Маршруты и локация

1

1

Маршрут: Никита Черных

Время: прошлое

«Добро пожаловать в наш дом!»

Плакат с крупными разноцветными буквами висит посреди холла, будто насмешка. О каком добре может идти речь? Кому можно жаловаться? И разве это дом? Пф...

Никита читает надпись еще раз и сглатывает слюну, вместо того чтобы метко запустить ее в нервирующую фразу. За такое точно по головке не погладят. Ему было плевать на наказание, даже личная беседа с директором не напугала бы, но он не хочет, чтобы Вика хотя бы на пару часов снова оставалась без присмотра. Неважно, что они живут в разных комнатах. Для других ребят одного знания того, что Ник за сестру надает по шее любому, вне зависимости от возраста, комплекции и степени популярности, достаточно, чтобы к ней не приставали. Парню только это важно.

Дети злые. Не все, но большинство. А если не агрессивные, то забитые настолько, что боятся поднять глаза от пола и посмотреть вокруг, чтобы увидеть, наконец, что происходит. После улицы, дома с родителями-наркоманами или алкоголиками приют для сирот становится неплохой альтернативой, по крайней мере, некоторым он дает возможность обрести новую семью. Однако не для Никиты и Вики, которые уже несколько лет живут здесь, потеряв всякую надежду.

Впрочем, нет. Это только он не верит в такой вариант развития событий. Его сестре до сих пор кажется, что все будет, а точнее - на день открытых дверей придут люди, которые захотят их забрать. Если бы. Такое бывает только в сказках. А если и случается в реальной жизни, то с другими, беспроблемными. Теми, кто младше, кого можно воспитывать без оглядки на подростковый кризис, кому можно читать книжки перед сном или кормить с ложки, стараясь не запачкать красивую кофточку, радоваться первым шагам и умениям. С кем можно почувствовать себя настоящим родителем. Не с ними.

Никита поворачивает голову и смотрит на сидящую рядом сестру, единственного родного человека. Оценивает, будто видит впервые. Ей не дашь четырнадцати лет - не больше двенадцати. Неровно обрезанные волосы падают на ресницы, закрывая гладкий лоб с небольшим прыщиком сбоку. Ровный нос, глаза, так похожие на его собственные, и бледные губы - Вика не из тех людей, на кого обращают внимание. Но ее внешность - оболочка, которая скрывает истинную красоту, заполняющую изнутри до краев. Чуть качнешь - выльется. Уже сейчас можно предположить, что она не вырастет моделью, но кто сказал, что в этом и есть счастье для девочки? Если бы Никита не опускал Вику с небес на землю, напоминая о том, кто они и что собой представляют на придуманной кем-то социальной лестнице, то она бы до сих пор верила в радужных пони, волшебников в голубом вертолете и принцев на белом коне. В их королевской паре двойняшек она мечтательница, а он прагматик и реалист, который трезво оценивает жизнь и отчаянно пытается предугадать ее

дальнейший ход. Именно поэтому он сейчас сидит рядом с сестрой, которая неотрывно смотрит на входную дверь, ожидая наплыва чужих людей - волонтеров и тех, кто откликнулся на призыв стать для кого-то приемными мамой и папой. Чтобы она тоже не забывала. Чтобы не огорчалась в очередной раз, когда поймет: их родителей среди гостей нет.

Это их место. Укромный уголок под лестницей, где можно побыть наедине, семьей из двух человек, оставаясь незамеченными для остальных какое-то время. Конечно, не только они сидят здесь: периодически приходится выгонять целующиеся парочки или детей, обменивающихся конфетами и шоколадными батончиками. Никите приходится делать злое лицо и напоминать, чье это укрытие, но не всегда получается действенно, и тогда в ход идут кулаки. Выбивать свое место под солнцем - их удел. Ограждая Вику от насилия, Ник берет на себя эту миссию. Иногда он задается вопросом, можно ли по-другому. Но попытки поговорить обычно ни к чему не приводят - вызывают агрессию и хамство в ответ на такие же злость и желание унизить. И всегда это заканчивается слезами сестры, которая переживает о здоровье Никиты, его же синяками и еще более дурной славой. Ничего особенного. Просто их жизнь.

Сидеть на корточках приходится так долго, что Ник старается думать о постороннем, уходит мыслями в прошлое. От бедра до кончиков пальцев проходят миллионы маленьких иголочек, невидимых глазу, но ощутимых настолько, что хочется встать и быстро потопать на месте, разгоняя кровь. Но потолок здесь такой низкий, что это невозможно, а выходить пока рано. Утренняя тренировка отзывается болью в затекших мышцах.

Черных никуда не спешит, караулит сестру, разглядывающую входящих людей. Никита видит, как она напряжена, и почти слышит, как громко и быстро стучит ее сердце. Он знает, что Викина нервозность скоро передастся и ему, – не бывает по-другому. Даже на расстоянии всегда так. Проходили.

Он помнит то ощущение давления в грудной клетке, когда отлучался из дома, не в силах больше находиться в тех стенах и не имея возможности взять сестру с собой, потому что таким, как она, не место на улицах. Он возвращался, когда чувствовал, что Вика снова боится. Это означало только одно: ей опять делают больно. Единственное, что сам Никита не мог переносить, - это когда пьяный отец поднимал руку на девочку. Когда опухшая от дешевой водки и «настойки боярышника» мать то размахивала шваброй, то била уже колотую посуду, которой было не так много. И некого было просить о помощи и некуда бежать. Все, что оставалось Никите, – брать огонь на себя. Собственная боль казалась незначительной и в чем-то даже полезной, учила действовать вопреки. Раны и ссадины на коже Вики, ее рваные на коленках и пальцах ног колготки грязного, неразличимого уже цвета; огромные глаза, выражающие ужас, страх на грани паники и бестолковые просьбы прекратить – вот что было для маленького мальчика главными воспоминаниями о жизни с настоящими родителями. Вот с чем он всегда пытался воевать – воровал деньги у прохожих и одежду на рынке, еду, пытался нелегально подрабатывать то грузчиком, то курьером, прекрасно понимая, что если его поймают, то Вика уже никого не дождется. Боялся об этом думать, не хотел, верил в свою способность быстро бегать, в свое знание местности и немного – в удачу. Он знал тогда, что в какой-то момент все закончится, и таким моментом стало заселение в детский дом.