Мар. Homo Insignis

Глава 15 Будни.

Унгер Тульме возвращался в Гнильник. С одной стороны, он не любил правила установленные Ночной ласточкой, особенно касающиеся его обязанностей проверки всех, кто забредал в трущобы. С другой – он понимал, что только благодаря ей и новым порядкам гильдия воров начала набирать силу и такие как он вышли на первый план, а тупицам на подобии Кабана уготована роль пушечного мяса. Вообще некроманту с севера не нравилось мыслить такими категориями, да и вся преступная жизнь ему была не по нутру, но он не жаловался и не сожалел о прошлом.

Путь каждого второго члена гильдии под крыло ночной птицы достоин своей истории. Унгер здесь не мог похвастаться оригинальностью. Его привели молодость - иными словами глупость, любовь – не лучшая подруга рассудительности, и алкоголь. Выгодно отличаясь интеллектом от товарищей по опасному ремеслу, некромант дожил до сорока лет и осознал, что уже ученики бывших сокурсников скоро превзойдут его в магическом искусстве, а он так и сгинет на большой дороге никчёмный и безвестный. К счастью, несколько лет назад не молодой маг с опытом (но и далеко не старик), начальным капиталом и амбициями обосновался в их городе. Поначалу выскочка Саэль, как его называли почётные горожане, не понравился Унгеру, однако его энергия, характер и поступки поражали и вызывали уважение даже больше чем у Ночной Ласточки, сместившей к тому моменту Филина.

Он постоянно самосовершенствовался, строил свою гильдию, за медяки учил всех желающих, давал частные уроки жёнам богатеев (уже за более благородные металлы), постоянно интриговал, и вёл научную деятельность. Именно это и должен делать настоящий глава магической гильдии в представлении Унгера, поэтому зависть и обида, на то, что более молодой (некромант с магистром были почти одного возраста) волшебник добился существенно большего быстро прошли. А когда магистр Артурис предложил написать буклет о некромантии для его гильдии и совместно разработать заклинание из этой школы Тульме понял, его купили с потрохами.

Не окажись тот бродяга Ни́кто шпионом, некромант сам бы рассаказывал магистру по первой просьбе все тайны гильдии воров. И всё потому, что недоучившийся маг и разбойник из захолустья благодаря магистру Артурису стал создателем (в соавторстве) уже двух заклинаний: малая стрела праха и обезболивающая вуаль.

А ещё пару недель назад он, магистр и несколько шаманов бродяг начали работать над созданием тотема[1], что значительно усилило бы их оборону во время второй волны. К сожалению, они не успели. А после того как магистр стал комендантом, он вообще ни разу не смог спуститься в лабораторию, и вся работа легла на сутулые плечи некроманта, и он в полной мере понял, насколько тяжело что-то делать не в своей стихии…

Унгер с головой был погружен в работу, когда ему доложили, что новенький бродяга при помощи членов гильдии добыл еды, но отказался платить положенную долю и всё отдал Мамаше. С одной стороны, он чужак и должен был занести им часть. С другой, Мамаша Голди – неприкасаемая, а значит всё безвозмездно переданное ей и так считается долей гильдии воров. Кто здесь прав у простых парней не получается разобраться, поэтому потребовалось мнение уважаемого чародея.

На вопрос почему эти самые «простые парни» просто не объяснили обнаглевшему бродяге правила и не забрали всё, некромант получил абсолютно неожиданный ответ, что это не простой бродяга, а Карх Зубастый - бывший разведчие и ветеран битвы на западной стене. А потом услышал историю, что два дня назад Свистун и Красавчик познакомились на входе в Гнильник с этим бродягой и, не зная кто перед ними, попросили уплатить положенную пошлину. Случилось недопонимание, но конфликт был исчерпан. Забавным было то, что за магом гильдии воров пришёл сам Свистун и он же сейчас рассказал эту историю.

Понимая, что услышанное полная чушь и от него что-то скрывают, некромант надавил на рассказчика и узнал интересные подробности. Двое вооружённых разбойников из местных в пух и прах проиграли бродяге с травмой. Более того, во время боя тот умудрился завладеть ножом Свистуна.

Гость оказался не фраером, как выразился сам Свист, а правильным гоблином и вернул бандиту его оружие. Докладывать своему бригадиру опозорившиеся разбойники не стали. Однако сейчас инцидент затрагивал интересы слишком многих и оставлять вопрос без ответа было нельзя. Помня, чем кончилось знакомство с гоблином, никто не горел желанием решить всё силой. К тому же Унгер узнал, что этот гоблин, отвлекая внимание убил шесть змееголовых, не получив серьёзных ранений, пока остальные быстро наловили лягушек у заболоченного берега озера за Гнильником. Вот из-за чего и возник спор – должны ли они заплатить долю в общак со своей добычи?

В общем становилось понятно, что его зовут исключительно для формальности. Подтвердить умными словами, что всё сделано правильно и неписанные законы гильдии воров не нарушены. В принципе хватало и того, что вся добыча была передана неприкасаемой. То же интересное нововведение Ночной Ласточки.

Поначалу Унгер посмеялся, разумеется про себя, как и многие другие, над идеей появления в трущобах людей, которых запрещено грабить, бить, или даже просто брать с них деньги за покровительство. Назревало недовольство новой ночной птицей, даже несмотря на то, что воры и убийцы Мевина стали чаще есть и реже дохнуть. Всё это попахивало переделом собственности, или новым способом крышевать торгашей и купчишек, однако первым неприкасаемым неожиданно стал жрец-отшельник Рурак.

Тайная от главы сходка (хотя Ласточке доложили о ней, в том числе и сам Унгер) всех более-менее значимых людей Гнильника сошлась на том, что жрец весьма полезен для ночной гильдии, а потому пусть будет этим неприкасаемым. Не последнюю роль в этом сыграло то, что Рурака не нужно и невозможно было ограбить. Он был сумасшедшим и отдавал всё что у него было по первому слову; поэтому у него никогда ничего не было. Посох – первая попавшаяся палка, алтарь – кучка камней, веток и прочего мусора оказавшегося на месте его «храма». Однако этот грязный, голодный оборванец воскресил не одну сотню птенцов, ведь преступникам был заказан путь к обычным жрецам.