Материнская любовь

Материнская любовь

Вот и я, мой маленький, ну не плачь, не плачь, я здесь, я пришла. Сейчас накормлю, смотри, какую вкусную кашку я тебе приготовила, с маслом, с сахаром, как ты любишь. Но сначала открой ротик, дай посмотрю, где там был у нас язычок? Почти всё зажило уже, вот и славненько. Дай поцелую, как в детстве, помнишь? У кошки боли, у собачки боли... Сыночка, ещё раз плюнешь, я тебя накажу. Вот за что ты так со мной, а? Я на тебя всю жизнь положила, а ты… Ну всё, всё, успокойся, кушай.

Сегодня Петровна, помнишь, у неё дом такой зелёненький в конце улицы, увидела меня в магазине, начала расспрашивать: “А как там ваш Ванечка поживает, давненько его не видать, уехал куда?” Ага, говорю, уехал, далеко, отсюда не видать. А она всё лыбится, сука старая, до всего ей дело есть! Того и гляди, в гости припрётся, будет тут разнюхивать, что да как. Ещё собаку завести, что ли? На заднем дворе посадить, чтобы никто чужой и носу не сунул в наш двор. Никого нам с тобой не надо, да, Ванечка?

А знаешь, сыночка, я тебя Марком назвать хотела, как в кино. Да подумала, назову как папашу твоего, у того сердце взыграет, и он к нам вернётся. А он, тварь поганая, сдох не вовремя. Ну и хрен с ним, нам с тобой вдвоём хорошо, да, мой сладкий? Кушай, кушай, солнышко.

Ишь как поправился ты у меня, кругленький стал, тяжёленький. А в роддоме медсестра эта, не помню как звали, жирная такая, сказала: “Ой, совсем слабенький родился мальчонка-то, в чём и душа держится!” Стерва поганая, так бы рожу ей и расцарапала! Сердце тогда ёкнуло, смотрю на тебя и думаю: да как же так-то, Господи, меня всю по капельке забери, а сыночек мой жить должен! Так и выходила. А как врач все диагнозы снял, такой камень с души свалился, боже ты мой! Поняла, что никому тебя не отдам, ты же душа моя, без тебя я умру, вот ни минуточки жить не смогу!

Наелся? Вот умничка, попей водички сладенькой и посмотрим, что там у тебя в штанишках. Ну-ну, не стесняйся, я твоих этих делов знаешь сколько перевидала? Тогда памперсов-то не было, да и денег у меня бы на них не хватило, обходилась пелёнками, марлей и ничего, справилась. Стирала руками, летом вообще хорошо было, выйду во двор и в ванночке алюминиевой вжик-вжик быстренько и сушиться на верёвки, пока солнце.

Петровна всё трындела: “Опять говнищем на всю улицу прёт, Тамарка, поди, стирку затеяла!” И ржёт, кобыла паршивая. А я что, отвернусь да делаю своё дело. Мне что, перед каждой идиоткой отчитываться, что ребёнок болеет? Пошли они, твари...

Ну вот, чистенький, свеженький, полежи, а я посижу тут, отдохну, шапочку тебе свяжу. Всё-таки как этот подвал не протапливай, сыро тут. Боюсь, не приболел бы, ну да скоро тебя домой перенесу, как всё заживёт, да, сыночка?

А помнишь, ты маленький тут спрятался от меня? Лет семь тебе было. За полки залез, хотел меня напугать и заснул! А я тебя потеряла, всех соседей на уши поставила, в милицию позвонила, ой, как вспомню! Думала, украли тебя, или в речку упал да утонул. Сердце так прихватило, что скорую вызывать пришлось. В больницу забрать хотели, да куда там, сказала, пока не найду сыночку, из дому не уйду. И ты тут выходишь, сонный, трясёшься, замёрз в подвале-то. Да уж, насмешили тогда всю округу.

А я так разозлилась, что три дня тут тебя держала, помнишь, и даже свет не включала? Зато больше так не шутил, понял, каково мне было, да, сына?

Тут картошке место да банкам с помидорами. Я, кстати, любимого твоего салата наделала, банок десять закатала. Полакомишься скоро.

На работе сегодня опять нервы. Начальница ругалась: то ценники я неправильно клею, то товар не так выложила. Ох, сыночка, люди как звери, никого не жалеют. Дашь слабину разок и, считай, пропал. Оседлают да поедут. И ничего с этой заразой не сделаешь, уволит к чёртовой матери и всё. А мне куда деваться? Да и зарплата нормальная, и просрочку девки каждый день списывают. А что там просрочки-то? День-два. Из молочки вон пироги хорошие выходят, а консервы так вообще пока не вздулись - ешь на здоровье.

А помнишь училку ту, в восьмом классе к вам пришла которая? Видела её на днях. Вся из себя, задницу юбкой обтянула, губы красные, как была шалава шалавой, так и осталась. Как она тогда, а? “Ваш Ванечка хамит, уроки срывает, повлияйте, вы же мать.” Дрянь толстожопая.

А ты и не хамил никогда, правда ведь, сыночка? Указал дуре её место - учительница скромной обязана быть, а не в твиттерах голыми ляжками сверкать. Стыдобища! И хорошо, что уволили эту сучку, вот чему хорошему такая научит, да, Ванечка?

И вот Таньку твою эту я почему невзлюбила? Такая же шалашовка! Сразу видно, жизнь девку потаскала хорошенько. Вот зачем нам проститутка, сына? На ней же клейма негде ставить было, наколки эти, как зэчка, ей-богу! Ну-ну, Ванечка, тише, тише, чего ты разошёлся, попей, попей водички. И не таращь на меня глазищи свои, что, не права мать?

“Давай квартиру, Ванечка, снимем, от мамы надо отдельно жить, мы же будущая семья, бя-бя-бя.” Это мы с тобой семья, Ваня! Я тебя родила, воспитала, всю душу в тебя вложила, а эта пигалица на готовенькое прискакала, будто так и надо. Думала, раз даёт во все дырки, так ты за ней побежишь! Вовремя я её отвадила, гадину малолетнюю, а то у тебя, как у папаши, мозги только в одном месте. Слава Богу, забеременеть ей ума не хватило, повесила бы на нас выродка своего, блядина, пойди ещё докажи, что твой.

Ну всё, всё, успокойся. Да не дрыгайся, говорю! Повязки сменить надо, эти уж промокли совсем. Давай обработаю и подую, чтоб не жгло: у кошки боли, у собачки боли, у Ванечки не боли. Ножки хотели тебя увести, ручки хотели мамочке больно сделать, но я их прогнала, фу, подите прочь, нехорошие, вредные, волчок их откусил и в лес утащил. Я теперь твои ручки, я теперь твои ножки, да не дрыгайся, кому сказала!

Замолчи, закрой рот немедленно! Не вынуждай снова тебя наказывать! У тебя такие белые красивые зубки, а без них одну кашку есть придётся, хочешь? Вот так, тише, тише. Мамочка тебя никому не отдаст, ты моя кровиночка любимая. Мы всегда с тобой вдвоём будем, ты да я, иголочка да ниточка, хорошо же?