Положа лапу на сердце, не могу сказать, что люди сильно преуменьшают наши заслуги..
Например, кошка первой должна войти в новый дом. А еще был такой народ в Африке, египтяне, который вообще сделал из нас священных животных.Уж вы мне поверьте! У меня пра-пра-пра- и еще только кошачьи боги знают сколько раз пра – дедушка был оттуда родом. Потом, конечно, кровосмешение, беспорядочные связи… И, как результат, я не могу теперь без содрогания смотреть на этих лысых мутантов «египтян». Ой, и не убеждайте! Селекция селекцией, но у каждой уважающей себя кошки должна быть шерсть!
Сейчас конец дня. То чудесное время, когда день еще окончательно не закончился, а вечер еще не наступил. Я сижу на перилах своего балкона, на верхнем, пятом этаже дома, и смотрю на очаровательную сиамку в окне дома напротив. Мы, кстати, уже почти договорились, что завтра она добьется, чтобы форточку в ее комнате оставили открытой. Бедняжка… С таким темпераментом – и взаперти… Жениха, видите ли, ждет! Скоро должени приехать. Говорит, весь в медалях, дипломах… Порода! Ну что ж.. Пусть этот пижон приезжает! Посмотрим еще, кто кого! Сам-то я, конечно, титулами не блещу. Но это как сказать…
После первого, и пока единственного, свидания, она не идет у меня из головы… Просто-таки наваждение какое-то.. Мррррр… Похоже, это любовь!
Ладно. Это лирика. Это потом.
А сейчас дело.
Я встряхнулся, посмотрел на опускающееся солнце, облизал усы и, примерившись, сиганул с перил на косой пандус, по которому можно попасть на крышу.
Жуть, а не прыжок. Пандус узкий, только-только мне уместиться. Каждый раз эта акробатика выплескивает в кровь такую дозу адреналина, что на крышу я всегда являюсь заведенным загодя, всем на зависть.
Листовое железо, которым покрыта наша пятиэтажка, за весенний день нагрелось довольно ощутимо. Подушечками лап я чувствую это приятное тепло.
Осматриваюсь. Несколько парочек уже любят вовсю. Я вижу красные сполохи эмоциональных волн над ними. Несколько кошек сидят в одиночестве, впитывая весеннее настроение из воздуха, пронизанного ароматами набухающих почек, капели; первых по-настоящему теплых солнечных лучей.
Я выбираю Марыську, рыженькую дворовочку из соседнего подъезда. Горячая штучка! А с виду не скажешь.
- Пррривет.. – марчу я.
- Пррривет, котенок. – мурлычет она ласково в ответ. Мы знакомы уже лет шесть, она трижды окотилась от меня. Чудные детки. Полосатые, как тигры. Я-то сам черный, как смоль.
- Плохо? – участливо спрашивает она.
- Плохо. – не вижу смысла скрывать очевидное. – В этом году как-то особенно сильно.
Марыська сочуственно вздыхает, потом трется об мой нос ухом. Забудем, мол, о проблемах.
- Ну, держись, сладкий.
- Держусь. – я слегка прихватываю ее ухо зубами. Вижу в ее смеющихся глазах вызов. Обхватываю ее передними лапами и прикусываю шерсть между ее лопатками. Мне так удобнее. Даже люди называют это место «кошачьим».
В такие минуты мы всегда напоминаем мне электрогенератор. Вы поражены, что кот знает об электрогенераторах? Ха! Блаженны неведающие.
Эмоциональные поля над нами так сильны, что центробежные силы стягивают их в воронку. Марыська от удовольствия так громко кричит, что вечные курильщики с балконов верхних этажей начинают громко материться. Ха! Завидуйте, придурки!
Спешу домой. С пандуса на балкон – это адреналина в два раза больше. Я уже трижды срывался.
Запрыгиваю в форточку. С нее, с грохотом, на компьютерный стол.
Даже головы не повернула.
Она лежит на диване в темной комнате. Телевизор молчит. Компьютер молчит. Она укутана пледом-шотландкой (два на два метра, вместе выбирали! Только я был в сумке), лицо повернуто к стене. Плечи вздрагивают.
Боги кошачьи… Как плохо-то дело…
Пробегаю по спинке дивана, спрыгиваю вниз и одним неуловимым движением втискиваюсь ей под руку.
Она торопливо вытирает слезы и немного фальшиво улыбается мне.
- Мишастик! Ты вернулся, бродяга озабоченный! Только ты всегда возвращаешься…
Мыркаю и урчу так громко, как могу. Перебираю лапами и верчусь, принимая позу для ритуального почесывания шеи. И вглядываюсь ей в лицо своими золотисто-зелеными глазами. Она снова трет веки рукой.
- Не обращай внимания.. Это я так.. Все хорошо, правда.
Ага. Хорошо. Лучше некуда. Тридцать семь лет, а все одна. Темная квартира, слезы в подушку. А на дворе, между прочим, весна!
Она прижимается ко мне лицом и шепчет:
- Только ты меня любишь…
Эх.. Что бы ты без меня вообще делала?
Настраиваю мурчание на амплитуду передачи.
Если бы она могла видеть не только в своем трехмерном, удивила бы ее картина источаемых мной красных и оранжевых эмоционально-энергетических всполохов, которые ее уставшее от одиночества тело и обессиленный от ожидания разум впитывают в себя, как раскаленный песок – воду?
И что бы она сказала, если бы узнала, что держится в этой бездне одиночества лишь за счет того, что я приношу с крыши?
Наверное, сказала бы: «Как хорошо, Мишастик, что я тебя не кастрировала! Спасибо тебе!»
Ха! Прям мои слова. Да я на месте всех этих одиноких кошатниц каждый весенний вечер выходил бы на улицу и кричал: «Да здравствует март!». Вы же все держитесь только за счет нас, озабоченных бродяг.
Её рука рассеянно поглаживает пой пушистый живот. Но я уже вижу, что переданного – мало.
Мрррмяв! Чувствую, понадобится еще минимум две ходки…
Выбираюсь из-под руки и направляюсь к окну.
Ну, крыша, здравствуй.