Магистр и странница

Пролог

— Нет! Санни, нет, остановись!

Сил бежать дальше не было, в глазах потемнело, она упала. Узкий коридор упирался в лестницу, не забраться, слишком много крови она потеряла.

— Стой! Подожди… да стой же ты! Послушай, она же просто ребёнок! Она ни в чём не виновата, и она не моя дочь!

— Убирайся! — бросил он, не сбавляя шага. — А хотя… — он остановился и обернулся, — хотя знаешь, это даже хорошо, что ты тут. Посмотришь, как она скатится с этой самой лестницы и сломает себе шею. А то, что она не твоя дочь, это хорошо. Кому есть дело до дочери прислуги? Так ведь, милая?

— Санни, опомнись, что ты такое говоришь? Ты не посмеешь…

— Не посмею? — он подошёл и присел на корточки, приподнял её лицо и отвёл растрепавшиеся светлые пряди.

— Не сомневайся, милая, не надо. Я посмею. Не веришь? Считаешь, ты хорошо меня знаешь? Может, не так хорошо, как тебе кажется? И, милая, я могу рассказать тебе, что случилось с твоим первым сыночком. Давай, спроси меня, где твой Дани. Я расскажу тебе.

— Хаддегардские боги! Так это был ты? Нет, ты ведь не мог…

— Не мог? — он усмехнулся. — Я же твой глупый, добрый, безотказный Санни, да? Милая моя, тебе пора бы уже понять: ты просчиталась, когда сочла меня безобидным идиотом. Это я украл его. Думал, ты не захочешь больше видеть его, того, кто бросил тебя и не смог защитить своего ребёнка.

Она смотрела на него и не узнавала. Как она могла этого не замечать? Выйти замуж за безумца. Видно, боги лишили её разума и покарали за всё, но за что они покарали невинное дитя?

— Ты же безумен... кому, скажи мне, кому ты его отдал?

— Ты ведь так расстроилась тогда, милая, что с горя даже почти сказала мне «да». Но он опять отговорил тебя и осчастливил вторым ублюдком. Он даже так удачно выдал тебя замуж за этого тихого идиота. Ему же, кроме его меча, никто не был нужен. А ты ведь даже не спала с ним, признайся? Он был вам очень удобен.

— Не твоё дело. Где. Мой. Сын. Отвечай!

— Так нету, милая, нету больше твоего дорогого Дани. Уже и костей-то, наверное, не осталось, сколько лет ведь прошло.

— Ты ведь мне лжёшь? Что ты с ним сделал?

— Нет, милая, я не лгу. Помнишь моих собачек? Ты ещё запретила мне привозить их сюда? Ты ведь знаешь, как я их люблю. Ты могла бы у них многому научиться, например, верности и послушанию, — он улыбнулся. — И кстати, ты же не думаешь, что твой такой удобный муж совершенно случайно наткнулся на нож в том переулке? Можно быть великим мастером меча, а сдохнуть бесславно в подворотне.

Она посмотрела в его глаза и вздрогнула. Она давно уже ничего не просила у богов, но сейчас ей больше некого было молить о помощи. Пусть сама она была недостойна их милости, но она ничего и не просила для себя. Только пусть бы Шоа успела увести детей! Она просила богов спасти её детей. Тех, кого он ещё не успел убить. И девочку.

— Молчишь? Ты всё верно поняла, дорогая, лгать мне больше ни к чему. Тебя не научить ни благодарности, ни верности, ты глупее собак. Поэтому ты умрёшь. Ты уже умерла. В родах. И ты, и твой новый ублюдок. Неужели ты в самом деле верила, что сможешь и дальше таскать мне чужих детёнышей, как блудливая кошка? Ты, может, уже и имя ему придумала? Зря. Дай угадаю, ты надеешься, что твоя служанка его спрячет? Нет, милая, стая их найдёт. А ты сейчас так слаба, и твоего любимого опять нет с тобой рядом. Он тебе не поможет. Никто тебе не поможет.

— Будь ты проклят... боги тебя покарают за всё, — он был прав. Что она могла сейчас? Только молить богов и надеяться, что услышат.

— О, кстати, давно хотел это сделать, – он встал, ухватил её за волосы, вздёрнул на ноги и ударил в живот.

Подол рубашки покрылся алыми пятнами, кровь потекла по босым ногам, она упала, задыхаясь от боли.

Пусть бьёт. А Шоа успеет спасти их, боги защитят её детей.

— Отойди от неё.

Он обернулся: на лестнице стояла девочка.

— Ну вот, а говоришь, не твоя. Дочь прислуги, а туда же, командовать собралась. Что такое, дорогая? Не слышу, что ты там лепечешь? А! Я понял, ты хочешь сказать «беги»? Ну что, малышка, поиграем? Беги, мамочку нельзя расстраивать, надо слушаться.

— Я сказала, отойди от неё, – повторила девочка. — Повинуйся. Ты должен говорить «да, леди» и исполнять.

— А то что, милая? Побежишь жаловаться? А кому? Страже? Да, хотя, неважно. Ну, давай, беги, я жду.

— Исполняй. Или я отправлю тебя к теням.

— Куда-куда? — рассмеялся он. — Ну попробуй, — он поднял женщину за волосы и снова ударил, на этот раз она закричала. — К теням сейчас отправишься ты, детка, вместе со своей мамочкой.

Раскат грома слился с криком женщины и заглушил его слова. На улице потемнело, ледяной, вовсе не летний ветер ворвался в башню и распахнул дверь. Девочка шагнула вниз. Ступени были высоки, и идти ей было трудно. Она спускалась медленно, аккуратно, придерживаясь за канат, что тянулся вдоль стены, и смотрела на него.

Дерр подумал, что не была она так уж похожа на его жену: волосы были темнее, да и эти глаза... серые, какие-то недетские глаза, в которые он смотрел, сейчас потемнели и напоминали цветом грозовую тучу, и ему вдруг почудилось, что в них промелькнули лиловые искры.

Опомнился он, когда она отвела взгляд, уселась на пол и обняла его жену. Дерр наклонился, чтобы поднять её, — пора было с этим заканчивать, и перед его лицом повис крохотный лиловый шарик. Шарик светился и издавал едва слышный треск.

— Ну и что это такое, что ещё за ерунда? – отмахнулся он от шара.

Тот послушно исчез, но какая-то сила оторвала дерра от пола и скрутила, болью отдаваясь в каждой части его тела. Он ещё успел подумать, что теперь так легко маленькая тварь не умрёт, а потом стены замка дрогнули, и новая боль ворвалась в него, взрываясь ослепительным белым светом. Мир разлетелся на сияющие брызги и погас.

Небо посветлело, ветер стих, и вскоре солнце снова засияло над руинами башни.