Макет

Макет

Макет.

“Шел он, как ходил любой житель провинциального города России в начале нулевых - немного по-советски. Работал на заводе по производству медалей для героев чеченской. Не сказать, что пахал, но и не тунеядничал. Работал ровно столько, как я знаю, сколько от него требовалось, потому что работа для него была ничем.

Он страшнейше пил, по-черному. Иногда он задавался вопросом, зачем ему, взрослому тридцатилетнему мужику пить постоянно водку. Но эти мысли долго в его голове не засиживались, а скорее убегали от туда не вынося весь тот объем чернухи, который там складировал Игорь. 

Войдя в магазин он стал пересчитывать мелочь у кассы, 87 рублей и 55 копеек, которые он предусмотрительно отложил в другой карман куртки, чтобы быстро рассчитаться. Как всегда. Но в этот день Игорю удача не улыбалась даже той злой или иронической ухмылкой, как она это делала обычно. Вошла Лара. Как всем в юношестве рассказывал, это была его “телка”. Конечно же, никакой его девушкой она не никогда была, да и вряд ли будет. Но Игорь даже до тридцати лет сохранял свои нежные чувства к “телке”. Игорь застеснялся и его грязной, пропитой куртки и вечного запаха папирос “Петр 1”, и в большей степени 0,5 “Зелёной Марки”. В паническом ужасе, как это обычно делают алкоголики, когда видят любовь всей их жизни, он бросил кассирше мелочь, практически в лицо, и молнией вылетел из магазина с бутылкой. В тот день Игорь опять остался должен магазину 10 рублей. Сложно посчитать, сколько он там в общей сложности задолжал. Наверное, если все пересчитать, пришлось бы продавать “запорожец”. Но “запорожца” у него не было. 

Быстрыми шагами, оглядываясь, задыхаясь от неудобной ситуации и самоуничижения, он подошел к своему подъезду. Думаю, помните вы подъезды из начала нулевых. Игорь передохнул и вызвал лифт мощным хлопком по еле живой кнопке. Проехался в исписанной узенькой коробочке до пятого этажа и позвонил в квартиру номер 77. Счастливое число. Ключей Игорь никогда не носил. “Они где-то были...”, как говорил своей маменьке он сам - “, только найти их надо”. Поиски не могли идти седьмой год, и маменька уже не спрашивала о ключах. 

Открыла Игорю дверь небольшая старушка 60 лет. Ее седые, но искусно завитые кудри и красно-фиолетовая густая помада источали замечательный запах старины, с хрустящим ретровым звучанием. Не сказать по ней, что она не была довольна своей жизнью. Квартирный вопрос ее не так беспокоил, как Игоря. Все было в этой женщине вроде нормально. Но уже 10 лет как в ней было все нормально и ничего эти 10 лет эту нормальность не нарушало. Покой. Одним словом можно ее описать. Но не тот покой к которому стремится, наверное каждый из нас, а старушачий. Грустный покой. 

Игорь ворвался в квартиру, сбросил рабочие ботинки и кинул пузырь на кровать.

-- “Здравствуй, Игорь.” - как-то по-обычному разочарованно сказала старушка.

-- “Здравствуйте, мама” - на украинский манер ответил Игорь.

-- “Ты будешь ужинать?” - предложила мама.

-- “Ну а че там?” - снимая куртку сказал Игорь.

-- “Ну борщ там со вчера, могу салат сейчас порезать” - ответила старушка, перейдя на заботливый тон.

-- “Ну давай что-ли” - согласился сын.

Уже через пятнадцать минут все было на белой кружевной советской скатерти: не очень свежий хлеб, салат из огурцов и жидкий борщ из одной лишь капусты. На сладкое у нашего героя были все те же не меняющиеся годами шоколадные конфеты, которые всегда были в этих советских кухонных шкафах. И был в этих конфетах, один лишь старый шоколад. Никакой начинки. Может, когда-то там она и была, но давно изъедена червяками. 

  Игорь бросил с какой-то злобой алюминиевую огромную ложку в мутную красную жидкость, съев всего ничего. Мать сидела в другой комнате и смотрела телеканал, на тот момент, еще “Культура”. Была передача про каких-то пианистов и мама Игоря, как пианистка в молодости, каждую неделю ровно в это время смотрела ее. Игорь открыл деревянную белую форточку, когда-то густо измазанную краской, посмотрел на приторно тоскливый и ужасно знакомый вид города светящегося многочисленными многоэтажками и желтыми фонарями. Он вспомнил о Ларе и об этом происшествии в продуктовом. Посмотрел на пыльные горькие, но ароматные листья тополя, растущего под окном. Заиграла какая-то грустная музыка по телевизору. Игоря она не тронула. Он все думал, как ему съехать от маменьки. Не было у него не друзей, не женщины. А жил он в однушке. В той, наверное, сейчас и живет. В его голову пришло слово “пошлость”. Он выбросил окурок в форточку и захлопнул ее, как будто оставив город без воздуха. “Настало время пить” - подумал Игорь. Он вошел в комнату, где мама смотрела телевизор и взял со своей тахты “Зеленую марку”.

-- “Смотри, Игорек, смотри. Ну разве не прелесть?” - восхитилась мама.

-- “Да, нормально” - открутив зеленую крышку ответил ей сын. 

-- “Бросал бы ты пить, а то как отец” - сказала матушка.

-- “Вот отца только не надо. Я уже сам решу как нибудь” - опрокидывая рюмку с советским гербом ответил Игорь.

“Ой, ну как же играют!” - с горящими глазами, приговаривала старушка. - “Как играют!”. Потом она убавила громкость на “Рубине” до минимума и села за фортепьяно. Она начала играть “Где ты ходишь серый волк”. Это единственное, что она помнила с работы. Проработала она всю жизнь в детском саду пианисткой. Все 30 лет, как закончила училище, и все время тут. Сидящий на стуле Игорь перестал выпивать. Он смотрел на мать, виртуозно играющую одну и туже мелодию всю свою жизнь, как заезженный граммофон, с бутылкой в руках несколько минут. Потом все-таки Игорь поставил бутылку на стол. Он принял совершенно неестественную для алкоголика позу, как будто он получил смертельный диагноз. Мама оборачиваясь на сыночка, по-доброму, но с оттенками безумия в глазах улыбалась. А Игорь. Он уже и не смотрел на нее. Он смотрел на макеты кораблей, которые он клеил с отцом, когда тот был жив, на старые шкафы, которые никак не давали ему покоя, на старые, как мир, книги в оборванных, изклошмаченных переплетах. Про морской флот, про фортепианную музыку начала XX века, самиздат Достоевского и толстый том Гоголя. Все это произвело на разгоряченный водкой мозг Игоря такое желание умереть, что казалось, что Игорь действительно умер, так неподвижно и холодно он сидел на фанерном стуле. А все играл “Где ты ходишь серый волк”. Реприза за репризой. Наконец, матушка прекратила и повернувшись сказала: “Эх, Игорек, совсем ты чего-то приуныл. А помнишь как мы с папой тут жили, как он командировки на флот уходил. И все так весело было. Тесновато, но весело. На море вот ездили…”. Мама подошла к шкафу и достала оттуда фотоальбом. Там были черно-белые фотографии, как Игорь был с отцом в Севастополе. Ему было 12-13, на фотке он в маске для ныряния и в ластах, с ружьем для подводной охоты. Любил Игорь с отцом море. Старушка уселась в кресле и стала обговаривать каждую фотографию бубнящим, еле слышамым голосом. Игорь тихо вышел из комнаты, а мама его так и разговаривала сама с собой.