Мара Зимняя

Мара Зимняя

      Огонь в печи дрожит, как загнанный в угол зверь: и он боится и его боятся. Нынче дорого в наше время тепло и уют, такой, какой построить сам сумеешь. Как бы там ни было, в гостях хорошо, а дома… а дома любимый.

      — Держи плошку, красавица, — прокряхтела Бабаня, пододвигая кисель. — Чягой–то пригорюнилась? О святодне задумалась? — старушка опустилась на перекошенный табурет, живенько для великого возраста подтянула валенки и похрустела костяшками.

      — Какой святодень! Глупое суеверие, — протянула девица. — Домой душа зовёт, Бабань.

      — А ну сяди, раз уж пришла! — прикрикнула старушка. — На улице стужень горит холодом. Выйдешь, ладно хворь поймаешь — она лечится. Авось бяду накликаешь? Мара стужу нагнала, пугает. Несчастья не миновать этим днем. Энта тябе не шуточки!

      — Бабань, сердце не на месте, — застонала Анита, кутаясь в теплый кафтан и поглядывая на дубовые стены, за которыми сейчас бушевала лютая непогода. — Вдруг мой вернулся, а я у тебя!

      — Подождет твой муж ненаглядный, — махнула рукой старушка, глядя на девицу мутно-серыми глазами.

      — Не могу сидеть, Бабань. Пойду я, — сорвалась Анита с места, на бегу ухватила шаль и шубу и, отворив дверь, выбежала в объятья Мары.

      Холод морозил все внутренности, окрасил щёки в красный и щипал ледяными пальцами за лицо. Сегодня он суров как никогда, потому что настал день Мары. Но, несмотря на непогоду, Анита торопилась домой, будто неведомая сила тащила за собой. Она уже проклинала себя, что ушла поутру к Бабане, всё отчего-то ей хотелось мужа повидать, который на работу в такой день вышел. Записку оставила, что ушла и не вернётся до утра следующего дня, но на деле и уходить-то не хотелось. Дело охотничье суровое, как бы зверь дикий не разорвал. Вот, то единственное, что всегда тревожило любящую жену.

      Тропинки запорошило так, что ближе к дому приходилось очень высоко поднимать ноги. Снег хрустел, завлекая в глубь ледяного капкана. Пришлось прорываться к воротам с боем. Не разувшись, девица забежала в дом, кроша за собой снег, который тут же превратился в капли. Видимо, дядька заходил погреться и печь растопил. Но сейчас комната была затянута мраком, и только в светлице мелькала свеча, которая своим коротким язычком не доставала до задней избы. Девица присела возле заполья, отдёрнула занавеску и зажгла свечу, которая печально покосилась. Когда завертелся огонёк, она заметила, что забыла налить молока Домовёнку, в то время, когда каша и хлеб уже ожидали хозяина. Но только Анита ухватилась за жбан, как рука соскочила, и он рухнул на стол, сбив всю подачку. Она дёрнулась и обернулась. Бросая взгляд на помещение, она тихонько пролепетала:

      — Не сердись, хозяин. Прости криворукую. — Девица с грустью улыбнулась мраку. — Огради от Лихо, дорогой, присмотри за домом.

      Внезапно Аните померещился какой-то звук. Она бросилась к прирубу в надежде, что вернулся муж, но никто не объявился. Пригорюнившись, она, было, бросила взгляд в тёмное окошко, где царил тёмный вечер, и заметила, как горит слабый свет в сарае. Сердце её заколотилось. Скотину воруют? Инструменты тащат? Нет же, не могли в такую ужасную погоду воры наведаться. Следов не укрыть, да и мороз не пощадит. Глупые мысли Анита постаралась выкинуть из головы. Дома она не ночевала, а вчера свет точно тушила. Тогда, может, дядька не ушел? Или же попросту забылся.

      Ладно, уж. Проверить обязательно стоит. Она сняла с гвоздя ключ и под завывания ветра двинулась в сторону сарая, пробираясь сквозь небольшое снежное болото. Наконец-то выбравшись к широкой двери, она вспомнила, что безопаснее убедиться, не забрел ли кто посторонний. Она подошла к низенькому окошку и, подышав на стекло, покрытое коркой льда, потерла по нему рукавом. Когда пятнышко проявилось, она притаилась и аккуратно заглянула внутрь.

      В сердцевине плоского камня, который они использовали с мужем для работы, горели полена, заготовленные на зиму. Пепел красными всполохами взметался к потолку. Недалеко, на подстилке, брошенной поверх остатков сена, светловолосый мужчина ласкал незнакомку, которая изгибалась под его руками. На их обнажённых телах играл тусклый свет, окрашивая их кожу в тёмный оттенок оранжевого. Волосы цвета вороньего крыла свисали вдоль белой спины девушки, и на ней жилистые руки выводили грубые узоры, постепенно спускаясь к ягодицам. Мужчина подмял её под себя и начал покрывать поцелуями полные груди, руками водить по плоскому животу и бёдрам. Незнакомка улыбалась, шарила в его волосах пальцами, а затем, приманив, заставила грубо поцеловать себя. Казалось, что её темные глаза в этот момент полыхнули красным. Её муж навис над незнакомкой скалой, рельефная спина то и дело плавилась от напряга и удовольствия. Темноволосая обхватила его талию ногами, и они начали раскачиваться, смешивая разгорячённые тела.

      Обманом было время, которое, казалось, тянулось, захватывая все мелкие детали неприятной сцены. Но на деле вся картина уместилась в секунды, которые промелькнули в глазах наблюдающей Аниты белыми искрами, застелив взор и повредив разум. Казалось, она сейчас рухнет в снег, потому что ни ног, ни почвы под ними не чувствовала, да и вообще сейчас тело не принадлежало ей.

      Она сама не поняла, как оказалась во дворе, как пробралась через сугробы вдоль улицы, как прошла мост, нависающий над заледенелой рекой. Всё что она чувствовала — это холод. Но не тот, который принесла погода.

      Сейчас только лес встречал её с распростертыми объятьями. Там, в темноте, в лесном мраке, где стояли голые деревья и воевали в ночи злые волки. Там, где нет никого, там, где можно было скрыться от обиды и в то же время погрязнуть в ужасной картине, застывшей перед глазами, как тьма перед слепым. И как только она поняла, что уже не бежит, что теперь опора ей — лишь шершавый ствол обледеневшего дерева, она замерла на мгновенье и сползла, погрузившись по пояс в снег.

      Девица увидела, как перед ней загорелся костёр. Прямо на снегу. Огонь не растопил его, а лишь украсил светом, заставив переливаться радугой. Ореол света, охвативший адский язык. Это напоминало чудо.

      Напротив костра стоял её муж. Её любимый. Он улыбался той улыбкой, которую она видела когда-то на его молодом лице, которая почему-то с возрастом позабылась. Наверное, она просто изменилась, поэтому Анита только сейчас вспомнила, что та когда-то была иной. Всё казалось другим в его лице, даже глаза сверкали, как два рубина. Где её любимые глаза цвета утреннего неба?!

      Лицо мужа вдруг ей показалось злобным, и только улыбка заставляла её не отвернуться. Да и сможет ли она когда-нибудь это сделать?