Mausym

Глава 3. Утерянные фрагменты жизни

- Все, Маусым, конец. Между нами все кончено. Я не могу. Мне жаль. 
Короткие предложения огромными порциями грусти обрушивались на меня, пока я во все глаза смотрела в родное лицо. Небо рушится. Море плещется в глазах, а пальцы сжаты в кулаки. 
- Только не сейчас, - качаю головой. – Пожалуйста. У меня тяжелый период. Ты можешь расстаться со мной позже. Обещаю, не буду цепляться. Но не сейчас. Я этого не вынесу. Прошу тебя, - на последнем предложении мой голос предательски задрожал, потому я попыталась выдавить из себя жалкую улыбку. 
Любовь была единственным спасением в этом гнусном мире, когда все мечты: одна за другой, покинули меня. Но вот и ее не стало. Разжимает мои холодные пальцы. Я держу себя в руках, пока смотрю в эти грустные глаза, сулившие мне новые открытые раны на душе. 
- Прошу, - в попытке сдержать слезы, шепотом проговорила я. 
- Прости, Маусым. И прощай. 
Пальцы хватают воздух, когда отпускает мою ладонь и уходит, почти бежит прочь. Прочь из моей жизни. Наверное, пока я находила любовь в нем, он находил ее в ком-то другом. А я слишком верила словам, ведь если люди так говорят, значит они это чувствуют, думала я. Конечно это не так. 
В тот день так же лил дождь, как и во все другие дни моих неудач. Слезы текли рекой по щекам. Забыть невозможно. Любовь, такая живая и сущая, задыхалась во мне, пока я брела по незнакомым улицам. Ужасающее чувство падения поселилось внутри, в то время как разбитая душа вышагивала на дрожащих ногах. Всюду искала его ладонь, но кругом только дождь. И вместе с каплями дождя я разбивалась об асфальт. 
Пишу в голове продолжение нашей истории, но все картинки смазываются. «Все кончено». 
Помню, как забрела в кафе, чтобы погреться. Усаживаюсь в самый угол и нечаянно мой взгляд падает на маленький плазменный телик, висевший на стене, по которому транслировали черно-белый клип без звука. 
Картинки мелькали, завораживая и отвлекая меня от моей печали. Парень у проносящегося мимо поезда казался мне самым искренним. 
- Нравится? – внезапно меня отвлекает появившаяся из ниоткуда маленькая девочка. 
- Не знаю. – жму плечами. 
- Это «Ninety one». Моя любимая группа. Теперь и твоя. – лепетала она с детской непосредственностью, не обращая никакого внимания на то, что впервые меня видела. 
- Теперь и моя. – повторила я, чтобы как-то поддержать ее разговор. 
- Мне нравится Бала. А тебе кто? 
- Мне? Даже не знаю. 
- Так не бывает. – закапризничала она. – Должен один нравится в группе. 
- Хорошо, - тут же согласилась я, чтобы ее не расстраивать. – Эм… мне нравится, - возвращаю взгляд на беззвучный экран и в нужный момент, тычу в него пальцем. – Пусть будет он. 
- Алем? – захлопала ресницами девочка. 
- Алем? Так его зовут? 
- Того, что типа говорит по телефону? Ага. Алем его зовут. 
- Алем. – повторила я. – Значит, мне нравится Алем. 

С тех пор песни этой группы стали неотъемлемой частью моей жизни, становясь либо утешением либо самым лучшим санудтреком для моих страданий. 
И даже сейчас, когда смерть случилась со мной, образ самого красивого парня группы пришел проводить меня в мой последний путь, правда, весьма необычным способом – объятьями. 
Довольная и спокойная я простояла так еще ровно столько, пока вдруг не вспомнила, что ударилась локтем и теперь боль проснулась, беспокоя и отвлекая меня. 
- Ты в порядке, Маусым? Боже, я чуть с ума не сошел! 
Слова, такие ясные и живые, просачивались в сознание. Тот же голос, что и по телеку, шептал мне это все на ухо, а я не могла понять, что именно в этом всем смущает меня больше всего. 
Делает небольшой шаг назад и заглядывает мне в глаза, продолжая при этом держать руки на моих плечах. Вблизи парень был еще красивее, только вот темные круги въелись в кожу под глазами и слегка смялась щека с левой стороны, будто после сна. 
- Я умерла? – тихо спросила я, затаив дыхание. 
На мгновение его лицо исказилось злобой. 
- Нет. Что ты такое говоришь? Не дай Бог. – и снова прижимает меня к себе. 
Мысли в голове расползлись по углам, не собрать их воедино. Внутри полный хаос. Объятья теплые и слышу, как бьется его сердце. Живой. Что же это в самом деле? 
Мой следующий вопрос прерывает открытая дверь, в которой появилась медсестра, правда, другая, не та, что я видела ранее. 
- Ой простите, - затушевалась девушка, заметив нас. 
Несколько раз прокашляв, парень отошел на шаг назад. 
- Проходите. 
- Я хотела поменять капельницу на ночь и проведать пациента. Вам еще рано вставать. – обратилась она ко мне. - Должно быть страшное головокружение. Маусым, прошу, прилягте. Это опасно. 
- Я помогу. – вызвался то ли Ангел то ли живой человек. Берет меня под руку и ведет к больничной койке с твердым матрацем. 
- Что? Пациент? Подождите. – замотала головой я, усаживаясь на край кровати, где стояли бумажные пакеты. – Я жива, правда? – спрашиваю девушку, которую звали, судя по бейджику, Айнур. 
- Да. 
- Я тонула в реке и меня спасли. Правильно? Теперь я в больнице, правда, не знаю в какой именно. 
- Да, все верно. Вы находитесь в больнице Медицинского центра Управления делами Президента РК. 
- То есть, я живая? – подытожила я. – И вы тоже. И он тоже, - киваю в сторону парня. 
- Жаным, ты что такое говоришь? 
Дрожь пробегает по позвоночнику от его слов. Голова и вправду шла кругом, только не от недомогания, а от бесчисленных вопросов с весьма странными ответами. 
- Да, все верно. – все же ответила на мои вопросы Айнур, странно посмотрев при этом. 
- Вы ведь тоже знаете кто он? Правда? – поддалась вперед я, заговорчески шепча, будто он не мог меня слышать. 
- Маусым? Что происходит? 
Игнорирую его вопрос и вновь обращаюсь к медсестре. 
- Это ведь Алем, да? Из «Ninety One». Вы же знаете его? Правда же? 
- Правда, - согласилась она. 
- Не может быть. – шепчу себе под нос. 
У меня нет ни единой верной догадки что происходит сейчас. Мысли путаются, пугают и заставляют сомневаться даже в себе. 
- Маусым? – касается моего плеча, заглядывая в глаза. – Ты что говоришь? Что происходит? 
Мои щеки покрываются неестественно красным румянцем, пока я таращусь в его красивые глаза вблизи. 
- Кажется, мне лучше позвать дежурного врача. – отозвалась Айнур. – Утром на консилиуме, заведующий, переговорив с психологом, вынес версию, что есть малая вероятность временной амнезии. 
- Что? Амнезии? – нахмурившись переспросил Алем. – Что это значит? 
- Она не помнит вас. 

Вслед закрывающейся двери мне хотелось сказать лишь одно, но я промолчала. Проблема была не в том, что я якобы не помню его, а в том, что я не знаю его вовсе. 
Я всего лишь пыталась покончить жизнь самоубийством, а проснулась в дорогущей палате, а рядом парень-звезда, и, кажется, он беспокоится обо мне. Не знаю, как так вышло, но это явно не моя жизнь. 

Айнур вернулась вскоре в обществе дежурного врача, который кратко пытался убедить меня и популярного парня нашей страны в том, что вследствие шока, я потеряла некоторые фрагменты своей жизни, но это временно. А затем меня напичкали новой порцией медикаментов, усыпив и обезболив мое оголившееся раненое сознание. 
Это ложь, хотелось мне сказать. Все не правда. Я не теряла никаких фрагментов своей жизни, хоть и сильно об этом мечтала. Я потеряла свою жизнь, но так и не обрела смерть. 

Проснувшись на утро, после длинного сна без сновидений, я находилась все в той же красивой просторной палате. За окном голубое, безоблачное небо. Сегодня, хотя бы солнечно. Едва успеваю повернуть голову в сторону двери, как передо мной появляется улыбающееся лицо. 
- Привет. Как себя чувствуешь? – Это была Омир. 
- Странно. 
- И что же это значит? 
- Я прыгнула с моста, а проснулась здесь. Теперь все время чувствую себя странно. 
- Тшш, - зашипела она, приложив указательный палец к губам и покосившись на закрытую дверь. – Тебе не стоит об этом говорить. 
- Говорить о чем? 
- О том, что ты сказала. 
- Что я прыгнула? Но это правда. 
- Нет. – спокойно улыбнулась в ответ Омир, поправляя тоненькую голубую простыню, что укрывала мои ноги. – Не правда. 
- Что? Знаешь, я не хочу сейчас спорить. Мне нужно выписаться сегодня. Меня ждет мама. – грустно склоняю голову, вспомнив о своей настоящей жизни. 
- Если хочешь выписаться, то перестань говорить все эти странности и постарайся вести себя более адекватно. 
- Говорить странности? 
- И делать тоже. 
- Что ты имеешь ввиду? 
Все время разговора, Омир вела себя слегка суматошно, порхая по палате и делая то одно, то другое. Из-за ее действий, я не могла точно сосредоточиться на ее словах. Мне отчего-то казалось, что она говорит нечто важное. 
- Если ты будешь продолжать гнуть свою линию и вести себя как, прости Господи, суицидница, тебя продержат здесь уйму времени. Медики, они такие, любят все изучать досконально. Просто поверь в то, что тебе говорят. Это правда. 
- Но… 
- Никаких «но». Бегом умываться и будем завтракать. 
Омир по странным причинам вела себя так, будто знала меня давным давно. Мне же хоть и бредилось все кошмарным сном, она внушала доверия больше всего. 
Осторожно спускаю ноги с кровати и надев, мягкие домашние тапочки, встаю на пол. Голова слегка кружилась, но терпимо. 
- А где… 
- Уборная там. – даже не услышав до конца мой вопрос, указывает на дверь внутри палаты. 
- Спасибо. 
Топаю в сторону указанной двери, но внезапно останавливаюсь на месте, вспомнив своего Ангела Смерти, нет не верно, Ангела Жизни. 
Оборачиваюсь к Омир, которая уже принялась проветривать палату, приоткрыв огромное окно. 
- А ты случайно не знаешь… 
- Парень твой ушел переодеться и перекусить в столовой. Его кстати отругали, что он притащил тебе фастфуд ночью. – кивает в сторону прикроватной тумбочки, на которой остался лишь бумажный пустой пакет. 
Хоть все это было не моей правдой, все же не могу сдержать улыбку. 
- Ясно. И это не мой парень. 
- Ну да, конечно. Не твой парень. И ты не Маусым, еще скажи. 
- Послушай, - в который раз оборачиваюсь к ней, никак не дойдя до ванной комнаты. Но внезапно отвлекаюсь от своего вопроса на ее волосы. – Мне казалось, что ты брюнетка. 
- Да, перекрасилась с утра. Нравится? – вытягивает собранный конский хвост в длину и дельно красуется новым пепельным оттенком волос. 
- Нравится, - отвечаю я. 
- За тобой повторила. 
- Что? – ухмыляюсь и вхожу в ванную комнату. 
Над раковиной висело большое зеркало овальной формы. И в этом зеркальном отражении замечаю себя. Себя, но совсем другую. На мне пижама, в виде костюма жемчужного цвета, что оттеняла загорелую кожу, хотя я всегда была бледной. То же лицо обрамляли светлые волосы, вместо привычных черных. Это была я, однозначно, но при этом я – совершенно другая.