Медицина как наркотик

Глава 5. Разрываясь между Серёжей и работой.

Моя бабушка говорила, что я сильно устала после университета, и мне нужен отдых. Она была единственная такого мнения. Даже я как одержимая пыталась устроиться в Донецке, и не думала о других вариантах.

Но если бы только усталость от слишком длительной учёбы, а она действительно была. Дело было ещё в том, что с мужчинами, с которыми у меня были взаимные чувства, я встречалась на расстоянии. Рома жил с родственниками, Женя был пациентом тубдиспансера, а Андрей так вообще в мужском монастыре находился. Cовместной жизни у меня ни с кем из них не было. Даже секс и ночёвки были с оглядкой на каких-то более взрослых персон.

Я сильно изголодалась по близости с мужчиной. Все предыдущие отношения развалились, нужно было начинать всё с начала, и когда мне встретился Серёжа, отказаться от отношений я не могла, слишком сильный был у меня голод.
В итоге я разрывалась между ним и работой, и не могла уделить достаточно внимания ни тому, ни другому. От перенапряжения у меня нарушился сон, я плохо засыпала после работы, на которой сильно уставала. Да ещё и мысли о Серёже мешали, я так хотела его скорее увидеть, а ещё уход за бабкой. А сколько медицинской литературы нужно было перечитать и запомнить. Но сосредоточиться на литературе было трудно, потому что мысли мои были опять же о Серёже.

Мобильный телефон был только у него, я ещё не обзавелась, и связывались мы по телефону-автомату, который находился в общежитии, довольно далеко от домишки, в котором я жила.

Но Серёже не часто можно было дозвониться. Он любил выпить и побродить где-нибудь. Постоянного графика у этого бродяги не было, как и постоянной работы. Он получал деньги от отца из Израиля и делал небольшой ремонт соседу. Но упрекать его за безработицу мне в голову не приходило. Я ведь сама не подписала ему медосмотр.

Я только немного посетовала, что он занижает стоимость своей работы соседу, в надежде на то, что тот обратится ещё. И хотя я не понимала тонкостей наёмной работы, Серёжа на меня особо не обижался. Сетовать сильно на мужчин, которые мне нравились, я не умела. А он вполне мог воспринимать это как заботу и интерес к его жизни.

Поначалу я даже к его бродяжничеству спокойно относилась - как-то ясно чувствовала, что ему это необходимо.

Гораздо хуже было, когда на меня вдруг находило холодное и безразличное состояние. Я вообще такое замечала за собой иногда, когда слишком усердно старалась или уставала. Замечала я это состояние, когда оно уже накрывало, и было сильным.

Это случалось не часто, но несло серьёзные неприятности. Хотя иногда я подозреваю, что мне передавалось состояние другого человека, то есть Серёжи.
В этот раз это состояние меня накрыло как раз перед Новым годом. Я работала на дневном дежурстве, а вечером собиралась к своему ухажёру. Он в это время сам готовил стол.

К еде Сергей относился трепетно, заботился о том, чтобы её было много. И в этот раз он нарезал салаты, как он мне сказал. Что было, безусловно, очень трогательно, и я должна была чувствовать благодарность. Но вместо этого на меня нашло безразличие. И ещё рядом стоял Заведующий, который, не смотря на его привычку кричать, мне как мужчина, в общем-то, нравился. Я с Серёжей говорила по телефону холодно, и ничего не могла сделать со своими интонациями.
После этого я вдруг почувствовала сильное беспокойство. На меня обрушилась тревога, я еле дождалась конца дежурства, которое на удивление было очень спокойным.

Тревога оказалась не напрасной. Когда я приехала к Серёже, то обнаружила, что он сильно напился. Первый раз я оказалась в близких отношениях с настолько пьяным мужчиной. Я в шоке, и совсем не знаю, что делать.
На столе стояли салаты и много всякой еды. Но в горло ничего не лезет. Довольно быстро оцепенение сменилось бурными слезами и упрёками, но это было всё напрасно. Я чувствовала, что от Серёжи меня отделяет непробиваемая стена алкогольной анестезии и бесчувственности.

А мне так хотелось новогоднего праздника. В слезах я схватила со стола шоколад и бутылку вина и отправилась праздновать к своей подруге Дарье.
Она праздновала Новый год со своей маленькой дочкой Евой, которой исполнилось два годика. Больше никого у подруги не было, даже отец Дарьи куда-то ушёл.

И я с горя позвала к нашему столу одного своего знакомого, казаха или узбека, хорошего, в общем-то, человека, чтоб разбавить наше женское общество.

Но это не принесло радости ни мне, ни Дарье, ни казаху. И я получила очень явный опыт страдания, когда хочешь быть с одним человеком, а зовёшь другого. И хотя одно время казах мне нравился, но в таком состоянии, в каком я была, его объятия мне были неприятны. И я оказалась в очень сложном положении, зачем позвала человека, спрашивается?

Казах или узбек под конец стал вспоминать танцующую узбечку или казашку и поехал вспоминать её дальше. А мы с Дарьей легли спать, я опечаленная, а она, наверное, недовольная.

Мы с Серёжей как-то помирились после этого, но продолжали чудить.
То он накупит еды идёт ко мне в гости без предупреждения, а его по дороге побьют. Как он потом рассказывал. Но я и без его рассказов чувствовала что-то неладное, тревожно было и книжки не читались.

Серёже, наверное, нравилось, что я врач. Он доверял мне лечение своего организма. После драки пришёл ко мне лечить почки, которые «отбили». У него была гематурия. И чем я её только лечила? Сейчас не могу себе даже представить.

После таких происшествий я стала сильно переживать, когда не могла к нему дозвониться. Всё сильнее к нему привязывалась, и всё хуже переносила расставания. Иногда приезжала к нему сразу после дежурства, не отсыпаясь. Иногда это было очень неудачно.

К Серёже как-то приехали родственники, брат и его жена. Если бы он предупредил меня об этом, я не стала бы ехать знакомиться с его роднёй после ночного дежурства. А так мне пришлось.

Они были весьма колоритные, брат молчаливый, жена наоборот говорила много. Манеры, повадки и мышление у них были хищные и криминальные. И у меня было такое чувство, что не только Серёжа побывал в заключении, а всё его семейство имело такой опыт. Женщина с таким наслаждением рассказывала про выходки своенравной дочери, повторяя при этом с восхищением, - вся в меня!