Мертвые земли

Глава 35

У разожженного под открытым небом недалеко от железного обруча костра Путята метался в бреду. Обескровленное лицо заострилось, губы истончились, усы поседели. Марра не отходила от него: меняла мокрые тряпки на лбу, держала за руку. Хром несколько раз посылал Роноана – узнать, поменялось ли что? Но тот неизменно говорил одно и то же. И сейчас большак убедился в этом сам. Его верный советник и друг уходил. Вернее, того хуже – оборачивался, а Хром не находил в себе сил, чтобы раз и навсегда избавить Путяту от мук.

Просить других большак не смел. Разве что Марру, но она и так делала слишком много. Считай, что дети да бабы сейчас только на ней и держались. Были бы раненные – и тех бы пользовала, но от укусов мертвых уже не излечишь, будь ты хоть магом, хоть богом. Так считал Хром.

Распределяя обходчиков и караулы, он всё спрашивал себя – почему ввязался в чужую драку? Отчего кровь вскипела в жилах, не дала взять верх рассудку, затянула в круговорот побоищ? И тут же всплывали перед глазами немощные старики, силившиеся подняться с телег, чтобы защитить ютившихся там мальцов. И ражие молодцы, жавшиеся трусливыми задами к рядам всадников. Это были их люди, те, кого они должны были защищать.

Смерть сравняла и тех и других. Теперь и бабы с детьми, и старики с двумя мужиками, и трусливая стража грудой обезглавленных тел высились в стороне. Копошилась неупокоенная мертвая плоть, дергались руки с почерневшими ногтями, разевались рты. Там же тряслись остатки тех, кто нападал – старик на культяпках, женщина без лица, две старухи с рваными боками, из которых торчали переломанные ребра. И ребенок. Мальчишка лет десяти со сломанным носом и выпученными глазами без век. Последнего Хром едва не принял за спасшегося и чуть не сгинул. Хорошо, что рядом оказался Путята – заслонил собой, отпихнул в сторону. Вот только ударить не смог – опустил приготовленный для удара меч, да так и застыл.

Хром его не винил, хоть и обзывал по всякому – от остолопа до тугодума, пока оттаскивал от порубленных мертвецов. Плевался, изрыгал ругань пополам с проклятьями на голову неведомого колдуна, принявшегося с завидной настойчивостью истреблять людей. Это из-за него сейчас Путята лежал пластом, а потом вдруг принимался хрипеть и вскидывать руки. Из-за него Хром заставил себя смотреть на мертвого ребенка, как на нежить и крошил, пока тот не перестал стонать. Из-за него его люди сейчас топтались в нерешительности по ту сторону наброшенного гномами защитного купола. Тыкни сейчас кто-нибудь пальцем в первого встречного и скажи, что это и есть тот колдун, Хром бросился бы на него с голыми руками и порвал бы, как гнилую ветошь!

- Я так и знала, что ты тут, - раздался за спиной сердобольный голос Марры. – Уходит он, вишь.

Она вынырнула из сгустившегося ночного сумрака, села рядом с большаком на землю и поджала ноги.

- Вижу…

- Не спрашивай, не могу я. Пыталась его словом упокоить, но не время еще – не обернулся он. А как обернется… Лучше уж его железом тогда. От моего слова ему радости не прибавиться. Только мука… - Марра склонила голову на колени и вздохнула. – На моей памяти только один человек мог словом упокоить. Но он далеко-о.

Хром не ответил. Пальцы сами собой сжались в кулаки. Не от злости, просто, он вспоминал и пересчитывал имена всех, кого потерял за двое суток. Дрох, Нестрог, Ярок, Жобан, Лагут… Путята. Это только его люди, да еще с десятка-полтора тех, чьих имен Хром не знал. Не успел узнать.

Не успели люди обрадоваться, как новая волна мертвецов ударила, захлестнула, и Надвинцев втоптали бы с кровавыми соплями в пыльную землю, если бы не очнулись от страха Двуольцы, Жвистерцы, Шавонцы и еще боги ведают чьи пришлецы. Похватали кто что мог, да и бросились на выручку. Только ведь мертвых бить – это не снопы вязать, да не горшки лепить. Тут сноровка нужна. Это не тот бой, где ты выходишь пусть против многих, но людей. Здесь нельзя давать противнику ударить. А бить мертвые умели ловко – прыгучие оказались твари! Вот и полегли мужики, так и не успевшие в кровавой сече крикнуть своих имен. А потом и их черед пришел разбавить мертвый курган неподалеку от стоянки под вой и плач ставших вдовыми баб да детей.

Хром на этот счет был строг – к мертвым не подходить. Блазнить будут, сам себе руку отгрызи, а утерпи. Теперь-то он знал, как нежить умела дурачить голову. Большую цену отдал за науку, вот и втолковывал ее другим – даром.

- Набольший…

В стороне кашлянули. Хром обернулся – рядом стоял Гнарт. Свели их Марра, да мертвая кровь. Вот и вышло, что бывший стражник стал чем-то вроде служки у большака. Да и сам он стал не просто главой Надвина, а чем-то вроде командира над ополчением. Не по одному, а целыми толпами бежали к нему с поклоном утратившие было всякую надежду сельчане да горожане. Только Торденцы держались стороной, всё еще ища защиты у рыцарей и короля. Но и среди них уже ползли слухи да шепоты – не показать ли Радвину-батюшке кукиш, да не податься ли на поклон к мужу доблестному да хороброму?

Хрому эти пересуды были не по душе. И без того на него косились столичные стражники, будто он у них воз с золотом украл. Будто это ему – Надвинскому большаку, надо было тянуть под свою руку чужих людей! Не хотел он этого! Не ждал! От себя самого не ждал, а поделать уже ничего не мог. Сделал шаг, за ним – другой пришлось, а там закрутилось колесо – не выберешься. Да и куда теперь выбираться?