Маньяк

Маньяк

В жизни у каждого есть страшная история, которую он пытается забыть: бытовая, эмоционально-тяжелая, тягучая. Есть иногда и просто страшные истории, которые рассказывают детям как сказки, но от которых самому, когда вспоминаешь, не по себе. Моя история коротка, и она не страшна даже, а очень странна, как бывает странно то, что человек не может понять, как бы не старался.

Однажды мы с другом, М., заядлым рыбаком и охотником, выбрались в лес, недалеко от моего дачного домика, в ста километрах от города П. М. давно звал меня погостить на краю Ойкумены, как он выражался, вдали от бензина, вони и толпы, в его охотничьем и, скажем, не совсем легальном домике у озера в десяти километрах от ближайшей деревни. Я, как истинно городской житель, был чистым овощем в лесу, когда мы бродили и собирали самые разнообразные ягоды. Стояла теплая летняя погода, такая, позднеиюльская-раннеавгустовская, когда утром свет греет до жары, а ночь холодит до простуды. М. у нас не только был охотником, он был ещё и страстным натуралистом - собирал диковинные коренья, грибы, да и ягоды, а жил тем, что продавал приезжим перекупщикам больную, тем самым имеющую красивый узор, древесину. Дело было даже прибыльно, так что М. был экспертом нашего леса. Я же, дуб дубом, шел за ним по бурелому как слепая овечка.

Как-то раз он проговорился, что имеет, можно сказать, венец коллекции - поляну, где все деревья изогнуты, причем изогнуты самым причудливым образом и потому за эту древесину дают самую высокую цену. Эту-то поляну он мне и шел показать, взяв слово, что место её нахождения я никому не скажу. Куда уж мне, городскому.

Выйдя с домика, когда солнца ещё не было, мы добрались до места только поздним утром: поляну, находившуюся прямо посреди местного, затхлого и почти исчезнувшего болотца, освещало яркое солнце.

Это действительно был венец творения. Посреди болота, кругом как стеной стояли деревья, больше напоминавшие изгородь, но кто видел изгородь из берез? Пройдя её в рукотворном проходе, мы вышли на открытое пространство метров пятьдесят длиной, в центре которого бил ключ.

А рядом с ним стояло...

Это было обыкновенное дерево, за исключением своего вида: ствол был ярко выраженным антропоморфным и передавал силуэт женщины, руками-ветвями закрывавшей глаза.

В этом месте и в этот час он был печален, в свете пробивавшегося через свою листву утреннего, веселого солнца.

- Какая красота! - сказал восхищенно я, а М только кивнул в ответ.

Мы обошли дерево. Мне закралась в голову мысль, что этот силуэт печальной женщины был бы ужасен в темную ночь и вдалеке от людей. Подойдя ближе, я заметил, что кора и рисунок на ней делают эту фигуру не столько женственной, сколько какой-то змеиной или даже в чем-то, напоминающем бинты.

М. достал нож. Я попытался его отговорить, но он не послушал и отрезал кусок коры. С дерева полился густо-оранжевый сок. В свете утренних лучей он был даже более красным. Кусочек этот М. убрал себе в рюкзак. Мы переглянулись, он хмыкнул, и мы продолжили путь.

Обойдя дерево, мы пошли по руслу ручья, выливавшегося с центра поляны. Дойдя до конца, где ручей упирался в "изгородь", М повел меня в такой же рукотворный проход.

Дальше, следуя ручью, мы вышли на озеро. Я молчал, думая о странном древе, а М. рассказывал и рассказывал веселым голосом как он нашел это место и сколько уже здесь бывает.

- А что ты делаешь с корой? - Неожиданно спросил я.

- Корой? - М. озадаченно остановился. - ничего, храню просто.

Мне это показалось очень странным, но я промолчал. Кора эта, как М. мне сказал, достав её из рюкзака, имела очень странный силуэт. Я, вглядевшись в него, понял, что силуэт этот напоминает человечьи узоры на руках, но такие, топорно сделанные. Больше вопросов у меня не возникло. Вернувшись в домик ближе к вечеру, собрав ягоды и грибы, мы развели костер у озера и стали готовить еду.

Когда уже наступил вечер, М. жарил шашлыки и рассказывал о местной живности, а я всё думал и думал об этой чертовой поляне. М. так её и называл, но о ней говорить, как я понял, больше не хотел. Мы поели шашлыки, выпили вина, привезенного с собой и я, сидя у костра, задремал.

Сон... сны, они всегда психоделичны, особенно при буйной фантазии. Мне снилось, что-то дерево было живым, что, услышав шаги, мы посмотрели на лес, откуда тяжелым шагом вышла женщина в коре огромного роста с кровоточащими ранами и обливаясь кровью, пошло на М., вытянув свои древесные руки. Я закричал, а М. достал нож и всадил его в дерево, как будто оно было мягкой плотью. Дерево покачнулось и упало на костер. На нас подул ветер с запахом, но не горящей древесины, а сладкого мяса. Тем временем, М. разрубил женщину и бросил её остатки в костел, приговаривая: какие сегодня у нас будут шашлыки! Загляденье, а!...

Проснулся я от толчка М. Я от него отшатнулся, пока не понял, что сон прошел. М посмотрел на меня странно, изучающе.

- Задремал, гляжу.

- Да... сон какой-то психоделичный причудился.

М. изменился в лице, но ничего не ответил.

Костер догорал, шашлыки были съедены, и мы отправились спать.

Утром, обмолвившись парой слов, мы поехали домой. Настроение было скверным, не смотря на прекрасную погоду, да и М. помалкивал. Лишь один раз он спросил меня: а что мне снилось. "Ничего" - ответил я, отвернувшись.