Любовь нечаянно нагрянет

Любовь нечаянно нагрянет

но мы штурмовали могучий тын
ползли меж собаков спящих
и не было в жизни спелей малин,
крупнее вкусней и слаще

Марк Светличный

Прошло часа два, как тронулся поезд, постепенно набирающий скорость. За окном темнело: время, когда мороз, небо в перьевых облаках, догорающая малиновым светом заря, искристый с фиолетовым отблеском снег, длинные тени от одиноких деревьев.
Суровцев любил такие мгновения: перестук колёсных пар, волшебной красоты быстро меняющийся пейзаж, перезвон ложек в пустых стаканах, покачивающиеся полки, особенный, убаюкивающий вагонный запах.
Напротив, с прямой спиной, словно школьница за партой молчаливо сидела попутчица, миловидная дама лет сорока с хвостиком, смотрящая в одну точку, находящуюся, скорее всего за пределами купе.
За время, что они находились рядом, Виталик так и не сумел разглядеть женщину. Было в ней что-то неуловимо манящее, загадочное что ли, словно магнитом притягивающее взгляд, одновременно устанавливало негласный запрет, ограничение на просмотр объекта интереса.
Пейзаж за окном был поистине великолепен. В другое время Суровцев не смог бы оторвать от него зачарованный взгляд, только не сейчас. Мозг высверливала единственная мысль – обстоятельно, объективно, внимательно разглядеть соседку, понять, что в ней такого особенного, почему бросить на неё даже мимолётный взор кажется дерзкой, вызывающе наглой затеей?
Наконец Виталик решился ловко скосить один глаз, фокусируя периферийное зрение на объекте интереса, с таким расчётом, чтобы не вызывать подозрений.
– Вот лопух, – отругал себя Суровцев, внезапно поняв, куда именно смотрит попутчица: если отвлечься от пейзажа, в отражении оконного стекла можно сколько угодно разглядывать того, кто находится рядом, – дамочка не точку исследует, меня изучает.
От мысли такой Суровцев покраснел, особенно ушами, которые всегда подло выдавали его настроение, особенно растерянность и тревогу.
Странное состояние невозможно было расшифровать. В нём не было формальной логики. Поведение, абсурдное по своей сути: он – молодой человек, она – фактически старуха. Разница в возрасте, страшно подумать – едва ли не вдвое: откуда появился болезненный интерес, тем более странное стеснение, некая интимная неловкость?
Виталик увлечённо сосредоточился на отражении случайной попутчицы, она бесстрастно рассматривала его.
Симметричное лицо, вздёрнутый носик, чувственные губы, ямочки на щеках как у молоденькой девчушки, стильная причёска.
Неожиданно отражение игриво улыбнулось.
– Я тоже стесняюсь на вас смотреть. Что, если мы перестанем играть в разведчиков, просто познакомимся? Я – Ирина Леонидовна. Фамилия моя ничего вам не скажет, мы ведь нечаянные, вынужденные попутчики, правда, зачем усложнять бесхитростный сюжет вагонного общения?

Я – взрослая девочка, вполне понимаю ваш интерес к моей скромной персоне, легко по вашему поведению могу проследить и ход мыслей, и эмоциональное состояние. Путешествие в замкнутом пространстве поездов: быстро меняющийся пейзаж за окном, мерное укачивание, перестук колёсных пар, обстановка, уединение, всё это предполагает некую романтическую составляющую, что вполне естественно.

– Вы ошибаетесь, я ни о чём таком не думал. А познакомиться необходимо, нам ведь в любом случае двое суток общаться, даже если бы этого не хотели. Виталий… Константинович. Савельев. Программист, дизайнер, администратор корпоративных сайтов. Вот моя визитка. Если интересно.
– Тонко намекаете, что я должна сделать ответный ход? Забавно. Я – кризис-менеджер. Спасаю малые и средние предприятия от банкротства. Не смотрите так, если бы я была богатой мамочкой – летала бы на собственном лайнере. Обычная работа.
– Вы курите, – уже спокойнее спросил Виталий.
– Нет, молодой человек. Вредных привычек не имею, не замужем, живу с мамой, еду из командировки. Домой. Спрашивайте, не стесняйтесь, к флирту и случайным знакомствам в разумных пределах отношусь толерантно. Приставать не буду.
– Исчерпывающая информация. А я, пожалуй, схожу покурить.
Виталий вышел из купе, посмотрел бесцельно в окно, потом на дрожащую от напряжения кисть руки, сломавшую нечаянно сигарету.
Такого с ним ещё никогда не было.

Ирина Леонидовна обладала удивительной энергетикой. Она сумела на расстоянии, не прибегая к классическим женским уловкам, наполнить его до краёв эмоциями, желанием близости, затем выпотрошила досуха всё, что хотела о нём узнать, и одновременно дала надежду на продолжение общения.

На всё про всё у неё ушло несколько минут и десяток ни к чему не обязывающих фраз.

Потрясающая способность контролировать поведение незнакомого человека. А может быть даже направлять.
Состояние Виталия было похоже на скоростной спуск с резкими взлётами на американских горках: то захватывало дух от неожиданных, но весьма заманчивых перспектив, то резко опускало осознание возрастных и психологических факторов, препятствующих интимному сближению.
Вагон освещал тусклый мерцающий свет. За окном окончательно стемнело. Дверь соседнего купе отворилась, из неё выплыла девушка в спортивных брюках и майке, вздыбленную ткань которой протыкали откровенно бесстыдные горошины сосков, кокетливо подмигнула и неспешно направилась в служебное помещение проводников, вызывающе дерзко качая налитыми бёдрами.
В руках прелестница держала бутылку шампанского и крупный апельсин – символы, этого невозможно было скрыть, свободной любви.

Возможно, он ошибался: люди общаются по-разному. Что, если ей просто достался неприятный попутчик, или проводник – её давний знакомый?
Виталик выкурил одну сигарету, следом зажёг другую. Возвращаться в купе было боязно. Он интуитивно чувствовал, что непременно должно произойти нечто, к чему не вполне готов.

Мысли крутились вокруг персоны Ирины Леонидовны, действующей на его молодую психику несколько парадоксально.
В купе проводника была чётко слышна озорная возня, непродолжительный озорной женский смех прервался громким чмоканьем, затем без труда узнаваемыми стонами, шлепками тела о тело, что окончательно вывело юного путешественника из равновесия.
Мелькнула нелепая мысль, – попросить проводника переселить его в другое купе.
Пока Виталик размышлял о превратностях судьбы, а он довольно долго не мог ни на что определённое решиться, из купе проводника, пошатываясь, заправляя на ходу майку, с масленой улыбкой и замечательным настроением выплыла знакомая девчонка, уже без апельсина.
Гордо задрав голову, скорчив уморительную гримасу, юная нимфа продефилировала на законное место в соседнем купе, открыв дверь, обернулась, двумя руками показала знак виктории, – не теряйся, малыш, тебе тоже достанется, если захочешь. Я сегодня добрая.
– Дура, – подумал Суровцев, – настолько доступное счастье мне даром не нужно. Зря моргаешь, краса ненаглядная. Спать хочу, больше ничего-ничего, совсем ничего, – выплеснулось вдруг непонятно отчего прорвавшееся наружу раздражение.
Ирина Леонидовна сидела в той же позе, в которой он её оставил.
– Ужинали, – спросила попутчица.
– Курил, размышлял, созерцал угасание дня. Люблю, знаете ли, проявления жизни во всём её разнообразии.
– Похвально. Этим вы мне и симпатичны. Современные молодые люди предпочитают жить в виртуальном мире, подстёгивать воображение инъекциями синтетического адреналина из соцсетей и интимных сайтов. Ну что – пора спать?
– Переоденетесь, мне выйти?
– Я готова. Вам, не обессудьте, чтобы не толкаться попами, тоже постелила. Спокойной ночи, задумчивый попутчик!
Ирина Леонидовна встала и тут же повалилась на Виталия под действием инерции: поезд резко тряхнуло, настолько неожиданно, что подстаканники едва не скинуло со столика вниз. Юноша невольно облапил падающее тело и хлопнулся вместе с ним на спальное место.
Дама отстранила лицо, без выражения посмотрела Виталию в глаза, – форс-мажор, соседушка, не судите строго, – но выбираться из капкана объятий не спешила.
Виталик не судил. Он просто задохнулся: от пряного женского запаха, от нечаянной близости, от тяжести желанного тела, оттого, что руки нескромно покоились на упругих ягодицах, а её колено упиралось в самое чувствительное место.