Сумерки застали мрачного всадника незадолго до того, как он заметил с холма огни трактира неподалёку от крохотной рыбацкой деревушки. Подстегнув усталую лошадь, он неспешно направил её к источнику света.
Достигнув трактира, путник привязал животное к бревну стойла и уверенным движением руки распахнул скрипнувшую дверь. Не оглядываясь по сторонам, тяжёлой поступью воина прошёл к деревянному столу в полумраке у самой дальней стены, где и сел, положив перед собой снятый с пояса вместе с ножнами изящный меч дао . Пьяный шум, разносившийся в помещении, стих с того момента, как он вошёл. Седые старики, их грузные дети, разносчица и хозяин заведения – все опасливо и недоверчиво косились на странного, угрюмого посетителя, лицо которого скрывала сдвинутая к бровям лимао , защищающая от солнечного света и осадков, и маска-повязка. До него доносились их перешёптывания, споры, он ощущал на себе прожигающие взгляды, взгляды украдкой, однако ему не было до них никакого дела. Подобное поведение, любопытство и боязнь со стороны всегда сопровождали его, где бы он ни был, и это его ничуть не трогало.
А боязнь возникала не случайно – даже неосознаваемая боязнь: высокий, уверенный в себе, непоколебимый и невозмутимый, как скала, о которую разбиваются упрямые волны; взгляд, направленный словно за пределы видимого, и в отражении чёрных зрачков его глаз, казалось, жило нечто древнее, могущественное, оккультное... Простые и вместе с тем хорошие одежды с лёгкими доспехами; засохшая, побагровевшая кровь, забрызгавшая руки и лицо, покрывшая его оружие. Всё это по меньшей мере настораживало тех, кто встречал этого человека. Чужеземец, прибывший, судя по внешнему виду, с Востока, однако никто не мог определённо сказать, из каких именно краёв. Кто он – следопыт, боец, наёмник, разбойник, некий тайный страж? Люди лишь гадали, приписывая ему и добавляя при пересказах множество предположений, предрассудков и прочей чуши, свойственной крестьянам. Его постоянная молчаливость и особая харизма «ночного хищника», пожалуй, больше всего раздражали окружающих, вызывая в них непонимание. Впрочем, это типично для толпы, обнаруживающей кого-либо, кто выделяется из серой массы, не разделяет их обыкновенных занятий, моделей поведения или схем мышления.
Странник, сидевший с закрытыми глазами и прислонясь затылком к брусчатке стены, пока его разглядывали, теперь выпрямился и взглядом окинул трактирщика, подзывая того к себе. Однако последний, не решаясь, велел разносчице идти к странному посетителю. Раздосадовано фыркнув, та повиновалась.
– В-вам что-нибудь нужно, господин? – неуверенно спросила женщина, разглаживая складки передника.
– Я хотел бы отужинать. Подайте чего-то горячего, на ваш выбор. Что у вас имеется из выпивки? Только не предлагайте мне всякое пойло, которым удовлетворяются местные простаки.
Он говорил со слегка выраженным азиатским акцентом, произнося слова довольно точно. Его речь внимательно слушали завсегдатаи, и на последней фразе заметно возмутились, приходя в негодование. Мужики нарочито загремели кружками, тихо ругались, кое-кто злостно сплюнул.
Разносчица, тем временем, подбирала ответ:
– Эээ... Есть неплохое вино, осталось как раз пару бутылок... Настойка отличная, травяная с добавлением ягод... Только она, это... Не для посетителей... Её производит для себя сам хозяин...
– Вина не нужно. А вот настойку я бы попробовал. Передайте хозяину, что я смогу уладить с ним этот вопрос. И ещё, – быстро бросил путник собирающейся уходить со стандартным ответом вроде «Будет сделано» разносчице, – свободная комната, а также корм для моей лошади.
Женщина кивнула и спешно посеменила к стойке, где пересказала всё трактирщику. Тот велел ей принести посетителю жаркое с салатом и олениной, после чего стал задумчиво чесать подбородок влажными от эля пальцами. Наконец, махнув рукой, послал вертевшегося на кухне мальчугана в погреб, и когда тот приволок необходимый закупоренный кувшин, сам направился к столу незнакомца.
– Доброго вечера, господин. – с фальшивой вежливостью начал трактирщик. – Надеюсь, Вам пришлось по душе кушанье...
И, не дождавшись ответа, продолжил:
– Я подумал, что Вы, очевидно, прибыли издалека, и поэтому соглашусь предложить Вам собственную настойку. Уверен, что Вы – ценитель, обычные напитки, разумеется, не устроили бы...
– Сколько за порцию? – прервал его лепет путник.
– Ммм... Не очень много, пятн... двадцать серебряников... всего-то. Понимаете, рецептура, она, поди, разнообразна, кой-какие ингредиенты нелегко достать или трудно произвести...
Странник молча отсчитал и положил на стол необходимую сумму, тут же привлёкшую к себе завистливые взгляды завсегдатаев и – слегка ошарашенный – хозяина заведения, не ожидавшего, что его наглость увенчается успехом: за двадцать монет серебром здешние мужики могли пить, не просыхая, целую неделю.
– А вот... свободной комнаты у нас, увы, сейчас нетути... – заминаясь, стал врать старый плут: он хотел лишь поскорее избавиться от гостя, который мог вызвать здесь проблемы. – Но животинку Вашу мы накормим, я сейчас же распоряжусь об этом. – стараясь уйти от нежелательной темы, быстро закончил он.
– Ещё мне нужна посуда с водой и чистые полотенца. – отодвигая от себя пустую тарелку и беря чашу с настойкой, произнёс путник удаляющемуся трактирщику.
Тот пробормотал себе под нос «Конечно, конечно», мимолётно обернувшись.
Разносчица принесла этот необычный последний заказ, назвала плату за все услуги и, получив деньги, удалилась.
Оставив наполовину недопитым спиртное, чужеземец пропитал им край полотенца и аккуратно отстегнул нижнюю часть кожаного нагрудника, из-под которого показалось тёмное пятно. Кинжалом, напоминающим стилет, надрезал одежду в этом месте, вытер уже собственную кровь и перепоясался, прижав к ране сложенное надвое полотенце. Вторым он умыл лицо и руки, принявшись затем за меч – его он вытирал бережно и тщательно, словно нечто родное и хрупкое.