Марсианский музей под открытым небом

1

Я дожидаюсь её в «36+Зеро», вращающемся ресторане на верхушке «Шпиля». Местные приклеили ресторану обиходное «Беличье колесо», а само здание зовут «Акулий плавник». Издали оно так и выглядит: здоровый такой остроконечный ветрорез из высокопрочного стекла и композитов. По здешним меркам – прямо небоскрёб.
Столик на две персоны, скатерть столь белоснежная, что альбедо не даёт угадать углы, набор хромированных приборов, два комплекта фарфоровой посуды. Всё пустое. Передо мной только гранатовый сок (бесплатно от заведения) в стакане с вдетой соломинкой. Я иногда прикладываюсь – кислятина с сахаром. Хотелось чего покрепче, но поскольку мероприятие оплачивает особа, чей жизненный бзик – это здоровое питание, выбор мой невелик. Она должна вот-вот появиться из тех распашных дверей… только, «вот-вот» длится уже минут сорок.
Ресторан дорогой и, сегодняшним утром, я здесь единственный посетитель. Зал в форме кольца, столики меж перегородками, набранными из стеблей бамбука, ковровые дорожки, потолок из эбеновой доски. На цепочках под балками замысловатые стеклянные фонарики с дрожащими лепестками пламени. Пальмы в тридцатилитровых бочках. Сквозь тихую мелодию щебечут птицы из вольера. Опять бамбук, на этот раз живой в образе аккуратной рощи. Красиво, уютно и, еще раз, дорого. Даже коренные марсианские «шишкари» здесь редкие гости. Обычно тут любят откушать живущие на баснословные командировочные назначенцы из земной управы, да ещё господа из прибывающих на Марс делегаций. Вот, неделю назад, встречали главу Департамента Развития Внеземных Колоний с командой. В компании короля Асгардии (причём выглядел он куда проще, чем любой телохранитель из той управленческой свиты). Кухня на круглом возвышении отделена от зала прозрачной перегородкой, чтобы посетители могли наблюдать за тем, как хлопочут повара в белых одеждах. Один из них, то ли японец, то ли кореец, лихо фехтует широким ножом, превращая рыбное филе в папиросную бумагу, а другой, его брат-близнец, исполняет хореографию меж двух длинных жаровен. Меню натуральное, а не та дешевая жратва из магазина, что под тре-мя сотнями этикеток сгенерирована из сырья одного замеса в протеиновой колонне. Тунец и осетрина – в вылизанных до блеска бассейнах, живность – в искусственных экологиях, где персонал весь с иголочки в лабораторных костюмах. Когда я, подрабатывая, вожу экскурсии по таким фермам, меня не отпускает ощущение, что к растимым на убой животным относятся на порядок лучше, чем к людям.
Моя недавняя знакомая, по-видимому, нарочно опаздывает, чтобы я успел изойти слюной за созерцанием кулинарной эквилибристики здешнего персонала.
Ресторан сейчас не вращается. Посетители, слышал, жаловались, что их укачивает. Проектировщики дали маху при расчёте кориолисовых сил при марсианской гравитации. За огромным окном великолепный вид на плато Элизия и с трёх сторон все три горных купола (внушительные бугры, а не величественные пики), чьи верхушки блестят инеем в свете Солнца.
Агния, наконец, появляется в дверях. Брючной костюм из невесомого шелка струится в такт её движений, до смеха неуклюжих… Хорошо, хоть, не додумалась надеть туфли со шпильками – вот бы веселья было. На ногах сейчас сандалии с ремешками, змеящимися до колен. Длинные волосы ниспадают за правое плечо. В эту минуту я ломаю голову одновременно над двумя вопросами. Не мешает ли длинноволосым девицам их сокровище смотреть вперед, и как часто (если мешает), они ударяются из-за них о встречные углы и столбы? И, как будет звучать уменьшительное к имени Агния (полное имя, спору нет, красиво, но вот, далее мне почему-то становится смешно): Агнюшенька или Ганюшенька?
Ей двадцать три или двадцать четыре… не запоминал, а лезть в досье… оно мне надо? Симпатичная, даже красивая. С её деньгами (пардон, с деньгами папы; а кто её папа – предмет отдельного разговора) красота доступна на любом уровне – хоть традиционные средства для ухода, хоть самые продвинутые биотехнологии.
– Привет, как я выгляжу? – сияет она, покрутившись секунду передо мной, и занимает место напротив. Что ж, будем считать, будто мы уже старые знакомые. Дизайнерская сумочка с изображением импрессионистских летающих котят падает на сиденье рядом с ней.
– Здрастье, – отзываюсь, и отодвигаю от себя стакан. Женщины всегда опаздывают, и я не думаю вслух выражать недовольство. Но поддеть случая не упускаю. Её съемные апартаменты находятся в этом же здании несколькими этажами ниже. Ну, а мне, чтобы успеть ко времени, пришлось продрать глаза до рассвета, протопать по галереям и туннелям километра три от окраины Нового Сада до шахтерского посёлка. А там ещё столько же, чтобы попасть на станцию подземки. И в час-пик трястись в вагоне, битком набитом вахтовиками. – Выглядите безупречно. Но с координацией… не всё ладно.
– Что так? – Она невольно морщит носик.
– Слегка подпрыгиваете – надо плавней. Не привыкли, что на Марсе весите меньше. Смешно получается, если смотреть со стороны.
– Ну, так научите, как правильно. Назначьте время и место. Обещаю быть прилежной ученицей.
Я пытаюсь сообразить, как плавно уйти от этой темы, ничего не пообещав. Официант материализуется возле столика и, вроде как, меня спасает. Меню разблокировалось, унюхав цифровое амбре банковского счёта посетительницы. Агния заказывает для себя свежие фрукты, какую-то запеканку, стакан сока, пшеничный хлеб. Я начинаю день с полоски телятины, той самой сырой рыбы, которую шинковал застекольный «самурай», и грунтовых овощей.
На днях я провел для Агнии экскурсию по Новому Саду. Девчонка немного избалованная, что и понятно, когда отказывать себе не нужно ни в чем, но не обнаглевшая капризная стерва, которая свято верит, будто ей все должны. Ничего неприятного в ней нет – так, только иногда, бывает, ведет себя как ребенок. Отец, похоже, позволял ей некоторые вольности, но при сём чётко очерчивал границы дозволенного. Не подскакивал по мановению пальчика, чтобы достать доченьке Луну с неба – просто любил. Знаю, что у нее неплохое образование, но вот с определением в жизни она немного запаздывает. В общем, еще не решила, чего на самом деле хочет. Застряла в подростковом возрасте что ли… Пройдёт, конечно, со временем.
На Марс она прилетела земной месяц назад на «Царице Меретнейт», многопрофильном челноке, что неустанно курсирует между планетами (семьдесят юлианских дней пути). Француз – старший из архитектурной команды «проекта» (с маленькой буквы; с большой – это совершенно другой Проект) пришел с просьбой поводить дочурку нашего главного мецената по местным достопримечательностям, сославшись на мою практику экскурсовода. Отказаться нельзя, поскольку её родитель – Феликс Павлов. «Марс-Экотех» – его детище. Какую выгоду вообще собирался извлечь сей бизнесмен из Парка Сидонии, я ума не приложу. На практическую окупаемость инициатива выйдет лет через сто, а может, не выйдет никогда. Ну а для нас разницы, разумеется, нет: дают, значит, бери. Единственное, что пошло не так – это моя десятидневная перевахтовка.
– Что вам показать на этот раз? – спешу я схватить инициативу.
Она ковыряет вилкой в тарелке довольно долго, размышляя.
– Я набросала некоторую программу… Собиралась увидеть ваш Парк. Но, для начала, посмотреть на настоящие «артефакты» Сидонии.
И почему меня это не удивляет? Все туристы всенепременно начинают именно с этого. Или после того, как увидят Маринер, Лабиринт Ночи и Олимп.
– Настоящие артефакты Сидонии, – повторяю я, растягивая слова. – Там нечего смотреть. Нагромождение камней, пыль и голые пространства. Лучше б я сводил вас в Оазис.
– Перестаньте изображать скуку. Быть может, марсианам… то есть тем людям, кто давно здесь живёт, всё это в печёнках уже засело. Но я же не в вашей шкуре. Я прибыла в новый мир, и у меня глаза разбегаются от всего вокруг. А Оазис… Оранжерея из конструкторских растений-мутантов и всякой животной экзотики. Для меня-то это никакая не экзотика. Я всю жизнь прожила среди похожего изобилия.
– Можете не стесняться называть местных «марсианами» – никто не обижается. Ну, раз, не хотите в Оазис... А мне почему-то нравятся озёра и водопады, все эти джунгли. Это будущее Марса.
– Лет через двести, пожалуй. Пока всё находится под стеклянным колпаком, оно так и будет оставаться лишь декорацией.
– Пусть даже и двести лет. Для того мы здесь и трудимся, чтобы будущие поколения жили лучше нас, а планета стала для них доброй матерью, а не суровой бездушной мачехой…
– Мы рождены, чтоб сказку сделать былью, – нараспев декламирует Агния, бессовестно меня поддразнивая. – А вы, оказывается, романтик, уважаемый Роман Олегович.
Я пытаюсь сообразить, что она вкладывает в интонацию, произнося «уважаемый». Сейчас засмеётся? Правда, и с чего это я так завёлся?
– Довольствуюсь тем, что есть, – говорю я.
– Здесь есть на что посмотреть. В общем, не прибедняйтесь. Удивительно, не правда ли: планета меньше Земли, а ландшафты монументальны до мурашек. Достаточно красот, чтобы влюбиться в Марс. И полный мешок загадок вдобавок.
– Поначалу всем это кажется. Вам так тут нравится?
– У меня есть желание остаться.
Видно, её забавляет выражение моего лица.
– Надолго?
– Угу. – Она отправляет кусок в рот. Не аккуратно подобно даме из высшего общества, а с размаху и за обе щеки. Мне тут же представляется десятилетняя девчонка, чьё лицо измазано тортом, над которым она бодро орудует большой ложкой. – Навсегда.
– Вот как? Серьёзно?
– Да. – Мимика Агнии решительна, аж пугает. – Я подала в Администрацию заявку на получение гражданства.
– Почему вы говорите об этом со мной?
Опускает взгляд:
– Ну, мне не с кем больше поделиться…
– А ваш отец?
Вспыхивает:
– Что – отец?
– В курсе решения?
– Причем здесь он? – Агния откидывается на спинку кресла и обиженно складывает руки на груди. Мол, ну вот, когда я что-то собираюсь решить, все обязательно одним глазом косятся на моего папочку. Я уже взрослая, чёрт возьми. Типичный бунт родительской опеке. Я наверно задел её за живое. Да и какое тебе дело, сын ты собачий?
Её взгляд скользит по урбанистическим узорам, геометрической татуировкой красящим морщинистую шкуру равнины. Коробки добывающих заводов вязнут в плотной паутине эстакад снабжения, обсыпают нагорье и вдали съёживаются перспективой в маковые зёрнышки. Цепочки аэрационных установок веерами пунктирных линий пересекают складчатые борозды и высохшие русла древних рек. Трансгенные мхи и лишайники акварелью впитываются в ржавую почву у линий таяния мерзлоты. Кратеры, доверху заполненные водой, похожи на зеркала – переливаются изумрудным, как осколки бутылочного стекла. Под поверхностью, затянутой осмотической плёнкой (одновременно ингибитор испарения и защита от солнечного ультрафиолета) весело цветет анабена (с последней биотехи что-то долго решали по поводу нейротоксинов, но, видать, справились). Элизия не так богата озёрами – горстка там, россыпь тут. Аравия Терра, в другой стороне Марса, покрыта такими лакунами на площадях в миллионы гектар. Через полвека эта интенсивная планетарная инженерия отзовётся глобальной «кислородной катастрофой». Для Агнии всё тут в новинку, а я вот помню здешние места голой каменной пустыней.
– При том, – говорю я ей, – что если вы решили от него сбежать... Он владеет на Марсе не одним крупным предприятием с оборотом в сотни миллионов. Он – не последний человек здесь, пусть физически находится, как минимум, в пятидесяти пяти миллионах вёрст отсюда. Он притащит корпоративную Службу Безопасности, целиком до последнего агента и, в поисках вас, перевернёт всё с ног на голову. Предсказываю: тут всем тошно станет. И мне – в том числе.
– Отец – в курсе. – Выговаривает она каждый слог, будто шаг печатает.
– И?
– Он не возражает.
– Да неужели?
– Действительно, не возражает. Он сказал, что это хорошее решение, пусть ему и грустно от моего решения остаться жить так далеко. «Свой человек», к тому же, на Марсе не помешает. Ну и… – она снова опускает глаза, разглядывая пустую тарелку, – если я вдруг передумаю, то всегда смогу вернуться на Землю ближайшим кораблём.
Мнение её папы сейчас совпадает с моим. Очередная блажь богатой девчонки – не более. Поживет немного, хлебнёт трудностей, да вернётся обратно домой. Пускай… Может, наберётся опыта, а может и ума…
– А вы?
– Вы сомневаетесь, что я задержусь здесь надолго?
На самом деле, так.
– Честно говоря, глядя на такую красивую юную девушку, мне приходит на ум, что ей самое место где угодно, только не здесь.
– На Марсе тоже живут люди.
– Многие, кого я здесь видел – это отмороженные фанатики своего дела. Другие – прибыли сюда на время, отработать вахту, срубить денег, и вернуться, чтобы купить себе домик у моря и безбедно жить до старости в тёплых краях. А еще есть те, у кого были проблемы с законом, и от них они сбежали сюда.
– Слушая вас, может сложиться впечатление, что здесь живут одни психи и уголовники. Это ведь не так.
– Верно. Но таких – пруд пруди. На Марсе острая нехватка рабочих рук, и власти зачастую смотрят сквозь пальцы на уголовное прошлое некоторых личностей. Конечно, они тут останутся, соблюдая местные правила. В противном случае… местность суровая, несчастные случаи не исключены. В общем, люди знакомы с этим негласным кодексом, и в большинстве ведут себя хорошо. К тому же, жизнь здесь – далеко не лёгкая прогулка. Не фешенебельный курорт. Или – не курорт вовсе. Нет особых развлечений, вы не искупаетесь летом в реке. Прорва ограничений, с которыми придётся мириться. Жизнь в замкнутом пространстве. Снаружи – нет травы, деревьев, птиц, нет пригодного воздуха. Всюду холодно, разве что летом ближе к экватору температура поднимается в полдень выше нуля, да и разница-то какая, если выйти можно только в костюме и кислородной маске. Радиацию тоже никто не отменял. Старые друзья с Земли – на ниточке сетевого сигнала с задержкой от трёх до двадцати двух минут в каждую сторону. В довесок – необратимые изменения в организме от низкой гравитации – (тут я чуть кривлю душой – сейчас это лечится, но долго). – Это я о том, в какое общество и в какую среду вы попадёте. Вы готовы променять прогулки на папиной яхте на всё это?
– Вы говорите так, будто время застыло, как муха в янтаре. Две минуты назад всё было с точностью наоборот. Марс преображается. Стремительно – даже я вижу это. А что будет через двадцать лет? Или через пятьдесят? Мне хочется видеть здешние перемены. Понятно вам?
– Терраформирование – долгий процесс. Ничто по меркам геологии (или ареологии, если хотите). Но человеческая жизнь слишком коротка, и на своём веку больших перемен мы не дождёмся.
– Одни противоречия, – она закатывает глаза. – Как же с вами тяжело вести диалог. Скачете из одного угла в другой. Пытаясь меня отговорить, вы спотыкаетесь о свои же аргументы. Перестаньте, наконец. А то запутаете и меня, и себя.
– Хорошо. – Я показываю, что сдаюсь. – Больше не буду. Ваша голова – вам её и ломать.
Подловила, однако…
– А как вы?
– Я? – Мне приходится прятать улыбку. – Я здесь родился.
– Ух ты! – Она едва не подпрыгивает.
– Ну, да. Я – один из первых коренных марсианин в истории. Мама показывала записи репортажей. Какое-то время я был сенсацией.
– Как интересно. Значит, на Земле вы ни разу не были. – В её взгляде читается сочувствие. Будто перед ней человек, просидевший всю жизнь в темнице. Так какого ж чёрта ты сама хочешь всё это бросить и остаться в этой, как тебе кажется, тюрьме?
– Не думаю, что чувствовал бы себя комфортно на Земле. Нефильтрованный воздух, переменчивый климат, высокая гравитация. Рай – не моя среда обитания. – Я отодвигаю тарелку и утираюсь салфеткой. – И ещё… Мне не хватит жизни, чтобы заработать на билет во втором классе «Царицы Меретнейт».
Агния прикусывает язык.
– Так, что там с вашим списком?
Быстрей начнём – быстрее она от меня отвяжется. Правда, я могу в этом ошибаться, но надежда ведь практически бессмертна.
– Подождите минуту. – Она роется в сумочке. – Вот. – На стол ложится конверт. – Здесь ваш гонорар за прошедшую экскурсию. Надеюсь, достаточно. Если сумма не устроит, то не молчите – я согласна на доплату.
Я взвешиваю конверт в руке.
– Где вы разжились наличными?
Не то, чтобы владение наличкой на Марсе противозаконно. Просто, опасаясь серых финансовых схем, Администрация старается держать денежные потоки граждан под присмотром и не особо приветствует, когда народ расплачивается бумажками.
– Надо было по-другому?
– Нет, мне даже так удобней.
– Пришлось побегать, конечно. Не стану вдаваться в подробности. Пусть это будет «маленьким девушкиным секретом». Вообще, я тут почти земной месяц, и кое-что уже успела узнать.
– Быстро учитесь.
– Просто стараюсь смотреть по сторонам.