Мандаринка для Милы

***

Дрожащей рукой я смахнула с лица слезы. Празднично разукрашенная ярмарка расплывалась от слез перед глазами. Ну что я за невезучая неудачница? За что мне все это? Мало того, что муж, с которым прожили десять лет, вдруг взял и бросил накануне Нового года, так еще и кошелек украли со всеми деньгами! Вот тебе, Милка, и Новый год! Не то, что елки, даже веточки нету! Будешь сидеть одна в пустой квартире и за пустым столом… Невольно всхлипнула. В тощей сумке одиноко болталось полкило вареной колбасы на оливье да упаковка майонеза – вот и все, что я успела на рынке купить до того, как какая-то сволочь стянула у меня кошелек с зарплатой и премиальными… Хорошо хоть кредитная карточка дома лежит. Будет за что хлеба купить, пока на работе не выдадут аванс.

 — Красавыца, чего рыдаешь? Вах! Такой дэнь, а она сырость разводыт!

Не сразу я поняла, что колоритный мужчина кавказкой национальности с пышными усами, в белом переднике и нарукавниках, хитро поблескивая глазами-маслинами из-под огромной кепки-аэродрома обращается ко мне. Еще бы! Какая я красавица? Тридцать три года, из них пять лет неудачных попыток завести ребенка и лечения от бесплодия оставили свои следы и на лице, и на фигуре. А волосы у меня всегда были жиденькими и не выразительными.

Грузин, или кто он там по национальности, выглядел скорее пожилым, чем моложавым. И тревоги во мне не вызывал. Некрасиво шмыгнув носом, я нехотя ответила выжидающе смотрящему на меня мужчине:

 — Деньги все вытащили… Хотела на Новый год скупиться, елочку там, мандарин… — Я снова невольно всхлипнула. — А теперь до зарплаты хлеб придется в кредит покупать…  А потом с долгами рассчитываться…

Горло снова перехватило от спазма и жалости к себе, и я замолчала, стиснув зубы, чтобы не разреветься окончательно.

Мужчина кавказкой национальности распушил свои усы, покачал головой и сочувственно поцокал языком:

 — Вай-вай-вай! Какой не хороший люды! Как можно такую красавыцу, и лышить праздныка! Вай-вай-вай!

Подумав чуть-чуть, он вдруг взял самую крупную мандаринку из горки таких же, лежащих на прилавке, и протянул мне:

 — Бэри! И пусть эта бэда будет последнэй бэдой в твоей жизны! Бэри, говорю! — Он почти насильно впихнул золотистый плод в мою руку и добавил: — Чыстить будэшь – загадай жэлание! И оно обязатэльно сбудэтся! Зуб даю!

Я улыбнулась сквозь слезы и от всей души пожелала:

 — Спасибо! Пусть у вас всегда все будет хорошо: товар чтоб не залеживался, а покупатели были только благодарные!

Мужчина довольно шевельнул усами:

 — Спасыбо, красавыца! И не плач! Все у тэбя будет хорошо! Спросы любого — Вано врать не станэт!

Тепло простившись с неожиданно добрым торговцем, я положила даренную мандаринку к колбасе и майонезу, и потопала домой. На ярмарке мне больше делать было нечего. Денег не было, а просто глазеть – себя только расстраивать. Пойду лучше приберусь в квартире, настрогаю себе оливье и буду смотреть телевизор. А в полночь можно спуститься во двор. У нас рядом с домом сквер, в котором городские власти много лет подряд к новогодним праздникам украшают деревья гирляндами. И уже давно у местных сложилась традиция выходить в этот сквер в полночь встречать Новый Год. Так и в Новогоднюю ночь буду не одна. Жизнь налаживается…

У крайнего подъезда соседнего с моим дома мне неожиданно повезло разжиться парой сосновых веточек. Они одиноко лежали, забытые кем-то или выброшенные за ненадобностью на заснеженной лавочке. Воровато оглядевшись по сторонам и не увидев ни одной живой души, я жадно сцапала веточки и торопливо побежала домой. Пусть у нас не принято ставить в вазу парное количество цветов, а носят такое только на кладбище, еловые лапы совсем не похожи на цветы. Так что будем считать это хорошей приметой – к паре в Новом году. Пусть бывший увидит меня в городе с шикарным мужчиной и подавится своей желчью!

От сосны и мандаринки в квартире сразу запахло праздником. Переодевшись и вооружившись тряпками и бытовой химией, я рьяно взялась за дело. И через несколько часов моя маленькая квартирка сверкала чистотой, словно только что построенная. А в мусорных мешках у порога лежали найденные под диваном и креслом бэушные носки бывшего, его сломанный планшет, завалявшийся в шкафу и оставленный хозяином за ненадобностью, коробка с домино, пара старых рубашек и спортивные штаны с дыркой на стратегическом месте. Последние я долго вертела в руках, не понимая, почему я раньше их никогда не видела. Ткань была неплохой. Откуда они у нас? Странно.

Закончив с уборкой и отдышавшись, я натянула куртку, собираясь снести все это добро вниз. Не хочу встречать Новый год с хламом в квартире! Если уж Новый год, то непременно новое счастье и новая жизнь! А значит, старому в ней места нету. Глупые рассуждения, подумалось мне, когда я, пыхтя, тащила мешки вниз. Но ведь в некоторых странах есть даже обычаи – в Новый год выкидывать из дому весь хлам! Не станут же люди это делать просто так? Значит, что-то в этом есть обязательно.

Оттащив к мусорным контейнерам хлам, я у подъезда нос к носу столкнулась с соседкой из второго подъезда. Яркая, словно райская птичка, и столь же стервозная Алевтина вцепилась в меня как бульдог:

 — Людмила! Тебя мне сам бог послал! — От такого приветствия я невольно насторожилась. Алевтина среди соседей славилась тем, что мастерски перекладывала свои проблемы на чужие плечи. — Выручай! Очень надо! Понимаю, что с моей стороны это некрасиво, но я тебе потом сеном откошу! — Алевтина сделала жест «зуб даю», и с ее ярко-красными длинными ногтями это смотрелось угрожающе. — Вот честное пионерское! Помоги мне, а я потом помогу тебе!

Смирившись, что откреститься от гиперактивной соседки просто так не выйдет, я тяжело вздохнула:

 — А что сделать-то нужно?

Алевтина была, как и я теперь, разведенкой. Только в отличие от меня яркой и эффектной, как тропическая бабочка: волосы благородного тициановского оттенка, огромные зеленые глаза, фарфоровая кожа и красивого рисунка яркие полные губы. Я сама видела, как мужики головы сворачивали, когда Алевтина шествовала по улице в своих сапогах на высоченной тонкой шпильке. И наличие семенящего рядом мальчишки пяти лет никого не смущало.