Маленькое детское счастье

Маленькое детское счастье

В воздухе колыхалась золотистая пыль, отчего Лене было страшно дышать. Пододеяльник, накинутый на нос, давал иллюзию защиты, но это была лишь иллюзия.

Вставать не хотелось. Там за стеной уже проснулась, зашевелилась мать. Сейчас она прошмыгнет на кухню, выпьет горячей воды и начнет докрасна растирать махровой рукавицей суховатое тело. Потом поскачет, подергает конечностями, откроет окно и, смакуя сладковатый клубничный дым, выкурит первую электронную сигаретку. Следом проснется Светик, потребует громко мультики и мать сунет ей в постель смартфон.

А дальше… А дальше день раскрутит свой унылый маховик, наполняя пространство крохотной двушки бессмысленными нудными часами.

Если бы не пандемия. О, если бы не она – Лена виделась бы с матерью не чаще, чем с участковым терапевтом. Конечно, они созванивались, но у той была своя жизнь, а у Лены своя, где она вполне обходилась без родительской помощи. Но только не теперь, когда муж Толик, обросший жиром, по словам матери, как тамбовский хряк, оказался приписан к бригаде противовирусных «космонавтов» и возил их на вызовы, рискуя получить тот самый ковид.

Третью неделю он жил один на другом конце города и совершенно невозможно было проверить один ли. От этой мысли Лене становилось еще тоскливей. Самая страшная в классе, с отвратительным брусничным пятном на щеке, точно школьный хулиган плеснул ей в лицо морсом, Ленка и в колледже не расцвела. А позже, работая в магазине среди баб, опять оказалась на последнем месте, всегда какая-то пронзительно бледная, с вечно испуганными крошечными глазами приговоренной мыши.

Они сошлись когда обоим перевалило за тридцать. Жить негде. Мать потеснилась, пустила к себе, хоть и не привечала зятя, считая тупым окороком, способным лишь гонять танчики по монитору. Да и зятем он не был. Так, сожитель дочери. До ЗАГСа не довел, только до койки, а там и Светик родилась. Через год они съехали на съемную квартиру, к четырем дочка пошла в сад, и тут грянула пандемия.

Мать сама позвонила, предложила переехать, пожить пока не наладится. Выбирать между опасностью и матерью пришлось недолго. Толик как-то сразу зацепился за эту идею и тем же вечером отвез их к «теще». Правда в квартиру не зашел, у подъезда высадил, видно испытывая те же чувства к условной родственнице, что и она к нему.

Какое-то время Лене пришлось напоминать ребенку, что это вовсе не тетя, а родная бабушка, но вскоре детка привыкла и согласилась.

Вряд ли Елена любила Толика, но была ему благодарна за то, что обратил внимание, выделил среди остальных, не побрезговал.

Не разделяя ее унизительной благодарности к «тамбовскому окороку», мать подозревала, что дочка просто дура соломенная. О чем напоминала ей каждый день вот уже третью неделю. И то, что Толик теперь почти герой ее не смущало.

На плите фыркала манная каша. Лена присела к столу и, раскатывая хлебный мякиш между пальцами, уставилась в материнскую спину прямую и крепкую, как логарифмическая линейка – фиг сломаешь. Мать растила ее одна, муж разбился на мотоцикле, когда дочке едва исполнилось пять лет. Память хранила, тот последний день с отцом, день ее рождения….

Лето. Дача. С утра надев любимое платье, Леночка караулила его у окна: притащила стул и взобралась с ногами. Дождь лил стеной, коленки затекли и болели, но она дождалась. Папа обещал ей Барби – изящную куколку, настоящую заморскую принцессу!

К обеду сверкающая Ява остановилась у крыльца. Перламутровый шлем, оторванной головой стрекозы повис на мотоциклетной ручке. Отец вбежал на веранду, схватил – от куртки и штанов пахло мокрой кожей, – подбросил ее несколько раз, так высоко, что замерло сердце. А когда опустил, то достал из кармана принцессу...

Светик ворвалась на кухню и обиженно сопя, положила на стол перед матерью телефон с погасшим экраном.

– А вот и кашка… – пропела бабушка приторным голоском, наливая из ковшика в тарелку жидковатую стряпню. Но Светик буркнула в ответ: «Не хочу!» – и залезла к матери на колени.

– Поешь, солнышко. А я тебе платьице подарю. Красивое.

Светик насторожилась и недоверчиво спросила:

– Мы пойдем в магазин?

– Мы пойдем в шкаф! – улыбнулась бабушка, стряхивая с ножа желтоватый кубик масла в тарелку с манной кашей.

– Тогда пойдем прямо сейчас. Я буду есть кашу в новом платье, – распорядилась Светик, сползая с маминых колен.

Когда дочь появилась на кухне, Ленино сердце сжалось. Это было то самое платье! Сиреневое, расшитое золотыми шмелями по отложному воротничку… Вот и чуть заметное пятнышко от вишни на подоле. Отец привез тогда пакет перезрелых ягод.

– Мама, это мое платье...

Мать кивнула и вытащила из кармана халата нестареющую куколку. Ее принцессу.

– Мама… – глаза Лены наполнились слезами неожиданно и мгновенно, – ты сохранила… но зачем, зачем…

– Чтобы ты вспомнила счастье… – И она протянула дочери куклу.

Отец разбился в тот же день, когда летел на своей новенькой Яве с дачи в город. Но Лена узнала об этом спустя много лет. И только теперь она поняла почему – мать хранила ее маленькое детское счастье.

– Спасибо… – обронила Лена, прижимая к груди целлулоидную принцессу. И ей почудилось, что от капроновых волос пахнуло мокрой кожей…

Маленькое детское счастье