В детстве Любаша постоянно находилась с бабушкой потому, что жили они все вместе: бабушка, мама и она, Люба. Интерес к своему происхождению, заинтересовал Любу первый и последний раз в детском саду, куда по утрам водила её мама. На конкретный вопрос дочери: кто мой папа, мама не стала сочинять различные сказки на вроде тех, что отец был геологом, и насовсем заблудился в тайге в поисках золота или космонавтом, который решил тормознуть свою ракету на Марсе, да так там и остался.
– Смылился твой папа! – спешно ответила мама.
– Как смылился? Как мыло?
– Да, как мыло. Был, а потом раз, и нет его. Не заморачивайся на эту тему, подрастёшь, поймёшь.
Люба догадалась, что её папа, конечно, был, но он, наверное, очень любил сильно мылиться в ванной, поэтому и смылился. Больше она не заморачивалась на эту тему и не задавала вопросов по этому поводу даже бабушке, у которой всегда находила ответы на все её вопросы. У мамы что-то спрашивать было бесполезно. Она всегда работала. Много и допоздна. Под утро приходила домой раздражённой, уставшей и вечно на кого-то обиженной. Часто Люба слышала от неё только одну фразу и то, когда бабушка ругала дочь, за то, что она не уделяет должного внимания Любаше.
– Надоели… как вы мне все надоели! Ты же ей уделяешь, это внимание, вот детский сад закрыли, теперь ты ей ещё больше будешь внимание уделять, – в этот раз мама расширила обычную фразу.
– Как закрыли, почему? – спросила бабушка.
– Мама, почему сейчас всё закрывают? Заводы, фабрики? На соседней улице тоже детсад закрыли и продали помещение новым богатеям. А те отремонтировали, перестроили, сделали себе, как они называются…танхаусы.
– Какие ещё хаусы? – мать не переставала удивляться.
– Да такие, двухэтажные хоромы. Одна половина детсада переделанного одному, богатенькому, другая другому.
– А беседки, качели…
– Смеёшься? Пойди, посмотри. В городе, высоченный забор поставили, может там для своих детей и карусель имеется. А в нашем саду ещё и бассейн им достанется.
– Так мы на него сами деньги собирали.
– Мы на много чего собирали. Кому теперь это важно. Хорошо, что ты у меня есть, а так, как бы я работала?
– Спасибо и на этом, что вспомнила, что у тебя мать есть да ещё на что-то годная.
– Мама, не начинай.
Почему-то мама всегда спорила с бабушкой. Или бабушка с мамой. Кто с кем Люба всегда путалась. А вот Люба с бабушкой никогда не сорилась и не спорила. И маме старалась не задавать лишних вопросов, знала, что к ней, уставшей, тем более раздражённой из-за каких-то хаусов, лучше не подходить.
– Какая безответственность! Как можно отнять у детей и жить в этих стенах? Как теперь одиноким, да и не одиноким женщинам работать?
– Бабушка, это не безответственность. Это Чубайс виноват, – успокоила Люба бабушку, которая всегда так говорила, сидя вечерами у телевизора.
– Нет, Любаша, Чубайс здесь не причём. Это настоящая безответственность и безнравственность использование власти в собственных интересах, говорила бабушка, открывая почтовый ящик, в котором лежало письмо, которое она спешно положила в сумку, – пошли, пошли, тебе обедать пора.
Этот момент Люба вспомнит через много лет, когда ей исполнится четырнадцать. В этот день бабушка болела и лежала в своей комнате, а мама затеяла генеральную уборку. Мама с мокрой тряпкой стояла на стремянке и пыталась вытереть пыль на старинном скрипучем шкафу, на котором хранились какие-то коробки и коробочки, непонятно с чем, но важным для бабушки. От недовольства бабушка даже присела на край кровати и постоянно говорила матери, чтобы она перестала трогать не ею положенные вещи.
– Да не буду я смотреть, что там ты хранишь. Ты же пылью дышишь, – сказала мама, вытирая одну из старых обувных коробок, которая, как назло, а возможно, как раз вовремя развалилась у неё в руках.
На пол посыпались запечатанные конверты. Люба посмотрела на бабушку, которая перестала причитать, вся съёжилась, ожидая чего-то страшного.
– Ой, мамочка, прости, я не хотела, – мама спустилась со стремянки и нагнулась над разбросанными конвертами.
Она быстро складывала их в стопку, пока не обратила внимания на адрес отправителя и адресата. Она бросила на мать удивлённый, непонимающий взгляд, потом села на стул и, положив не совсем целую коробку с письмами себе на колени, посмотрела на мать.
– Мама, зачем? – тихо спросила она бабушку.
Только, что совсем больная бабушка, сидевшая в ночной сорочке, с распущенными волосами, стала быстро и нервно прикреплять непослушные пряди шпильками на затылке, быстро и так же нервно отвечая, дочери.
– Зачем? Надя, ты ещё спрашиваешь, зачем? А зачем ты связалась с ним? Зачем? Уехать с этим… этим… на край земли и оставить меня одну? В эти-то годы! Я тебе всю жизнь отдала… Я работала… Я ночи не спала, когда ты маленькой болела… А ты? Ты хотела меня бросить? Оставить одну тогда, когда пенсий не платили? Ты тогда сама еле зарабатывала… А там… что он тебе предлагал?
– Он предлагал мне быть его женой. Понимаешь? А из-за тебя, я до сих пор одна. Моя дочь не знает своего отца. А я, как ты говоришь, в эти ужасные годы тарелки подносила всяким распальцованным ублюдкам. Терпела унижения, оскорбления, ради лишнего куска хлеба. После закрытия ресторана, мне приходилось подрабатывать поломойкой, – Любу удивило, что мама не кричала, не возмущалась, она тихо и спокойно рассказывала о тогдашней своей жизни, и как ей казалось, совсем не бабушке, а ей, Любе.
– Тогда ты была не одна в таком тяжёлом положении, – бабушка встала с кровати, хотя совсем недавно ей тяжело было дойти до туалетной комнаты, и накинула на себя ночной халат, – или ты считаешь, я должна была занять твоё место?
– Мама, ты отняла у моей дочери отца, – Надя встала и прижала письма к груди.
– Какого отца? – бабушка резко повернулась к дочери, – он даже не знал, что ты ждёшь ребёнка. Если так, почему ты сама не призналась ему в этом? Не доверяла? Знала, что всё равно уедет.
– Дурой была. Думала, что поссорились и он первым придёт. Да и ссора была из-за ерунды, я ждала, что придёт, заберёт и тебя не спросит.
– Он и приходил с билетами на двоих, – бабушка обессиленно облокотилась на стул, – только я отправила его восвояси, сказала она совсем тихо.
– Мама, я всю жизнь любила его и сейчас люблю. Ты хоть это понять можешь?
– Любовь дело проходящее. Любил бы, сто раз вернулся бы.
– Раз писал, значит, помнил, любил.
– Вот и прочти, может он тебя проклинает во всём и вся.
Надежда подошла к мебельной стенке и вытащила из её недр старенькую общую тетрадь.
– Что теперь читать… Он тоже никогда не прочтёт, что я ему писала. Он отсылал свои письма, а я почти каждый день ему писала и тоже отсылала бы, будь уверенной, что он хотя бы помнит меня. Ты понимаешь, мама? Мы любили…
– Любили? Сейчас наверняка забулдыга… – бабушка стояла на своём, – подожди, ты хочешь сказать, что я виновата в твоей неудавшейся жизни?
Люба, молча наблюдавшая за происходящим, вдруг со слезами на глазах вскочила с дивана, на котором сидела всё это время.
– Бабушка, замолчи! Это безнравственно, в конце концов, это безответственно!
***
Мама так и не открыла ни одного письма написанное отцом. На вопрос Любы, почему она не читает их, Надежда грустно ответила, что время ушло. Скорее всего, ей было тяжело возвращаться в свою юность, в своё прошлое. Казалось, ничего не изменилось в их жизни. Только мама стала ещё более замкнутой, неразговорчивой. Бабушка, постоянно смотрела на неё виноватым взглядом.
Как-то Люба предложила матери всем вместе прочесть эти письма.
– Знаешь, дочь, ты сама их прочти. Это уже история. История моей любви, –усмехнувшись, сказала она и протянула ей свою старую тетрадь, – заодно прочти и мои неотправленные письма.
Читая историю любви своих родителей, Люба удивлялась, как письма, написанные из разных дальних друг от друга городов страны, перекликаются друг с другом. Казалось, что расстояние не удалило их сердца. Они одинаково мыслили, мечтали, они любили…
Через некоторое время, Люба написала письмо и отослала его на последний адрес отца.
#35286 в Любовные романы
#6879 в Короткий любовный роман
#12824 в Современный любовный роман
Отредактировано: 25.08.2021