Меня зовут I-45 (ориг. "Куда ушла Медея")

Энцо в глазури

— Булочная?!

Они сидели на людной, залитой светом улице. Не за столиком кафе, конечно, а на ступенях крыльца. Но жевали восхитительно мягкие булки, с которых на укрытые бумагой колени сыпалась сахарная пудра. Булки для патрициев — слишком дорогие для номеров, но Сорок Пятой и Энцо выделили четыре порции в честь новой работы.

Всюду слышались голоса: протяжная, высокая речь патрициев, электронное кряканье автоматов для чистки обуви, крики зазывал-номеров. Рокотали автомобили. Из булочной за спиной тянуло мукой и ванилью.

— Ну да. А ты чего хотела?

— Я… Я думала, что ты…

— Ты думала, я со своим имплантатом пойду воровать и чипы кодировать, да? — Энцо хмыкнул. — Я с этим завязал, Малая.

I-45 еще больше захотелось расспросить его о прошлой жизни. Сотни вопросов так и вертелись на языке. Кто он? Откуда? Чем занимался раньше? Но этот прекрасный день не хотелось портить плохими воспоминаниями.

Почему-то казалось, что у Энцо могли быть лишь такие.

Пальцы тронули ее подбородок, мазнули у уголка губ.

— У тебя сахар налип.

I-45 ударилась в жар. Сидела с грязным лицом, вот же… Она отвернулась и тайком вытерла рот. Место прикосновения горело.

Энцо поднялся со ступеней — широкоплечая тень заслонила небо. Зашуршал смятый пакет. Сорок Пятая неловко встала следом, рассыпая липкую пыль с коленей. Пальцы тоже слипались от растаявшей пудры.

— Наверное, я вся в нем, да? — пробормотала она и смутилась, услышав смех Энцо.

— На тебе не заметно. Ты сама как сахар.

И что ответить на такое? I-45 нащупала перила и заторопилась обратно в булочную.

Иногда казалось, что это происходило не с ней. Что совсем не ее взяли на работу на верхнем уровне Четвертой курии, дали денег и комнату в общежитии. И совсем не ее опекал сильный и добрый парень, похожий на бродячего пса.

Такого счастья она не испытывала никогда. Лучшие дни ее жизни.

***

Иногда Энцо ловил себя на мысли, что проживает лучшие дни своей жизни.

В булочной на Тициановом проспекте они устроились неплохо. Он перебирал сломанные детали в подвальной каморке, калибровал печи, чинил упаковочные машины,  которые любили съедать бумагу, да так, что часть корпуса приходилось снимать. Новые машины хозяин производства покупать отказывался. Выходец из не очень богатой патрицианской семьи, старался экономить на всем.

Малая заправляла мешалки для теста. Облизывала испачканные ванильной смесью пальцы, когда думала, что рядом никого нет. Вся в муке, которая удивительно подходила ее прозрачной коже, глазам и белым волосам. Казалось, она сама была слеплена из ванильного теста; кукла тонкой работы.

Так Энцо и запомнил эти дни: спокойные, с запахом ванили и машинной смазки. С ранними подъемами, тихим смехом, прогулкой от общежития до работы, цепкими пальцами на его локте. С разговорами; Энцо любил описывать всё, что видел по дороге. Чувствовал себя гордым старшим братом, когда учил Малую, как следовало себя вести. Куда бить, когда хватают за руку.

Такие были дни. Предсказуемые и по-уютному скучные.

Пока уют не нарушил гость.

***

— Здорово, — оскалился Егерь, привалившись на дверной косяк. Автоматическая створка долго думала, закрываться или нет, после чего мигнула индикатором и замерла в положении ожидания.

В том же положении замер и Энцо, чувствуя, как неприятный холодок взбирается по ногам. Он отложил чип, настройкой которого занимался, и свернул манипуляторы.

— Хорошо устроился. — Егерь тронул свисающую со стеллажа связку чипов. — В булочной, надо же. И в Четвертой курии. Аларих как узнал, сразу послал меня к тебе.

— И зачем? — Энцо подобрался на стуле. Ногами нащупал опору, чтобы быстро вскочить; сдвинул руку к лазерному резаку, который весьма кстати лежал рядом, под ворохом металлических стружек. С «Псами Свободы» стоило быть настороже.

— За булочками, ясен пень! — Егерь лающе рассмеялся. — Дело есть.

Энцо мотнул головой.

— Теперь с имплантами не бегаю. Передай Алариху, что я отдам всю сумму. Нужно время. Мы договаривались.

Он вживлял новую руку не для того, чтобы снова загреметь в крио.

Егерь прошелся вдоль стеллажей, что тянулись вдоль стен мастерской. Заглянул под крышку короба с крепежами, постучал по пластиковому боку. Хитро усмехнулся и с размаха уселся на стул напротив, раскинув длинные ноги. С ботинок посыпалась грязь.

— Ну это уж не тебе решать, когда и чем долг отдавать, ага? И я не про взлом говорю. Аларих выходит на местный рынок. В этом округе есть ребята, которым позарез нужны «жуки», — он указал на личный чип под кожей на запястье. — Но мы с ними пересекаться не хотим.

Энцо молчал. Это Аларих с «псами» были ему должны за кучу говна, которые он взял на себя. Договорились же. Дали денег, большую рассрочку. Но разве что докажешь? Уже нарисовался посыльный, не сотрешь.

Энцо знал, он знал, что не стоило к ним лезть.

— Нет.

Он обрубил посмурневшего «пса» жестом. Вытащил из кармана короткий кабель, нащупал под волосами за ухом разъем и вставил один коннектор в него. Другой протянул Егерю. Тот уставился на кабель с опаской, но всё же придвинул стул и подключился. Запах его пота ударил в нос. По достижении определенного возраста все марсиане начинали пахнуть, как клетки в зверинцах. Что-то в генах, не иначе.

«Хорошо, — передал Энцо. — Могу прикрыть курьера. Где и во сколько?»