Марево. Мгновения с ней

Марево. Мгновения с ней

У нее маленькая, худая рука с тонкими музыкальными пальцами и узкие запястья, на которых любой браслет смотрится как дорогое ювелирное украшение.

Она всегда мерзнет, даже летом, и, когда становится совсем невмоготу, робко касается кончиками пальцев моей шеи. Я вздрагиваю от холода и целую их, а она смущенно опускает веки. И никогда не краснеет.

У нее узкие запястья и звонкий, словно музыка ветра, мелодичный смех. И глаза-льдинки, которые всегда молчат.

***

Она шла с сумкой и чемоданом по перрону и, щурясь, пыталась разглядеть надпись на табло. У нее близорукость и постоянно теряются очки.

Я только что расстался со своей невестой и, купив билет «туда, не знаю куда», искал свой поезд.

Мы ехали в одном купе, и я не мог отвести взгляд от ее тонких, изгибающихся в улыбке губ. Она пахла жимолостью и медом и постоянно забывала, куда положила очки.

Когда поезд резко остановился, я пролил ей на брюки сок. Она вскрикнула и с грустью уставилась на расползающееся пятно розового цвета. Покраснев, протянул ей платок и извинился.

Через десять минут я бодро шагал в сторону стойки информации, постепенно забывая о глазах-льдинках и музыкальных пальцах. Карман джинсов был очень теплым из-за вишневого леденца, данного в благодарность за платок.

***

Вчера врач сказал, что она очнулась, а сегодня я стою и любуюсь на мир, который увидел благодаря ей, и понимаю, что… Ее больше нет. И огни вечернего города, на которые мы бегали любоваться после работы, теперь горят лишь для меня.

В нашем городе есть такой забавный режим работы подсветки колеса обозрения: с десяти до одиннадцати часов вечера начинается световое шоу. «Магия», — шептала она, и я не мог оторвать взгляд от ее глаз цвета ясного летнего неба. Магия только для нас двоих. А теперь лишь для меня одного.

***

Я был в стельку пьян, а она спешила домой: боялась, что родители отчитают за возвращение после полуночи. Ее волосы развевались на осеннем ветру, и я, с трудом держась на ногах, пошел за ней, как зачарованный. Но шел недолго: друг-собутыльник остановил, схватив за рукав, и я упал.

Она обернулась и посмотрела на меня. Ее льдисто-серые глаза показались мне знакомыми. Я попытался вспомнить, кому они принадлежат, но не смог: был слишком пьян.

Не отводя взгляда, я попытался встать. Рука кровоточила, алые капли падали на асфальт, и ее губы были цвета моей крови. Она протянула мне платок, и, когда наши пальцы соприкоснулись, я почувствовал тепло в кармане джинсов. Мы смотрели друг другу в глаза и, наверное, могли так стоять вечность, но зазвонил ее телефон.

Она улыбнулась и, бросив осуждающий взгляд на меня и моего друга поспешила домой. Все еще очарованный, я поднес платок к лицу и почувствовал приятный запах жимолости и меда.

С того дня я не пил, а она всегда красила губы в тот цвет. Цвет моей крови, капающей на асфальт в ночь нашей второй встречи.

***

Ее друзья меня терпеть не могли.

— Он эгоист, — часто говорила обо мне своим чуть простуженным голосом одна из ее подруг.

— Я знаю, — с легкой улыбкой отвечала она. Кому же, как не ей, знать о моем эгоизме, когда я могу заставить ее, уставшую после тяжелого дня, пойти в кино на премьеру какого-нибудь третьесортного фильма!

— Он — пьяница, куряга, высокомерный мальчишка, да еще и…

— Я показала ему свой мир, — спокойно говорила она, перебивая, не желая дальше слушать такую неприглядную правду обо мне, и после этих слов все замолкали.

Она часто приводила меня на одну из открытых крыш, чтобы мы вместе смотрели на то, как город оживает ночью сотней разноцветных огней. Ее мир, мое самое драгоценное сокровище. Магия.

***

Она могла неделями со мной не разговаривать, сбрасывать мои звонки, не отвечать на письма и проходить мимо при встрече, словно мы незнакомы. А потом неожиданно звонила и приглашала в театр на балет или спектакль, или на концерт классической музыки.

На самом деле я — не фанат классики и всех помпезных и серьезных мероприятий, но, когда мы сидим в зале, ее рука нежно касается моей. И мне становится абсолютно неважно, что от женщины слева несет алкоголем и псиной, а две престарелые дамы, сидящие сзади, успели столько яда нацедить, сплетничая про своих знакомых, что любую змею зависть одолеет.

***

Снег падал, кружась, словно танцуя. На улице никого не было и стояла такая тишина, что казалось будто на планете нет людей. Я стоял и смотрел, как на ночном небе по одной появляются звезды.

Звонила мачеха: отец продолжал злиться из-за расстроенной свадьбы, хотя прошло уже несколько месяцев.

Она стояла в синей куртке и тоже смотрела на звезды. Снег захрустел под ногами, когда я пошел к ней. Ее глаза на секунду встретились с моими, и вот мы вместе стоим под неработающим фонарем и смотрим на небо.

А потом она пила чай на моей кухне и спорила из-за «Звездных войн». И я ни разу не вспомнил ни об отце, ни о холодной и все еще чужой квартире.

***

Она часто заходила ко мне просто поболтать и попить чаю или поесть. Девушка ведь, а к готовке ее лучше вообще не допускать, чтобы не было никаких несчастных случаев. А вот я у нее не был ни разу, да и не хотелось особо: знакомство с родителями — не тот эпизод в жизни, с которым мне хотелось бы столкнуться.