Мертвая

Глава 8

Глава 8

- Почему? – этот вопрос я задала Диттеру, когда тот отвлекся от созерцания разгромленных покоев. Явно гадал, тут ему оставаться – кровать с большего не пострадала – или же рискнуть и потребовать новую комнату.

Я не мешала.

Мне даже было любопытно, что победит: здравый смысл или скромность.

- Простите?

- Почему вы ее отпустили? Эта сказка про ромалу… вы ведь понимаете, что не было никакой ромалы…

- Но при наличии хорошего защитника доказать этот факт было бы затруднительно.

Диттер тронул искореженную проклятьем створку. И носок поднял, пожеванный, обслюнявленный, но с виду вполне целый.

- Боюсь, новые правила и ограничения… не всегда способствуют процессу дознания.

Это да, раньше было проще.

Иглы под ногти и никаких адвокатов.

- Ваша родственница сошлется на провалы памяти, слабое здоровье… лекари подтвердят, что и она находилась под действием зелья… если наносила на кожу, то что-то проникло в кровь, так что остаточные эманации зафиксируют. А уже там…

Он обошел темные пятнышки.

А мое противоядие паркет попортило. Да уж… повезло ему, что живым остался. Выходит, не такой он и заморенный, каким выглядит.

- Но ведь дело не только в этом?

- Не только. У меня тоже репутация есть и… не хотелось бы прослыть неудачником, которого едва не подчинила сельская недоучка…

Это он зря. Городок наш, пусть и не так, чтобы велик, но не настолько же, чтобы деревней его обзывать.

- Понятно… в этом доме полно свободных комнат. Выбирайте любую.

Я развернулась.

- Спасибо, - донеслось в спину.

Да не за что…

…рассвет я встречала в лаборатории.

Ждала даже.

С любопытством и готовностью отступить в тень, если истории о непереносимости солнечного света окажутся правдой. Но нет. Огненный шар привычно показался над Гюртербродским лесом. Небо посветлело. Пошло пятнами – желтыми, розовыми, алыми… пожалуй, это было красиво.

В той моей жизни тоже случались рассветы.

И пьяноватые.

И дурманные.

В компаниях сомнительного свойства. И были они красивы, в смысле, рассветы, а не компании, но не хватало им чего-то… покоя? Я сидела на подоконнике, любовалась солнцем и вертела в пальцах черный флакон с остатками зелья.

Инквизитор не спрашивал.

Кузина молчала, проявив редкостное здравомыслие.

А я… я в жандармерии не служу, и раз уж дело решили не заводить, то… откуда он взялся у кузины? Зелья осталось не так, чтобы много. Состав я расшифровала, а соотношение компонентов и, главное, магический рисунок не снимешь – материала недостаточно.

Что остается?

Спрятать в сейф. Там у меня изрядно всякого хранится… а пока… пока подумаю…

…например, над тем, что делать с дознавателем.

Не то, чтобы он меня раздражал, но… неприятно как-то иметь рядом с собой человека, способного упокоить щелчком пальцев. С другой стороны, ничего не дается даром, особенно, если это касается божественного. И равновесие… если он может, то и я…

Как?

Спуститься бы в храм, поговорить с Плясуньей… она не ответит. Она редко снисходит до людей, но вдруг да в намоленных стенах здравая мысль забредет в голову?

…но я сидела.

Любовалась солнцем.

И осмелев, открыла окно – толстое стекло, щедро сдобренное чарами, искажало мир – и подставила лицо рыжим лучам. Закрыла глаза. Вдохнула терпкий воздух…

…хорошо.

Жить хорошо.

Даже если ты умер.

Спустя три дня в городской ратуше при изрядном количестве народа, который у нас любит разного рода сборища, не делая особой разницы между ярмаркой и публичной казнью, состоялось торжественное оглашение. И мэр долго и восторженно вещал о воле богов.

Чуде.

И благодати, которая вместе с моей персоной снизойдет на город. Это он, конечно, зря… у Плясуньи, как показывают хроники, собственное понятие о благодати.

Левый глаз мэра подергивался, в правом виднелась тоска по упущенной выгоде: о некоторых наших проектах дражайшие родственники не знали, а следовательно, вряд ли додумались бы потребовать возврата долгов. Мэр то и дело хватался за грудь, кривовато улыбался.

Кивал.

И смахивал кружевным платочком притворные слезы. Городской казначей был куда более сдержан.