Малютка

Малютка

Над широкими темно-серыми воротами вспыхнула голограмма. Яркая, огромная и знакомая голограмма, не меняемая хозяином мастерской лет эдак семь. Из-под янтарно-желтой, словно бы сотворенной самим солнцем надписи "Добро пожаловать!" выезжал забавный красный автомобильчик, выпущенный в те далекие времена, когда строительство МКС считалось верхом космической промышленности. Михалыч почему-то называл его "десяткой".

Я вновь бросил взгляд на наручные часы, потом захлопнул дверцу аэрогрузовика и зашагал в сторону раздвигающихся ворот, сделанных из материала, подозрительно смахивающего на броню космических крейсеров. Створки толщиной сантиметров в десять медленно и почти бесшумно ехали по желобкам, открывая просторы гаража, пока еще не освещенного. Во мраке тускло поблескивали аэрокары, жужжали гусеницами и подмигивали разноцветными огоньками старые, но надежные страж и ремботы, и работали мощные кондиционеры. Приятный холодок я ощущал даже тут, под летним солнцем, начинающим потихоньку припекать короткостриженую макушку.

Известная на всю Москву, да и не только на столицу, мастерская "Карданный вал" открылась строго по расписанию. Ни минутой раньше, ни минутой позже. Ровно в 9:00.

Воистину, точность - вежливость королей. В данном случае - "короля" аэро и автотехники, способного починить едва ли не все, что летает, ездит и плавает. Причем совсем не обязательно, чтобы это летающее, ездящее и плавающее было из Солнечной системы. Барахлит экзотический флаер, в аэросервсисах лишь разводят руками, мол, центаврианские движки не чиним, - путь один: к Михалычу, то есть к Михаилу Михайловичу Бобрыкину. Он разберется, поможет, наладит.

Собственно, именно за помощью прибыл и я. Ни свет ни заря, не успев побриться и как следует позавтракать, выдернув из-под рук-утюгов домобота горячие брюки и пролетев триста с гаком километров на аэрогрузовике. А часом раньше мне позвонил владелец платного гаража и сообщил, как говорится, пренеприятнейшее известие. Дескать, так и так, ваш аэрокар ни в какую не заводится. Ах да, выразился он по-иному: "Малютка не подает признаков жизни". Что было куда точнее, ибо инопланетная машинка была не только аэрокаром, но и живым примитивным организмом. И, как назло, именно сегодня, в пять вечера, я должен был преподнести ее в качестве подарка на юбилей от благодарного коллектива. Причем не кому бы то ни было, а Юрию Степановичу Воронову, крайне успешному бизнесмену, известному коллекционеру аэрокаров и, прежде всего, моему боссу. Карьера, естественно, оказалась под угрозой. Ну, а единственный человек, способный ее спасти, жил на окраине Москвы. Поэтому, как ни крути, пришлось погрузить Малютку в аэрогрузовик и лететь на полных скоростях через всю столицу к Михаилу Бобрыкину.

На мое счастье, он не заставил себя долго ждать. Словно крот из норы, мастер Золотые-руки вылез из какого-то лаза в глубине гаража и, на ходу застегивая темно-синий комбез, направился в мою сторону. А его появление сопровождалось вспышками света и заметным оживлением в мастерской.

Мощные, идущие вдоль всего потолка лампы осветили помещение настолько сильно, что я подумал: а не надеть ли солнцезащитные очки?

Засверкали сталью роботы - передвигающиеся на гусеницах и ходящие, напоминающие здоровущих жуков и похожие не пойми на что, ростом с человека и спокойно пролетающие под днищем раритетных автомобилей, от одного вида которых у моего шефа потекли бы слюнки.

Тут было на что взглянуть. Как в музее. Одно белое тесное чудо о четырех колесах, с рулем вместо штурвала, невероятно угловатое, посматривающее на меня двумя круглыми, как блюдца, фарами, наверняка стоило целое состояние. Были в гараже и первые громоздкие аэрокары, на которых в свое время гонял еще мой дед. Пугали своей разбитостью и современные модели - настолько потрепанные аварией, что трудно было представить, как эти куски металла можно починить.

Михалыч - а для меня дядя Миша - тем временем шел неторопливо между нестройными рядами машин и подслеповато поглядывал на меня - видимо, пытаясь определить, кого принесло в такую рань. Крепенький, усато-бородатенький, выправленный армейской муштрой мужичок того возраста, когда сказать "старик" еще рано, а "в самом расцвете сил" - уже поздно.

В детстве я называл его гномом. Больно уж смахивал он на персонажей известных книг и мультиков. Когда он к нам приезжал, я часто забирался на его колени, играл с его черной бородкой и, заглядывая в большие глаза, думал, что он и впрямь один из добытчиков самоцветов. Иногда говорил: "Дядя Миша, вы похожи на гнома" или "Когда я вырасту, у меня будет большая-пребольшая борода. Вот тааакая".

Бороду я так и не отпустил, но даже сейчас, спустя столько лет, старый друг отца по-прежнему напоминал мне гнома. Доброго гнома, от которого веяло моим счастливым детством.

- Серега, ты, что ли? - поинтересовался Михалыч, когда нас разделяло от силы метров двадцать.

- Я, дядь Миша. Я, - ответил я и хотел было шагнуть навстречу, да больно уж стражботы забеспокоились. Закрутили механическими башками, угрожающе вскинули руки-стволы, окружили меня плотнее, чем прежде. Словом, муха не пролетит. Они хоть и старые, но дело знают. Пикнуть не успеешь, как всадят двадцать тысяч вольт или что похуже.

- Железяки, а ну стройся в два ряда! - грозно скомандовал мастер, и роботы, словно солдатики-лилипуты, выстроились в две шеренги, по обе стороны от меня.