Любовь в зимнюю стужу

ГЛАВА 1

Хрум-хрум...

Хрум-хрум...

- Фух, — усталый вздох разнёсся по пустынной поляне, утопая в блестящих искорках сугроба.

- Хотела окрошки зимним вечерком? Получай, Лерочка! Ммм, вкусная получится окрошка, особенно добытая таким трудом, — новый вздох потонул в очередном сугробе.

Ясный лунный свет отражался от белоснежных перин, выделяя одно блеклое пятно. Просто одной девушке приспичило отведать летнего блюда. На ней была белоснежная паутинка, связанная заботливыми руками бабушки, белые валенки и тяжёлый тулуп дедушки, который сохранял тепло даже в сорокаградусный мороз.

- Ой, дурында я!

Вот почему бы не надеть красненький лёгкий пуховичок, чтобы налегке возвращаться с пакетами? Нет же, напялила тяжёлый тулуп, лишь бы не замёрзнуть!

Переставляя с трудом ноги по сугробам, я костерила себя последними словами. Вот что мне дома не сидится? Сделав ещё пару шагов, я с радостью выдохнула, когда увидела уютную выемку в сугробе

- Вот и моя стоянка, — со стоном наслаждения я бухнула свою увесистую мягкую точку в примятый сугроб.

На пути в посёлок под названием Ясноцвет, когда я с бо́льшим энтузиазмом шагала за колбаской и свежими огурчиками, этот сугроб показался мягкой перинкой, в которой не терпелось утонуть с весёлым смехом. Но вот на обратном пути, когда руки оттягивал пакет не только с огурцами и колбасой, но и с несколькими жестяными банками кукурузы, горошка и фасоли – ведь скоро новый год, и надо потихоньку закупаться. Этот сугроб был для меня словно оазис в пустыне – нереальный и долгожданный уголок отдыха. В этом примятом сугробе можно было набраться новых сил, чтобы путь в два километра до дома казался легче.

"Вот минуточку передохну и с новыми силами, в бой", — думала я, когда, сбросив пакет с продуктами, с наслаждением опустилась в уютную выемку в снегу.

Откинувшись на спину, улыбка озарила моё лицо. Взгляд утонул в зимнем небе, вылавливая редкие звёзды. Такого покоя от долгой зимней прогулки в сугробах по колено, точно не получишь в городе.

Я в который раз поблагодарила судьбу, что закинула меня в глухую деревню. Проведя в городе большую часть своей жизни, я не чувствовала и сотой доли того счастья и свободы, что обуревали мной сейчас. Даже тяжкая ноша в виде дедушкиного тулупа, на размер больших валенок, и пара километров до дома, не могли омрачить настроения.

Тишина зимнего вечера ложилась мягкой поступью на белоснежные сугробы, отражаясь в искринках кружащихся снежинок. Ничто не могло нарушить этого покоя. Так думала я, ведь это повторялось изо дня в день. Но внезапно, тишину разрезал рёв мотора.

Я испуганно встрепенулась, забарахтавшись в сугробе как жук, опрокинувшийся на спину. Скудной фантазией я никогда не страдала, и тем реалистичнее было в голове продолжение приближающегося рёва. Я словно наяву видела, как моё мягкое тело разрезает пара острых лыж, оставляя на снегу яркие красные брызги и две исчезающие дрожки, которые в скором времени запорошит начинающийся снегопад.

Не успела я подняться, чтобы отскочить с дороги, как мимо пронёсся снегоход. Он пролетел в полуметре от моих ног. Барахтаясь и отплёвываясь от снега, я практически поднялась, выкрикивая проклятия в адрес горе-гонщика.

- Чёртов городской мажорик, — мой крик полетел вдогонку рёва снегохода.

Неожиданно наступила тишина. Снегоход остановился. Страх сковал движения, и я рухнула обратно, глотая новый ворох снежинок.

"Неужели он услышал меня? Как?"

Я замерла, прислушиваясь к звукам. Огромными глазами смотрела в небо и стала прислушиваться, ожидая услышать скрип снега под чужими ботинками. Но, к счастью, после минутной тишины, её снова нарушил мотор. И в этот момент я готова была петь дифирамбы бабушке, что так пеклась о сохранности тулупа. С дедом они купили его ещё в молодости, и даже в прошествии многих лет, на тулупе ни единой дырочки. Правда, цвет немного потускнел, превращая белоснежный в сероватый. Но ничего, это не помешало мне слиться с сугробом.

Вдохнув полной грудью и решив больше не испытывать судьбу, я с трудом выбралась из снежного плена. Тулуп хоть и был тёплым, но удобство в нём и было только в этом. А в остальном дедушкин бушлат был мне великоват, мал малость и тяжеловат чуток.

Когда выходила из дома, температура воздуха гордо сияла отметкой минус тридцать два. Как говорится, нормальный хозяин и собаку в такую погоду не выпустит. А я вот попёрлась. Даже мои старички не стали пытаться отговорить. Знают – бесполезно. Только тулуп попросили надеть, чтобы в случае чего не замёрзла, пока дед будет откапывать меня из сугробов.

Бабулька наша – та ещё шутница.

Хрум-хрум…

Хрум-хрум…

Последние шаги до дома давались с особым трудом. Ноги, казались налитыми свинцом чугунками, и не хотели слушаться. Но взгляд, среди белоснежных сугробов, у соседнего с родным домом, выхватил чёрное пятно. И у меня открылось второе дыхание. Быстрыми шагами приблизилась к снегоходу. Ещё несколько часов назад невозможно было догадаться, где соседский забор, не то, что калитка. А сейчас я видела идеально ровную широкую тропу, ведущую к засыпанному снегом домику. Сугробам на крыше впору соревноваться с Гималаями. Причём, тот, кто чистил тропу, прекрасно знал, где у Одинцовых находилась калитка.

Главную дорогу у нас в деревне чистит местный дедушка, у которого есть трактор. Летом, когда сенокос, все односельчане выстраиваются в очередь, чтобы дед Вася помог привезти сено, а зимой он сам, от нечего делать, рассекает вдоль деревни. Эту "игрушку" подарил ему внук, чтобы можно было спокойно приехать в гости и не застрять у въезда в деревню. Остальные дороги чистят дорожники из райцентра, но вот в саму деревню не заезжают.

Дед Вася проезжает только по основной дороге, а тропы к домам чистят уже сами жители. Помогают им и местные волонтёры, в кое число входят моя подруга Зина, друг Стёпа и я. И всё, это вся коренная молодёжь на деревне. Остальные приезжают только пощеголять по улице в крутой шубке в зиму, а летом сверкать едва прикрытыми ягодицами и торсами, вызывая у местных старушек сердечные приступы.