братьев по вере, включая оруженосцев. Не так уж и мало, если сюда добавить ополчение из горожан. «Но кто же из этих торгашей пойдет умирать за веру? — Жозеф бросил презрительный взгляд на сразу притихший город. — Что ж, так хочет Бог». Он снял с пояса рог и протяжно загудел, предупреждая братьев об опасности.
Через несколько минут на стене стояло почти все воинство, кроме магистра Шатильона, сраженного тяжким недугом. Не проронив ни звука, воины всматривались в лавину приближающихся всадников. Все было понятно и без слов.
Теплый ветер сушил глаза, забрасывая их стертыми в пыль песчинками. Но никто не обращал на это внимания. Глаза сейчас были единственным источником информации, которую было нелегко осознать. Нужно время, чтобы привыкнуть к мысли, что твой путь на земле подошел к концу.
Неровный строй всадников замер в двух полетах стрелы. От них отделился один и не спеша стал приближаться к стенам. Над головой он держал копье, к древку которого был привязан черный конский хвост. Перед стенами сарацин осадил коня и закричал:
— Я хочу говорить с магистром вашего ордена!
Воин с пшеничного цвета усами усмехнулся и коснулся пальцами креста на плече:
— Кто ты такой, чтобы хотеть это?
— Я посланец всемогущего Саладина! Да светится имя его…
— А я посланец великого магистра! — воин повернул голову и подмигнул тем, кто стоял рядом. — Говори, что тебе надо!
Соседи понимающе ухмыльнулись, а всадник растерялся и принялся топтаться на месте, делая вид, что успокаивает лошадь. Но, в конце концов, решился:
— Всемогущий Саладин оказывает вам великую милость! Он дарит вам жизнь и свободу. Вам надо лишь оставить город и отдать то, что принадлежит ему по-праву!
— Мы подумаем…
— Ха, думайте, пока есть чем. Но помните, что до заката солнца город будет наш, хотите вы этого или нет.
Сарацин развернул коня и отчаянно пиная пятками его бока, галопом пустился прочь. Воин, что вел разговор с парламентером, повернулся к оруженосцу: