Медаль

Медаль

Последний раз я был в Анапе четыре года назад. Четыре года назад последний раз слышал шум моря. Обычно мы с братом и соседскими мальчишками много купались, и всё время проводили за какими-нибудь играми и шалостями. Всё, что менялось со временем, так это, пожалуй, что к нашим проделкам добавились и шалости пьяные… Поистине нелепый, но почти единственный критерий взрослости в курортном городке приморского детства.  

Потом наша семья вздумала перебираться в Сибирь. Это там где холодно и медведи. Представьте, сильно ли были мы с братом рады такому положению дел! Но что было поделать. Последний раз мы приехали навестить родной городок четыре года назад, когда никого из родственников  там уже не оставалось. 
В тот, последний приезд, мы ни разу не купались, почти не разговаривали, не смеялись. Мы прощались с родным городом, словно с матерью, уходя в далёкий поход, в «большую» и «взрослую», другую жизнь. Тогда со мной случилось много чего интересного, но более всего в душу запала одна встреча, о которой только и пойдёт теперь речь.  

Я любил прогуливаться по городу и вдоль моря самым ранним утром, когда ещё почти нигде не встретишь людей, кроме, разве что, нескольких шатающихся вусмерть пьяных туристов, чья вчерашняя гулянка несколько затянулась. Любимым же местом моим в ту пору стала небольшая подгнившая старая лавочка, расположенная посреди небольшой косы, по краям которой мать природа набросала огромных валунов и кое-где поместила редкий кустарник. Когда сидишь на этой лавочке, почти со всех сторон море и, что самое главное, из-за кустов никто с пляжа тебя не видит. Прекрасное место. 

Однажды, придя ещё раньше обыкновенного, я застал на этой лавочке человека, одетого в строгий костюм, с морщинистым лицом, высоким лбом, и с почти уже лишённой волос овальной, слегка даже приплюснутой головой. Человек сидел с опущенными руками и смотрел вдаль пустыми глазами. Мне стало интересно, что это за человек – очень уж у него был вид… необычный, что ли. Да и потом, я давно уже почитал эту лавочку за свою, так что, подавив стеснение, подошёл и сел рядом.

Человек в костюме ничего не сказал. Он только вздохнул, окинул море печальным взором ещё раз, как бы на прощание, поднялся и ушёл, сильно прихрамывая на правую ногу. Мне стало неловко. 

Эта история повторялась ещё несколько дней. Я приходил, садился, – он вздыхал и уходил. Пока, наконец, всего за день до моего отъезда, он не заговорил. 

Утро тогда выдалось холодным, но меня вёл интерес и в положенное время я уже сидел рядом с господином в костюме для которого, на этот раз, сидение у моря было явно не самым приятным занятием. Он ёжился, пытаясь плотнее укутаться в пиджак, но всё равно мёрз. Его периодически потряхивало. 

Мы сидели молча минут пять. Вдруг, мужчина, не оборачиваясь, выдал:
 – У тебя не будет сигареты случайно?
 – Не курю – поспешил я с ответом, уже начиная расстраиваться, боясь, что этим дело и кончится. Пауза затягивалась. Я совсем не знал, как начать разговор, и собирался уже сконфуженный встать и уйти на этот раз первым, как он вдруг заговорил…
 
– Ты, наверное, заинтересовался моим внешним видом? Разумно предполагать, что у любого сидящего вот так каждое утро или вечер у моря человека обязательно припасена какая-нибудь душещипательная история. Ведь, скорее всего, так оно и есть. – Мужчина повернулся, внимательно посмотрел мне в глаза и спросил – Ты, наверное, хочешь послушать? 

– Конечно! – мне пришлось сдерживать нахлынувшее от любопытства  возбуждение, судя по настроению собеседника – неуместное. 
– Знаешь, я заметил, что труднее всего на свете прийти к самым простым вещам. И само это замечание, кстати, тоже очевидно и просто. Вот что, например, такое – судьба? Хотя давай не с этого начинать. Прости, я давно никому не рассказывал никаких историй, и почти забыл, как это делается. Скажи, если я с тобой поделюсь, ты же больше не будешь приходить сюда?  
– Я завтра уезжаю. Навсегда. 
– Хорошо. Итак… 

«Всё началось, когда мне было восемь лет от роду. Однажды, гуляя поэтому самому пляжу, я нашёл небольшую медальку, какую обычно дают наиболее успешным представителям МЧС, пожарным… Я цеплял её на майку и гордо вышагивал по двору и даже иногда ходил с ней в магазин и по улице. И вот с этой маленькой находки, можно сказать, начала обнаруживать себя сила судьбы, рока. 
Через год на свет появилась моя сестрёнка Машенька. А маму мы в процессе потеряли. Доктора часто что-то недоделывают, или делают неправильно… Хотя и без этого роды не всегда проходят гладко. Первые несколько дней я тогда провёл, совершенно не понимая, что происходит. Смерть мамы – как это? А появление Маши? Что всё это значит, как теперь с этим жить? Я был ребёнок, я ничего толком не понимал, и понять не мог, а отец был не в силах тогда меня поддержать. 
Отчётливо помню день маминых похорон. Ярко светило солнце, на небе почти ни одного облачка. В мире было светло и радостно, и оттого мне было ещё более странно находиться там, ещё сложнее что-либо пытаться думать. Когда мы уже приехали на место, и началась подготовка к церемонии, за каких-нибудь полчаса на небо забралась толстая фиолетовая, даже почти чёрная туча, и начался страшный ливень. Я сидел под деревом большую часть времени, почти ничего не думал, ни на что не реагировал, не отзывался, только ошалело смотрел по сторонам, пытаясь понять, что от меня хотят, когда где-нибудь по правилам требовалось моё участие. 
Осознание всего напало на меня уже позже, в машине, когда мы почти добрались до дома и следующие несколько часов я рыдал. 
Вечером папа кое-как успокоил меня и разревевшуюся за компанию новорожденную Машу, уложил нас спать и ушёл на кухню. Затем начались звуки. Я почему-то очень хорошо их запомнил: сначала звук разбитой тарелки, затем звякнули бутылки в открывшемся холодильнике, стук дверцы шкафа, снова холодильник, несколько ругательных слов голосом отца, из которых я понял только два (другие ещё не приходилось слышать) и вдруг …Тишина. Было так тихо, что шум от движения собственной крови в теле начинал давить на голову. 
Утром я проснулся от тысячи разных звуков. Ревела в соседней комнате проснувшаяся Маша, лаяли собаки, гудели какие-то сирены, кто-то что-то кричал. Я, подскочил с кровати, пробежался по дому в поисках папы – папы дома не оказалось – и, непонятно зачем взяв Машу на руки, выбежал во двор. Там собрались соседи, туда-сюда сновали пожарные со шлангами, кого-то заносили в скорую помощь, пожарные заканчивали тушить видимо совсем недавно горевший автомобиль. 
Кто-то дёргал меня за плёчо и пытался узнать нашу с Машенькой фамилию. Потом нас посадили в машину и повезли. Не знаю почему, но я тогда вообще перестал соображать и был не намного надёжнее только родившейся сестрёнки. Позднее мы узнали, что человек, которого грузили в скорую – это наш отец, который напился, запершись в машине, и решил там же курить. Вот так, в огне, ушёл наш папа. 
Его смерть подействовала на меня больше всего. Сердце вдруг превратилось на долгое время в камень, а на уме зародилась идея, во что бы то ни стало сделаться пожарным.  
Прошло несколько лет. Нас вместе с Машей забрала к себе тётя Эльза. Не удивляйся так, у тёти немецкие корни, поэтому и такое имя. Родственников у неё самой кроме нас никого не было, вернее кто-то был, но пропал, сгинул при строительных работах где-то на Урале, поэтому она с радостью привезла нас с Машенькой в Новосибирск» – При этих словах я невольно вздрогнул, – «и оставила жить у себя.  
Там я вырос, там обрёл ту профессию, которой дал себе слово овладеть ещё в детстве. Машенька уже училась в школе и каждый божий день спрашивала меня, когда же я отвезу её на море, которое она уже однажды видела. Я всё только обещал, но никак не находил времени… 
Там же, в этом вечно спешащем, по большей части сером и деловом городе я впервые полюбил. Любовь эта не была страстной и сжигающей, не была яркой, уверенной в себе. Если некоторые сравнивают любовь с пожаром, то моя любовь была похожа на тихое и робкое горение свечи в безлунную и безветренную ночь. Это была первая любовь. 
Мы познакомились совершенно случайно и довольно забавным способом. Не помню уже, по каким делам, но я приехал на окраину города. Помню только, что очень торопился и почти не смотрел по сторонам, пробегая мимо старых сталинских трёхэтажных домов, окрашенных по большей части в пастельные тона. Солнце ярко светило, розовые, жёлтые и красноватые старые дома, несмотря на всю свою ветхость, объясняемую слишком долгим отсутствием капитального ремонта, выглядели уютно и тепло. Я почти бежал по улице, погружённый в свои думы, как вдруг, ощутил на голове и плечах влагу и тепло. Следом появился запах. Отвратительнейший запах пищевых отходов и особенно испорченной рыбы, которую полупьяная хозяйка комнаты на третьем этаже выкинула, как это делалось ещё в Средневековье, прямо на улицу, вернее, прямо мне на голову. 
И вот, я стою посреди улицы в полнейшем недоумении, с головы, плеч и даже лица капает зловонная жижа, а напротив, через пешеходный переход идёт ко мне она… самая красивая девушка в мире. Я застыл без движения, ноги от смущения онемели, руки стали дрожать. Она, она… Боже, как она была прекрасна в тот миг, вся сияющая, в коротеньком синем платьице, самых лёгких туфельках, довольная собой и окружающим миром. Увидев меня, она рассмеялась – звонкие колокольчики её смеха заполнили весь мир вокруг и всю мою душу. Стараясь сдерживать смех, она подбежала ко мне, достала из сумочки салфетки и принялась помогать мне счищать помои с одежды и волос. 
Глупо, безумно глупо, но я почему-то счёл этот момент вполне подходящим для приглашения девушки на свидание. И знаешь что? Она согласилась. Да, целый один раз мы были на свидании, и этот день мне не забыть никогда. Мы были в кино, кафе, гуляли по набережной. Я был безумно счастлив, а вот она, по всей видимости, не разделяла моих чувств и вдруг стала очень занятой, даже почти перестала отвечать на звонки. 
Бывает так на свете, когда в одно мгновение человек западает в душу и его уже оттуда ничем не достать. И говорят, что это устанавливает между людьми, между нашими душами какую-то мистическую, нерушимую связь. В день, когда я это понял, она сама пришла ко мне. Извинилась, что долго не выходила на связь, что игнорировала и сама предложила погулять. Мы ели мороженое и она рассказывала, что влипла в какую-то тёмную историю, что надо было помочь какому-то родственнику и всё в таком духе, а я только делал вид что слушаю, смакуя каждое мгновение. Потом мы пошли ко мне, выпили вина, я потянулся поцеловать её мягкие и слегка влажные губы…
И проснулся. Сон ещё долго не хотел отпускать мою голову, ощущения были так реальны, что многие воспоминания из настоящей жизни в сравнении с ними сами были сном. 
Тогда был понедельник, но моя смена уже окончилась, и предстояло прожить очередной невыносимо длинный выходной. Бесцельно слонялся я по городу не в силах найти себе занятие. Вот так если встретишь человека, близкого к тебе по возрасту, часто гуляющего по аллеям и набережным посреди дня, то знай, что, скорее всего, этот человек не романтик, а просто-напросто одинокий человек. 
Не найдя чем себя как следует занять, я пришёл домой и растянулся на диване с каким-то журналом: день уныло тянулся к своему завершению. Наступившую почти полную тишину порвал громкий телефонный звонок. Пожар! В прямом смысле – пожар, я ведь пожарник и звонок был по работе. Самое страшное, что горел второй этаж школы, где училась моя сестрёнка Маша. Как полоумный я выскочил во двор, в чём был, на попутках добрался до места, присоединился к бригаде и ворвался внутрь. Детей и учителей почти всех уже вывели к тому времени, но Маши видно нигде не было. Я метался по школе, кабинет за кабинетом в поисках сестры, но ничего не находил. Вдруг, словно молния пронзила меня с головы до пят: Она! Она, то есть Юлия, моя первая любовь, выглядывала из дверного пройма в противоположном конце коридора. Она не говорила мне, что работала в школе… 
Я, было, побежал к ней, как вдруг услышал знакомый плачь совсем рядом. Огонь полыхал, уже начинали дрожать балки, а металлические перила на дальней лестнице горели. Здание гибло на глазах. 
«Одна лишняя секунда и Машу я потеряю» – пронеслось в голове. Побежал искать. Оказалось, она сидела в углу ближайшей аудитории под партой, как совсем маленькая, и плакала, поджав коленки. Взяв её на руки, я снова выбежал в коридор, чтобы попробовать помочь Юле, но уже не успел… Горящая балка накрыла и её и проход к ней, а огонь подходил уже слишком близко к нам. 
В тот день, кроме Маши я вытащил ещё двоих ребят, даже медаль вот получил» – Человек повернулся ко мне и показал медальку на пиджаке, – «но это был мой последний рабочий день в качестве пожарника за всю жизнь. Через две недели после случившегося мы с сестрёнкой вернулись в родной город, и в первый же день я привёл её сюда. Кстати сказать, – и жениха своего Маша встретила вот в этом самом месте». 

Мужчина улыбнулся, поёжился от холода и встал. «Теперь вот прихожу сюда иногда, да думаю о жизни, о судьбе и о том, что, в конце концов, я сделал всё, что от меня зависело в этой жизни, и прожил её не так, чтобы потом стыдиться», – сказал он, поправил одежду, махнул рукой на прощание и ушёл, дрожа от холода.
А я остался сидеть на лавочке и смотреть на море. Четыре года прошло с тех пор, но в память навсегда врезались и разговор, и пронизывающий до костей морской ветер, и крики чаек. Подумать только, сколько судеб людских, заметных и не очень, суровых, искалеченных и, наоборот, счастливых и радостных проходило мимо меня, пока я, не замечая ничего вокруг, игрался на приморском пляже своего детства и строил мир отношений и проблем, больше похожий на замок из песка.