Медицина как наркотик

Глава 8. Ожидание.

Любовь – это пёс из ада.

В ней есть своя агония.

(Чарльз Буковски).

Сергеевич должен был находиться в Донецке месяц. И вот я принялась отсчитывать дни, в надежде, что у него возникнет сильное желание меня увидеть и он не выдержит и выйдет на связь.

Через неделю не выдержала я, и набрала его мобильный номер по городскому телефону. В трубке я услышала растерянный голос, потерявший силу и энергию.

И мне подумалось, что в таком состоянии, он вряд ли сам мне позвонит.

Но потом ум привел свои аргументы: « Сколько можно бегать за мужчинами?», и ещё добавил аргументы Сергеевича « Не нужно ничего просить, сами принесут и отдадут».

В этот момент мимо меня пробежала взволнованная возбуждённая знакомая, оказывается, на первое свидание. А я опять приняла решение ждать и ни за кем не бегать.

Через некоторое время меня начал захлёстывать избыток энергии. С Немногословным я перестала общаться, а он хорошо поглощал этот избыток. У меня начало рвать крышу. И неиспользованная энергия прорывалась в самых неожиданных местах и формах.

На йоге я агрессивно наехала на молодого человека с вопросом «Чего он добился в жизни?», в присутствии преподавателя. Меня, конечно же, не поняли, но мне было так легче, я спустила пар.

Но потом агрессивная напряжённость так наросла, что это заметил Учитель, и неожиданно сказал, что лучше уж переспать с человеком, удовлетворить желание и успокоиться, чем так мучиться. Я чувствовала, что он искренне говорит, но уже не могла довериться. И он ведь не выяснял, что конкретно происходит у меня в жизни. Может быть, вообще имел в виду Немногословного.

А я то думала о Сергеевиче, после этого совета у меня в голове возникали картинки, как я прихожу к нему в медицинское общежитие. Это ведь моя территория. Гневаюсь, возмущаюсь, выражаю сексуальную агрессию.

Да, это было бы так хорошо, но меня сдерживало что-то очень сильное. Мои прежние неудачи в выражении агрессии мужчинам, страх боли, страх показаться неадекватной, и подспудное чувство сильной уязвимости. И ещё совершенно противоположное желание получать мужские ухаживания и обожания, я не хотела превращаться в фурию, я была к этому не готова.

Я пропустила и этот порыв.

Но энергию куда-то нужно было девать. Раз Сергеевич не выполняет свои обещания, я решила сама поговорить с Немногословным. Так прямо и предложила ему объясниться. Разговор состоялся на кухне.

Я чувствовала присутствие какой-то поддержки и ощущения особой привлекательности, которое мне подарил Сергеевич. Наверное, это была сила искреннего намерения. Он же обещал объяснить Немногословному женщин.

Сама я могла говорить только о том, в чём была уверена. А я была уверена, что обещания нужно выполнять. Раз он не выполняет обещания и не является на назначенные встречи, я тоже не буду выполнять свои обещания и отдавать ему остаток обещанных денег за его консультации.

Немногословному моё заявление очень не понравилось. Я увидела злость в его глазах, а то, что я хорошо выглядела, кажется, злило его ещё больше.

Видно было, что ему хочется отомстить и причинить боль:

- Ты мне не нужна, - заявил он агрессивно.

В первый момент я усмехнулась. Уж слишком была очевидна месть. Потом я подумала, что Оксана ему тоже была не нужна. И усмехнулась ещё раз.

Больше я ему ничего не говорила. Он тоже, развернулся и ушёл, Немногословный всё-таки.

Гораздо позже я вспомнила, как он говорил о боли в отношениях:

- Сначала учишься не бояться, когда другие делают тебе больно, а потом и сам её причиняешь. Немногословный прям учился делать людям больно. Вот только какие будут результаты и последствия Немногословный не стал особо разбираться. Резал вслепую и по живому, живая кровь чувств хлестала в никуда и уходила из отношений с ним.

Затем Немногословный всем своим поведением принялся доказывать, что я ему не нужна.

Поначалу меня защищало какое-то энергетическое поле, но оно быстро истощилось, а боль проникла глубоко в мою личность и раздирала меня изнутри. И я совершенно не знала, что делать и к кому обратиться за помощью.

По моим расчётам шла последняя неделя курсов Сергеевича. Ехать к нему на встречу теперь у меня сил уже не было. Их стало меньше, а боли больше. Оставалось только надеяться, что он всё-таки позвонит сам перед отъездом и облегчит эту боль.

Я работала, с трудом отрываясь от мыслей о Сергеевиче. В последние дни меня захлёстывал безнадёжный порыв его просто увидеть. Но я не смогла, а он так и не позвонил.

Срок пребывания СП в Донецке истёк, оставив во мне опустошение и неведомую ранее подавленность. То, что у меня было после обиды на первого мужчину, это были такие цветочки. На этот раз подавленность давила меня как железобетонная плита и совершенно вытесняла радость из моей жизни и даже надежду на радость и счастье вытесняла.

В это время я встретила свою одногруппницу из медуниверситета, которая в то время работала психиатром.

- О-о-о это депрессия! Ты что только впервые узнала, что это такое? – поставила она мне диагноз и больше ничего не добавила.

Я посмотрела на неё с удивлением и подумала:

- Неужели она в университете пребывала в таком состоянии, а я этого совсем не понимала? Но ей об этом не сказала, общаться в депрессии было трудно.

Но я испугалась и решила начать что-то сама делать.