Малефициум

Малефициум

Я скромно высказал лишь правду, без сомненья.
Ведь это только вы мирок нелепый свой
Считаете за всё, за центр всего творенья!

«Фауст» И.В. Гёте

Бесконечная, серая, пузатая от накопленной влаги туча медленно ползла над белокаменным городом. Прохожие кутались в плащи, с укоризной смотрели в небеса и понимали — что-таки нет... и сегодня летнего солнышка им не будет, как не было его вчера и позавчера и два-три-пять дней к ряду. Погода нынче стояла промозглая, мелкий по-утреннему свежий дождик редкими, мелкими каплями тревожил лужи, расплескавшиеся по булыжной мостовой. Стук подков, натужный скрип телег, карет, подвод... бесконечный немелодичный гомон людских голосов и топот сотен обутых, или босых ног сливался в режущую слух, непрекращающуюся какофонию — человеческий муравейник жил.

Впрочем, в высокой, жемчужного цвета башне, возвышающейся над центром города, в просторной комнате, специально предназначенной для приёма высокородных посетителей, всё это слышалось едва ли. Там жарко пылал камин, распространяя кругом тёплый дух и изгоняя сырость. Его красивый портал был украшен резным декором на тему бесчисленных сражений людских магов, и их побед над проклятыми, тёмными и разными одержимыми. Дорогие материалы отделки, точность рисунка и скрупулёзность в мельчайших деталях узора выдавали работу гномьих мастеров — совсем недешёвое удовольствие по сегодняшним ценам. Уютно потрескивали поленья и рыжее пламя отражалось в натёртом до зеркального блеска паркете, из редкого и очень дорогого в этой местности красного дерева. Четыре бело-синих мраморных колонны по углам комнаты, так же были целиком украшены резьбой на всё ту же тему, и подпирали лазурный потолок, создававший тут эффект чистого неба над головой. Стены были задрапированы тяжёлой, зелёной тканью, расшитой растительным орнаментом на манер гобеленов. Единственное окно через которое в это помещении проникал воздух и естественный свет.

Задумка оформителя была очевидна — создать у посетителей эффект открытого пространства какой-нибудь беседки в саду. По этой причине мебели в комнате почти не было. Лишь напротив камина стояло два мягких кресла с высокими спинками.

В одном, расправив плечи, в вальяжной позе восседал человек — мужчина лет пятидесяти с виду, в длинных белоснежных и пурпурных, многослойных одеждах, как и полагается человеку его сана и довольно высокого положения. Поверх одеяния на груди мужчины висел громоздкий и аляповатый медальон из чистого золота — знак, подтверждающий полномочия данного человека говорить от имени Верховного магистра. Был он, не худой, не толстый, не красавец конечно, но и не урод — крайне благопристойная внешность человека, не слишком утруждающего себя какой-либо физической нагрузкой. Белое, холёное, какое-то благостное, даже сострадательное лицо его обрамляли тщательно уложенные каштановые локоны и коротко стриженная по последней человеческой моде густая бородка. Поза свидетельствовала о расслабленности человека и его самоуверенности; одна нога на другой, руки спокойно лежат на подлокотниках, голова откинута на спинку кресла, подбородок задран вверх. Взгляд светло-карих глаз его, устремлённый на пламя в камине, был понимающий, но в целом равнодушный ко всему на этом свете, кроме разве что него самого. Человек этот говорил, и хрипловатый его приятный голос с совсем небольшим акцентом, выдававшим в нём уроженца южных колоний, негромким эхом заполнял всю комнату:

— Мне... нам право очень жаль князь, но к сожалению, мы тут ничем помочь не можем. Наша магия в столь тёмных делах бессильна и сделать для вас что-либо мы не можем, не смотря на безграничное наше в том желание.

Тут человек прервался и чуть ли не впервые за всё время этой аудиенции взглянул на своего собеседника.

— Вы и сами должны это понимать глубокоуважаемый Риал Дайн. Малефициум чужд порывам благочестивого духа... да и мало их осталось нынче... малефиков этих.

Мужчина замолчал, метнул взгляд на резной портик камина, и тут же его отвёл, несколько смущённо принялся постукивать пальцами по подлокотнику кресла. Его собеседник никак себя не проявлял.

Как и полагается эльфу, высокородному князю древнего, Пятого в иерархии приближённых к трону, рода — посетитель хранил хладнокровие истинного воина. За спинкой его кресла безмолвно замерев находились двое побратимов — телохранители. За дверью этой комнаты приёмов прочая свита и родственники.

Эльф молчал, не мигая смотря на человека потемневшим и нечитаемым взглядом фиолетового словно грозовая туча цвета. Идеальное лицо его застыло маской равнодушия и отчуждённости, но все мышцы тела, словно натянутая тетива лука, были напряжены до предела и на кистях рук его стали заметны хорошо залеченные когда-то шрамы.

О, если бы не крайняя нужда, разве ж эльфийский князь унизился до того что бы искать спасения у человеческого племени с их весьма разнообразной магией. Дух высокородного эльфа никогда бы этого не допустил и смерть была бы предпочтительнее. Подобная участь никогда не пугала никого из их народа, в отличии от слабонервных людей.

О-о-о... если бы речь сейчас шла только о его собственной жизни — да Риал Дайн расстался бы с ней не задумываясь, знай он что это гарантирует безопасность всем остальным. Но безвыходность его ситуации заключалась в том, что за ним в «Мир теней» уйдёт и любимая супруга, и их первенец-наследник, а ведь крохе нет и двух лет. Род... древний эльфийский род прервётся, члены рода пойдут под чужую руку и вынужденно станут чьи-нибудь вассалами что бы выжить, его враг, его соперник заклятый, будет торжествовать...