Мечты с дождем из серебра.

А знают ли они что ты...

Больные люди пугают вас? Отталкивают? Чем они отличаются от вас? Вспомните то, как вы в тяжелой болезни с температурой смотрите в потолок, а холодные руки вашей матери касаются вашего лба, щек и рук. Сквозь пелену жара вы видите ее обеспокоенное лицо. Такое грустное, но в то же время сильное. Будто больно ей, а не вам. Ее напряжённое тело, всегда на низком старте готовое лететь куда-нибудь за помощью.

Тихий шепот родной мамы успокаивает, убаюкивает, вводит в сонное состояние. Хотя, вы не спали уже давно, и голова трещит от давления.

Вы беспомощны. Не в состоянии шевельнуть даже пальцем. Представьте, что на вас смотрят множество людей в этот момент.

-Вы жалки! Беспомощны! Ничего не добьетесь в жизни! - Кричит толпа. Вы переводите взгляд на родную маму, и вы видите, как ее лицо темнеет от злости, но ничего не можете поделать. Приятно? Нет. Так не осуждайте нас. Мы слушаем такие речи с самого начала болезни.

Я сижу в гостях у моей бабушки. На столе дымится чай с молоком и лотосом благоухая. И сам аромат успокаивает заставляя мысли отступить оставив приятное ощущение глупости и пустоты в голове. Будто в жизни все проблемы за тебя будет решать кто-то другой, а тебе остается только наслаждаться ею.

Рыжеволосая медленная старушка с спокойной ленивой улыбкой разрезает кусок мяса на тарелке с аристократичной аккуратностью.

-Чем ты собираешься заниматься дальше, Вилу? - Свысока спрашивает бабушка, временами напоминая маму. – Не будешь же ты ждать собственной смерти, правильно?

-Может и буду. –Буркаю я и утыкаюсь носом в горячий чай обжигаясь. – Вряд ли я смогу пойти наперекор жизненным законам.

-Многие побеждали рак, Вилу. Неужели ты хуже их?

-Может и хуже. –Снова говорю я куда-то на дно чайной чашки, смешным приглушенным голосом. –Дорогие провожающие! –Ору я на дно чашки голосом Дональда Дака. – Прошу вас выйти из вагона. Поезд отправляется на станцию...брэээээ! –Бурля чаем пытаюсь я рассмешить бабушку.

Но она смотрит на меня как на полоумную.

-ВИОЛЛЕТА! –Громко взвизгивает бабушка ударяя по обеденному столу рукой. –Тебе уже шестнадцать лет, а ты ведешь себя как ребенок! Неужели ты не борешься за эту жизнь?!

-Как я могу бороться за жизнь если мне остался всего один год! –Ору я в ответ забывая о уважении к старшим. –Да, мне шестнадцать лет, но ведь это последние шестнадцать лет в моей жизни! БОЛЬШЕ НЕ-БУ-ДЕТ!

Бабушка всплескивает руками и жалостливо смотрит на меня.

-Но...но ты разве не хочешь продлить это? - Спрашивает она будто уменьшаясь в моих глазах.

-Бабушка, в жизни не бывает магии. Даже в больнице на меня смотрят так, будто они уже накрыли мое тело белым покрывалом!

-Горе ты мое луковое! –Всхлипывает она. –Поступай, поступай так как тебе кажется нужным. Делай все, чтобы не было так больно за ушедшие дни. –Она нерешительно обнимает меня за плечи придвигаясь ближе. Плотная, грузная, но такая правильная и ладная она прижимается ко мне и неразборчиво гладит по рукам и спине. –Хочешь я сделаю что-нибудь?

-Ничего не нужно. Я люблю тебя. - Вырывается у меня.

Так часто мы задумываемся об этом, говорим это в голове. Но вслух... практически никто и никогда об этом не заикается. Меня легонько потряхивает от неожиданного признания. Бабушка кажется, тоже находится в замешательстве, но еще сильнее приближается ко мне и целует в щеку.

Как нечасто мы бываем добрыми и любвеобильными! Как жаль!