Марионетка для вампира

Эпизод 7.2

Чтобы подняться по собственной воле мне не хватило ни минуты, ни двух, ни даже пяти, но оказалось достаточно одного тихого:

— Вера…

Я подлетела на ноги и тут же перестала их чувствовать. Даже дрожи в коленях не осталось. Я будто перевернулась в воздухе, чтобы увидеть открытые глаза барона. Он не сменил позы, руки продолжали безвольно лежать вдоль тела. Только голову повернул. Ко мне.

— Вам что-нибудь нужно? — спросила я шепотом, кажется, даже по-русски.

Он улыбнулся. Едва уловимо. И снова стал серьезным.

— У меня теперь есть все. Больше мне ничего не нужно. Возможно, если только видеть тебя более четко. Сделай милость, подойди. Или… — Я увидела, как он облизал пересохшие губы, и по спине тут же затопало стадо обезумевших мурашек. — Возьми стул и присядь к окну. Оттуда ведь не дует, правда?

— Вам не жарко? — постаралась я забить страх псевдозаботой.

— Нет, сейчас мне холодно. Но только телу. На душе у меня давно не было так тепло.

Он снова улыбался, а я пыталась не закусить губу. Удержать вопросы просто за зубами не получалось. Я взяла стул и села, судорожно сцепив пальцы в замок. Пришлось приложить неимоверное усилие, чтобы руки не прыгали на стиснутых коленях.

Было жарко, душно и страшно. Последнее открыванием окна не исправлялось, и я сидела молча, глядя в глаза барону. Он сумел перевернуть голову на другую сторону. Он ранен? Он в опасности? Или это игра? В том случае, если этот барон не человек.

— Вы так долго пролежите? — спросила я тихо, пытаясь придать голосу мягкость и не попасть впросак в любом случае. Заодно добавила совсем тихо: — Петер…

Барон улыбнулся и на мгновение прикрыл глаза.

— Не знаю, — ответ он дал жестким злым голосом и тут же продолжил нежно-нежно: — Мне хотелось бы вскочить и прижать тебя к груди, — Петер усмехнулся. Горько-горько. И снова зажмурился. — Но моя грудь сейчас с трудом удерживает в себе сердце. Верочка, — он так и не открыл глаз: — Ты не могла бы спуститься в кухню и посмотреть, если ли там кое-что для меня…

Он продолжал лежать с закрытыми глазами. Наверное, боялся увидеть в моих глазах страх или отвращение, но не было ни того, ни другого. Появилась злость. Она хлестнула меня с такой силой, что я подскочила и за один шаг оказалась подле изголовья.

— Зачем куда-то идти, когда все есть здесь?

Барон замер, стараясь удержать глаза закрытыми, а потом открыл их, и я увидела в них бездну. Кипящую дьявольским огнем.

— Прочь отсюда! — рявкнул он, пусть и шепотом. — Я хочу быть с тобой человеком! Слышишь?! Я хочу умереть человеком!

Петер схватил мою руку. С силой, которой я от него сейчас никак не ожидала. Мой пульс выстрелил ему прямо в большой палец.

— Я уже сказал тебе, что ты не разбираешься в моде! Сюзанна одета по моде семидесятых. Вот уже полвека я никого не убивал.

Барон все сильнее и сильнее сжимал мое запястье.

— Тогда я еле ушел от тебя. Не устрой Элишка погром с куклами, я бы не смог оторваться до твоего последнего вздоха. Но я сумел, пусть и заплатил за это полностью седыми висками. Сумел не вернуться к тебе. А когда думал, что потерял тебя окончательно, поседел полностью. И вот сейчас, когда я ради тебя умоляю свое дряхлое сердце проработать до августа, как мы с ним и договаривались, я скорее придушу тебя, чем выпью еще хоть каплю твоей крови.

Он снова облизал губы. Я облизала свои, но даже на языке у меня не осталось влаги. Все высушил страх. Хватка на запястье не ослабевала. Мое сердце стучало из последних сил.

— Добавь любых специй, чтобы ты не чувствовала запаха, — продолжал барон уже умоляюще. — Я не выпью больше половины кружки. Мне бы губы смочить и довольно.

Мне бы получить свободу, хотя бы для руки, и я исполню все, что от меня требуется. Номер Карличека не прошел, себя предложить проснувшемуся вампиру у меня не получилось. Наверное, кровь моя замерзла от ужаса. Придется разогревать чужую. Если пани Дарина, конечно, готовит кровяную колбасу.

— А если у хозяйки нет ничего подходящего? — спросила я с возрастающим страхом. — Что тогда?

— Тогда, — барон прикрыл глаза и отпустил мою руку. — Тогда пан Ондржей будет очень доволен, — по губам барона скользнула злобная усмешка. — Но я уверен, что моя жена не доставит ему такого удовольствия. Она возьмет у меня в кармане ключи от Мерседеса и притащит сюда Карличека.

— Вы хотите, чтобы я это сделала?

От надежды на такое простое решение у меня даже голос появился.

— Нет, — барон открыл глаза, и те вновь были спокойными. — Ты забыла про ту дурацкую книгу? — он улыбался. — Еда, приготовленная супругой, становится лекарством. Пожалуйста… Если тебе, конечно, хочется, чтобы я поправился. Если же нет, то опять же бери ключи от Мерседеса и уезжай. А остальное уже тебя не касается. Вернешься двадцать второго августа.

Я так и не сделала даже крохотного шага от кровати. Рука, которую барон отпустил, по инерции сжала простыню.

 — Я не стану пользоваться фальшивыми документами, Петер.

Я пыталась не зажмуриться, но веки сами решили не выпустить слезы наружу, и поэтому я не видела реакции барона на сказанные мною слова:

— Я не хочу спрашивать, кто вы на самом деле и где настоящий Милан Сметана, чьим паспортом вы пользуетесь, но даже если бы особняк по какой-то причине принадлежал лично вам, то мне ничего из этого не нужно. Не хотите отдать его пану Ондржею, попросите пана Драксния спалить его. Я…

Я снова почувствовала на запястье руку барона, но его пальцы быстро скользнули к моим и тронули кольцо. Я открыла глаза. Он смотрел мне на руки. Не на меня.