Любовная лихорадка 30+

01

Книга из Цикла «Веры и девы»

Современность с живыми потомками оборотней — верами — элитой мира. В этом мире лишь одна из каждых десяти тысяч женщин может составить полноценный союз с вером и подарить супругу ребенка. Но не все рвутся стать парой самодовольных, заносчивых и властных мужчин.
Локация — выдуманный континент Вермерика и другие знакомые страны.

Аннотация: Холли с детьми приезжает на Крит, чтобы начать новую жизнь. Здесь почти вечное лето, море, новые друзья и самые смелые надежды на счастье. А еще разгадка личности ее тайной сексуальной фантазии. Скучно не будет!

Не забывайте подписываться, чтобы не пропустить новые истории! И, если история понравится, маякнуть об этом автору лайком\наградой или комментом.))

---------------------------------------------------

Колесико огромного чемодана застряло в решетке на выходе из аэропорта в Гераклионе, и это сломило Холли сильнее, чем тяжелый и изматывающий перелет из дома на Крит. Лекса не особо стремилась помогать маме и младшему брату с вещами, везя за собой компактный чемодан и нагло виляя задом. Она была худенькой, рыжеволосой и точной копией Дерека, отчего Холли ловила себя на мысли, что мало ее «порола», надо было постараться изменить физически все эти личностные изъяны от почившего мужа, но потом одергивала себя, вспоминая, что и сама была не лучше в переходном возрасте.

Что расстраивало сильнее всего — они почти не обсудили смерть отца, и Холли казалось, что дочь затаила обиду на нее, обвиняя в смерти. С Брайсом же она тоже не была уверена, что тихий и спокойный сын-вер не надумал лишнего, и сейчас просто держит все в себе, боясь расстроить маму. Почему-то Брайс патологически боялся чем-либо задеть Холли, и это пугало не меньше: дети ведь должны выкидывать коленца, особенно молоденькие веры. Лекса на брата закатывала глаза и называла гомиком.

В общем, Холли осознала лишь за тысячи километров от дома, в душном раскаленном воздухе июльского Крита, что безбожно напортачила с воспитанием детей. Дерек ими никогда не занимался, поэтому вина только ее.

— Что-то много грехов у тебя скопилось, Холлия, — бурчала себе под нос новая жительница греческого острова, пытаясь выдернуть шкафоподобный чемодан из капкана напольной решетки. И, как назло, просить о помощи было некого: такие же женщины с детьми и старики. Она уже стала сомневаться, что мужчины здесь существуют в реальной жизни, а не канули в Лету вместе со всеми миноскими легендами, как ее чемодан приподнялся и встал рядом с ней. Поэтому, когда она увидела огромного вера в военной форме с боевыми следами на лице и хмурым взглядом темных глаз, то растерялась и проблеяла что-то похожее на спасибо. Ее бесцеремонно смерили взглядом с головы до ног, взвесили, распределили по градациям, зло зыркнули и, ничего не ответив, пошли дальше.

Холли опешила во второй раз. Нет, она знала, что веры в других уголках мира более воинственные и агрессивные, но такого высокомерия она точно не ожидала от незнакомца. Знаки отличия на военной форме наводили на мысль, что это местная шишка, если она правильно помнила статус этих обозначений по дедушкиной форме.

— Мам, — отвлек от анализа вера Брайс, — я в туалет хочу.

— Сейчас, енотик, дотащим этот шкаф до Лексы и я тебя отведу.

— Маам, — снова протянул Брайс. — А Лекса кадрит какого-то парня.

Холли моментально стала искать глазами дочь и чуть дар речи не потеряла, когда увидела, что паршивка действительно клеится к какому-то молодому солдатику около большого «Хаммера», манерно поправляя отросшие волосы. С горечью Холли осознала, что Лекса «не ее» во всех смыслах: она никогда так не разговаривала с мальчиками, никогда не демонстрировала себя настолько призывно.

— Так, быстро пошли, — раздраженно кинула Холли и потолкала чемодан в сторону парочки, но не успела она дойти до негодницы, как с левой стороны вышел тот же военный и подошел к ребятам. Что-то сказал парню, потом Алексе, у которой вмиг пропала улыбка. Холли это очень не понравилось, как бы она не считала, что Лекса вела себя вызывающе, но обижать своего ребенка она никому не даст.

— Енотик, постой-ка здесь.

— Но, мам, я уже не могу.

— Потерпи, пожалуйста, я быстро! — кинула она Брайсу и быстро подошла к дочери, услышав обрывок фразы:

— Тебя где воспитывали? В борделе?

— Что вы себе позволяете! — крикнула Холли в спину этому амбалу. Вер развернулся, пристально посмотрел на нее, раздул ноздри и зло оскалился, отчего его лицо стало совсем кровожадным.

— А вы, видимо, мамочка этой малолетней вертихвостки? Скажите своей дочке, чтобы она не смела ошиваться около моих парней, а то...

Договорить Холли ему не дала, влепив не пощечину, нет, а схватив пятерней причиндалы этого грубияна и крепко сжав.

— Еще раз повысишь голос на мою дочь, и я оторву твою пипетку к дьяволу!

У молодого солдатика отвисла челюсть в прямом смысле, и он побелел до цвета оштукатуренной стены. Вер раздул ноздри сильнее, нахмурился и наклонился, обдавая Холли приятным ароматом одеколона, но больше никаких личных запахов не было. Голос у него был под стать внешности: низкий, сильный, с хрипотцой.

— Этой «пипеткой» я могу порвать твой бутон. Убери руку, если не хочешь потом вставать на колени передо мной. Вряд ли твой муж оценит...

И опять Холли не дала ему договорить, сжав руку со всей силой. Злые слезы встали в глазах, не давая видеть ясно. Хотя в той ярости, которая накрыла ее с головой, она бы не ручалась, что видела бы яснее без них. Упоминание о муже-изменнике подняло в ней всю злость из темного душевного колодца, куда она так аккуратно складывала негативные эмоции, чтобы не сорваться, не впасть в полное отчаяние перед детьми.