Лыткин и река времени

Глава 22. Первая докладная Глава 23. Вторая докладная Свистова

Глава 22. Первая докладная

Домой, то есть в дом председателя, майор пришёл в пятом часу. По двору ходили, ещё не виданные Лыткиным, рябые куры, разноцветный петух- красавец, в дальнем углу, на подстилке из сена, словно в зоопарке, притулились два больших индюка. Хозяин прошёл в дом, словно на экскурсию в музейное помещение. На поде, в печи, вкусно пах разогретый чугунок. На столе стояла глиняная миска с белой квашеной капустой и мочёными яблоками, тарелка с огуречно-помидорным салатом, лежал каравай свежеиспечёного хлеба и крынка, наполненная чем-то жёлтым. «Похоже на масло», - он поддел палцем золотистую субстанцию и попробовал. Это было невероятно вкусное сливочное масло. «Странно, а говорили, что в тридцатых чуть ли не повальный голод был», - подумал он и посмотрел на зеркало-трюмо перед собой. Перед ним стоял вооружённый майор НКВД без тени юмора лице. Он прошёл в зал, заглянул в спальню, но молодой жены в доме не было.

Лыткин снял фуражку, гимнастёрку, надел найденную в комоде ситцевую рубаху, вышел на крыльцо и присел на ступеньку. Прислушавшись, он услышал звуки льющейся жидкости и тихого женского голоса, доносившихся из дверей бревенчатого хлева. Майор встал, прошёл по двору и вошёл в дверь. Картина, которую он увидел, умилила его. Вероника, сидя на стульчике в длинной юбке и обтягивающей, в мелкий цветочек, деревенской блузе с частыми пуговочками, сноровисто доила корову. Тугая струя молока вспенивала поверхность густо белой жидкости в ведре.

- А, Володя, пришёл, - сказала доярка, - А я сутра печь растопила, кашу с гуляшом сварила, потом масло сделала в маслобойке, у-у-у, вкуснотища. Одну корову в стадо отвела, одну оставила, у неё вымя аж разбухло. Это самое необычное свадебное путешествие в истории человечества. Суперэксклюзивное.

Она взяла ковшик, зачерпнула молока, протянула мужу:

- На-ка, попей, парное, тёплое.

- Как ты быстро освоилась! Как будто родилась и выросла здесь, Вероника. Вот где раздолье для Осипа, для съёмок.

- А что, - сказала жена, - можно и ему, и группе организовать сюда творческую командировку, как думаешь?

- Да я уже думал об этом. Но тут всё сложнее… Дело в том, что, каким-то образом, перемещаться во времени, в эту эпоху, могут, по моим наблюдениям, только люди, имеющие какое-то отношение к этому месту, к этим событиям, в которых сейчас находимся мы с тобой. А какой принцип этих отношений, я ещё не могу уловить.. Ведь другие жители, и из этой эпохи, и из нашего времени, двухтысячных, спокойно купаются в реке, ныряют и хоть бы что, никуда не пропадают, не перемещаются… Мне кажется, никому про реку говорить не надо.

- Да, действительно интересно. Не надо, значит, не надо.

Вечером они сидели на крыльце и любовались насыщенным золотисто- малиновым закатом. Лыткин делился своими общими ощущениями от здешнего места, времени и пространства:

- Здесь я ощущаю себя словно внутри какого-то мифа. Время более медленное, вязкое. И пространство плотнее, более обвалакивающее, что-ли, чем там, в нашем будущем. Ты заметила, что здесь все движения, жесты, мимика, даже эмоции как-то заранее заданы, стереотипны, ограничены по количеству, словно буквы в алфавите. Как будто они заранее чётко расписаны каким-то великим режиссёром. И все очень довольны этим расписанием, с большим удовольствием и сознательно выполняют, играют этот … суперсценарий. При этом враждебно относятся к вольностям проявлений человеческого. Социальная и нравственная жизнь в этом времени гораздо легче, понятнее, согласись Вероника, нежели в нашем свободном устройстве. Типажи устойчивые, предсказуемые, как в народной сказке, само общество дружно решает: он – страдалец за народное счастье, тот – злодей и эксплуататор и так далее. Очень интересная эпоха. Всё разумно, рационально, никакой рефлексии и декаданса. И при этом, удивительно, издают Достоевского, я сам виде на полке в избе «Преступление и наказание». Но есть и скользкие типы, но опять же их видно невооружённым глазом Например, Свистов со своей улыбочкой, всех готов пересажать и ограбить, а вот социализм его почему-то любит, загадка… А воздух здесь более разряженный, вольный, дышится легче. «Где так вольно дышит человек…»

- Чем только может обернуться эта лёгкость нравственного бытия, ты не забыл? - ответила Вероника, - Пойдём в дом, молоко надо в крынки перелить, вёдра возьми.

- Что да, то да, - ответил философ, - пойдём.

* * *

Вечером, после ужина, пара расположилась в большой комнате. Вероника полулежала на диване и довязывала шерстяной носок, который был ею найден в комоде. Пришлось вспомнить свои навыки в этом женском полезном занятии, которым когда-то научила её бабушка.

Лыткин сидел за столом с горевшей керосиновой лампой под абажуром, перебирал и рассматривал бумаги с рукописным текстом из папки уполномоченного. Как ни крути, теперь этим уполномоченным был он.

- А вот интересно, - повернулся к жене Лыткин, - почему все они воспринимают меня как тридцателетнего, ведь отцу в 1934 году было 30 лет, и он был уже майором. Я что, в сорок пять выгляжу как тридцатилетний?

- Наверное, ты не его сын, может, ты – его внук, - пожала плечами жена.

- Опять не состыкуется, отец – Стахан, он родился в 1934-м. В этот же год, как дед женился на его матери, Любе. Дед с 1904 года, отец – с 34-го, я родился в 1954-м, отец совсем молодой был…