Любимое время года

Любимое время года

Что особенно хорошо осенью – это запах опавшей листвы; если бы можно было собирать этот запах в разноцветные сверкающие флаконы и продавать в магазинах по умеренным ценам, Валерия вместо духов носила бы его в сумочке.

Осень – это ежегодное напоминание о собственной смерти, но осенью так хорошо чувствовать себя живым, дышать прелой листвой, улыбаться проходящим мимо мужчинам – не ищуще, не призывно, но даря мгновенные ложные надежды и тут же их отнимая... какая-то чистая, острая радость была в этом и никакой пошлости.

Был конец рабочей недели, она очень устала, а вечер пуст, как барабан, как голова шестнадцатилетней размалеванной дурочки, летящей ей навстречу; Валерии захотелось отдохнуть и, возможно, выпить немного вина...

Она посмотрела на часы. Семь.

Да, сегодня у нее много времени.

Она подумала позвонить Лиле: нет. Плевать на Лилю.

На всех плевать.

«Токио» - бросилась в глаза яркая вывеска. Значит, японская кухня.

Впрочем, здесь готовили и традиционные блюда.

Она скривила губы. Почему бы и нет...

Внутри было полутемно и накурено, но народу совсем немного – ей это понравилось.

Валерия действительно взяла белого вина, какое-то мясо с гарниром и пачку сигарет – надо же было соответствовать антуражу.

Имеет красивая молодая девушка право раз в неделю немного расслабиться или нет?

Вино принесли сразу, мясо пришлось ждать; она бездумно курила, расслабленно и некрасиво осев в своем кресле.

Усталость.

Хроническая усталость, синяки под глазами и клонит в сон, а когда к этому добавить еще немного алкоголя, к общей размягченности тела придет еще и размягченность мозга.

Наверное, нужно взять отпуск.

Она очень много работает.

Внутренне ее рассмешила эта мысль. Работа - это, конечно, да, но то, без чего она совершенно никак не могла обойтись – это маленький отпуск от самой себя, крошечный уикенд, скорость наступления которого находится в прямой зависимости от того, как быстро она выпьет первый бокал.

- За свободу! – был ее тост. – За свободу от всех и каждого, в том числе от такого анахронизма как чувство вины!

Порой ей нравилось кривляться – это было хоть и не весело, но по крайней мере не скучно.

Не успели еще принести мясо, когда в столику подошел приятный мужчина лет пятидесяти:

- Разрешите?

Ее почему-то вдруг стало тягостным одиночество, и она с радостью согласилась.

- Надеюсь, я вам не помешал...

- Что вы!

- Очень рад, что вы позволили составить вам компанию.

Она улыбнулась.

- Какая ерунда.

- Ну как же, одна встреча с такой красивой девушкой – сама по себе праздник, а уж возможность побыть с ней рядом, почти тет-а-тет...

«Седеющий Дон Жуан», - определила про себя Валерия. Опять ей стало скучно.

Впрочем, это было лучше, чем возвращаться домой, бороться с депрессией, звонить Лиле или кому-то еще, пожалуй, чего доброго, есть финазепам...

«Ну, конечно, гораздо легче напиться в хлам в обществе симпатичного толстячка, не так ли», - ехидно подсказал внутренний голос.

Стало страшно. Она и вправду много пила в последнее время. И дело было даже не в этом, само желание выпить, забыться стало настойчивым, почти неотвязным.

А ведь уже год прошел.

Долгий год, полный изматывающих рабочих будней, коротких, бесперспективных романов, оглушающих, казавшихся бесконечными ночей.

Эти ночи нужно было непременно чем-то согреть, заполнить, хоть чужим телом, хоть вином, эти ночи имели страшную разрушительную силу, она засыпала под утро, разбитая, исстрадавшаяся, измотанная до последней степени...

В эти ночи она не имела власти над своими мыслями, и рефлексия медленно разрушала самое ее, все, что она привыкла относить к своей личности: чувства, желания, волю.

Рефлексия – тягостный дар пробужденного сознания – одновременно отстраняла ее от прошедшего и укрупняла и делала невыносимой ее вину, причиной которой был весь склад ее характера, темперамента, воспитания.

...Седеющий Дон Жуан балагурил, рассказывал что-то, сыпал комплиментами, она не вслушивалась, ей было трудно, почти невозможно выкарабкаться из своих мыслей, раковины, в которую ее загоняли она сама и вино.

- Что же такая красивая девушка может праздновать в одиночестве? – не унимался он.

- Годовщину развода, - грубо ответила Валерия.

Тогда и вправду стояла осень – это нежно ненавидимое и любимое время года.

Жуир сразу как-то съежился от ее ответа.

- Развод, - смущенно закряхтел он, - это неприятно, конечно, да... Я сам пять лет как разошелся с женой.

Она первый раз заинтересованно взглянула на него.

- Разошлись? Почему?

- Она меня обманула.

Валерия вздрогнула.

- Как это?

- Обыкновенно. Завела себе любовника, ну а я терпеть не стал...

Ее лицо было как сморщенное мороженое яблоко, углы рта хмуро и брезгливо опустились вниз.

- И вы не простили ее?

- Ее? Нет. Человек, обманувший раз, обманет еще. Прощать – значит поощрять... Я, знаете ли, в некотором роде старых правил...

- Ну а если она увлеклась, потеряла голову?..

- Увлеклась! Хм... Каждый из нас вообще-то в ответе за свои поступки

- Да. Сам...

Она залпом осушила бокал. «За свободу от всех и каждого!» Ей не хотелось домой, там было пусто и холодно, она могла прийти хоть в три часа ночи, и никто в целом мире не имел бы ничего против, но почему-то именно это и было самым неприятным.

Она просидела с седеющим ловеласом еще час, доела мясо и приговорила вино, немного опьянела и не стала оставлять номер телефона. Какой-то это был грустный вечер, уикенд не удался, она думала все больше и больше, а это значило, что нужно пить еще и еще, иначе ее ждала еще одна полная жалости к себе и самоедства ночь, но пить больше не хотелось, ничего ей не хотелось, и она все-таки поехала домой.