Любовь с испытательным сроком

Любовь с испытательным сроком

Шарф отложен на "потом",
запятые стайкой вьются.
Тихо-тихо входит в дом
счастье... Даже кот у блюдца
замер, слушает шаги..
А в душе проснулось лето.
Я коснусь твоей руки
и шепну тебе об этом…

Лара Мишанова

Жизнь у Антона Шемякина отчего-то никак не желала выстраиваться в логически стройную цепочку. Последний год она походила на изуродованную странным образом картинку, нисколько не похожую на тот сценарий, который Антон Сергеевич тщательно выстраивал и редактировал с юных лет.

Ему казалось, что твёрдо знает, чего именно хочет, каких целей, и в каком порядке собирается достичь. Для этого было достаточно сильное желание жить интересно, уверенно, дерзко, к тому же вдохновляли и окрыляли головокружительные перспективы, неизменно удачное стечение обстоятельств, отменное здоровье, и прекрасная муза, романтические отношения с которой были катализатором всего остального.

Так и было, пока рука судьбы не дрогнула нечаянно, обронив, и беспорядочно смешав уже уложенные в красивую рамку детали почти готового полотна, изображавшего счастливую жизнь с дивным продолжением, и заготовленные заранее пазлы, каждому из которых было определено своё уютное гнёздышко.

Увы, роковые события, к которым Антон не был готов, увели вектор судьбы далеко в сторону, словно магнитная аномалия, подчиняющая себе стрелку компаса.

Прежние удачи и будущие достижения были безжалостно брошены в миксер обстоятельств, который перемешал и взбил их в густую массу. Капли негатива окрасили жизнь в безрадостный грязно-серый цвет, породив усталость, уныние, апатию, и скуку.

С тех пор как лучший друг увёл прямо из-под венца невесту, девушку, с которой Антон успешно выстраивал отношения больше двух лет, испорченную картинку в первозданном виде восстановить не удавалось.

Впрочем, вновь почувствовать вкус жизни не было, ни желания, ни сил.

Кануло в Лету то злополучное лето, не оставив иных воспоминаний, кроме немного смущённого лица, опущенных глаз, и тонких пальцев невесты с красивым маникюром, нервно теребящих кружева подвенечного платья, затем монотонной чередой одинаковых дней без событий пролетели дождливая осень и бесснежно-слякотная зима.

Даже весеннее цветение, солнечный свет и вернувшееся тепло, не радовали.

Марина до последней минуты скрывала своё решение, хотя приняла его задолго до торжественного дня. Антон так и не понял, для чего ей понадобилось столь экстравагантно расстаться, превратив сцену банального объяснения в зрелищное шоу.

Можно было спокойно, не ломая комедию, не превращая расставание в фарс, выяснить отношения. Суть осталась бы та же, но один на один пережить предательство было бы легче.

Любовь – территория свободы: похожа на порхание прекрасной бабочки. Стоит только к ней прикоснуться, как с невесомых крыльев облетает перламутровая пыльца, лишая возможности продолжить полёт.

Гости с раскрытыми от удивления ртами старались не смотреть на жениха и невесту, чувствуя неловкость, неуверенно топтались, переглядывались, однако с интересом ожидали развязку, и шептались, закрывая ладонями рты, чтобы невозможно было прочесть их мнение по губам.

Антону тогда казалось, что это был спланированный заговор, что над ним насмехаются.

Ампутированные любимой крылья Антон так и не отрастил вновь: считал себя неудачником, решил, что всё интересное в жизни уже произошло, и дальнейшие усилия бессмысленны.

Однообразно-унылые утомительные будни изнуряли пустотой. Нелепость беспомощного существования, лишённого радости движения, наводила на тревожные мысли, от которых пришлось отгородиться одиночеством.

Друзья и добрые знакомые один за другим покинули его скучное общество, застыла на месте некогда успешная карьера. Антон перестал осязать и чувствовать.

На улице и на работе он видел безрадостные лица угрюмых, озабоченных невзгодами и неразрешимыми проблемами людей, которым ни до кого не было дела.

Женщины и мужчины скандалили, спорили, агрессивно сливали друг на друга негативные эмоции, попадали в неприятные и драматические ситуации, подстраивали друг другу каверзы.

Отцы и матери ругали, наказывали детей, которые страдали и плакали. Взрослые дети изнуряли родителей непокорностью, упрямством, и ленью.

Люди вокруг мучились депрессиями, аллергиями, бессонницей, похмельем, болезнями. Эти состояния, казалось, и составляли суть их жизни. Никто никого не хотел понимать.

С работы домой, из дома на работу. Там и там Антона ждала размытая реальность в виде густого тумана, в котором восприятие действительности ограничено зыбкими неясными контурами предметов без объёма и цвета, где нечем было дышать.

Его раздражало всё, и все.

Прошлая жизнь изредка всплывала в памяти фрагментами, как нечто недосягаемое, словно счастливые годы жизни были галлюцинацией, фантомом. Обрывочные сюжеты вызывали приступы агрессии. Он уничтожил фотографии и письма, выбросил вещи, напоминающие о Марине, спрятал в чулан зеркала.

Антон пробовал горстями глотать таблетки от депрессии, повесил на окна тяжёлые тёмно-коричневые шторы, чтобы отгородиться от внешнего мира, почти не включал свет, глушил тоску алкоголем.

Если бы для выживания не было нужды работать, зарабатывать, он отказался бы от профессии.

Почувствовать вновь вкус жизни не получалось. Да он и не стремился что-то менять.

Лишь недавно внутри что-то неясно шевельнулось, вернуло робкое желание оглянуться по сторонам, вспомнить, что он живой.

Это случилось, когда в отдел, которым Антон заведовал, пришла новая сотрудница, Жанна Игоревна Постникова.

Женщина бесила его нарочитой жизнерадостностью, избытком энергии, чрезмерной самостоятельностью, упрямой настойчивостью, и несокрушимой профессиональной уверенностью.

Антон относил эти качества к желанию выделиться, что сильно раздражало.

Жанна ярко одевалась, назойливо лезла на глаза, задавала слишком много вопросов, причём постоянно улыбалась, и бесцеремонно стреляла глазками.