Мертвые земли

Глава 42

Зана до сих пор не верила, что возвращалась к людям. Она уже смирилась, что обратной дороги не будет, но теперь, снова толкая землю ногами, не знала – радоваться ли? Всё то время, пока Эриан выводил ее из болот, казалось, что Эваноаль гнался за ними по пятам. Так и мерещился его взгляд из-под каждой коряги, слышался голос.

Мертвые тоже не оставляли их в покое – так и мельтешили поблизости. Правда, бросаться не торопились, больше ходили кругами чуть поодаль, но и этого было достаточно, чтобы понять – Эриан перестал быть для них поводырем. Скорее уж – зубастым обедом, который хватало ума не трогать до времени даже у гнилых мозгов.

Несколько раз он сам не выдерживал смрадной толкотни у себя перед носом и крушил нежить, пока не уставала рука. Вот только убыли у них не было никакой – сколько Эриан ни перебил, ровно столько же прибивалось на следующей передышке. К этому Зана привыкла и уже не пугалась, не вздрагивала от очередной перекошенной на сторону рожи с торчащими на обозрение носовыми ходами. Гораздо больше тревожило, что ее живой спутник становился всё мрачнее и молчаливее. Будто что-то ело его изнутри. Зана догадывалась – что, но расспрашивать или утешать не торопилась. Чутье подсказывало, что он либо сам скатится обратно в бездну и потонет в ней, либо выползет на крепкое место и спасется. Тут она была ему не помощницей.

Они шли вторые сутки. Зана наловчилась кормить ребенка на ходу, а Эриан невесть откуда добывал еду – то горсть орехов, то ягод, то пресные, но вполне годные коренья. Болота остались далеко позади, сменились лесом. Сначала – чахоточным, потом – более живым, хоть и с пожелтевшими не по времени листьями. Природа менялась – Зана чувствовала, что она затухала: впадали в спячку звери, деревья готовились освободить кроны, воздух наполнился сыростью. До сезона холода и вьюг было еще далеко, а мир вокруг уже готовился ко сну, словно его обморочили.

Это пугало сильнее, чем метавшиеся поблизости косматые фигуры. Зана больше не разглядывала их – хромым, безруких, с вырванными пищеводами и распоротыми брюхами. Они слились для нее в единую массу нечто и кроме отвращения ничего не вызывали.

К ночи второго дня, когда глаза уже не отличали теней от предметов, Эриан взял Занку за руку и вел, как слепую. Они брели в кромешной тьме. Ни луны, ни звезд – словно ночные светила сами проспали свою стражу. Скрежетало рядом, стучало, клацало, иногда доносились и стоны, но они были редки. А потом Эриан остановился. Мог идти и дальше, но что-то словно не пускало его, будто перед носом выросла стена.

- Отдохни пока, - устало произнес он и сам сел тут же.

Он был по-прежнему потерян, но сейчас еще и вымотан. От Заны не укрылись его влажные от пота волосы и пролегшие под глазами синяки. Он не просто шел, он загонял себя и напрасно храбрился, что никогда не спит. Теперь-то Занка знала, что и ему – полуэльфу, не мешало бы отдохнуть как следует. Пока же она послушно уселась на теплую землю. Не дул ветер, не стрекотали сверчки, не кричали сычи и неясыть. Даже мертвые гудели тихо, монотонно, будто пели колыбельную…

Зана стояла перед величественным Древом, под которым когда-то пела колыбельную Малику. Оно умирало. Кора потрескалась, обнажая белесую сердцевину, похожую на иссушенный ветром костяной остов. Клонились к земле лысые ветки, изъеденные червями. Они кишели повсюду, не трогая лишь несколько поникших ветвей, еще зеленых, но уже ронявших мелкие белые цветы туда, где зияла черная дыра вместо корней.

Что-то яркое и быстро метнулось из-за Занкиной спины, остановилось рядом с застонавшим, заскрипевшим обиженно и натужно стволом. Единственное, что можно было сказать наверняка – это Он. Не старик и не мальчик, в развевающемся плаще из утреннего тумана и огненной шапке. Его можно было разглядеть до последней черты и вместе с тем так и не понять – как он выглядел и куда смотрел. Он протянул ладонь, к которой змейкой бежали молнии с локтя, и прикоснулся к Древу, огладил, склоняя голову. Сейчас Зана знала его мысли, будто это была ее собственная боль.

Он сажал это Древ когда-то давно, когда кроме Него и Закона не было ничего. Пестовал, поддерживал, когда в новом мире проснулся ветер и принялся играться и трепать всё, что торчало из земли. А потом заботливо подпирал ветви, когда они разрослись и удерживал вместе, когда им так хотелось разойтись по разным сторонам. Но сейчас, когда корни сгнили, он уже ничего не мог сделать. Даже спасти тех веток, что еще были зелены - они были слишком стары и не привыкли к переменам, чтобы самим добывать соки из земли. Да и твердь стала не та – высохла, растрескалась, словно кожа на пятках кочующей по миру старухи.

Плода, который можно было бы посадить, Он тоже не дождался. Древо только зацвело, и пчелы не успели собрать с него нектар и опылить цветки. Теперь опылять стало нечего. Да и пчелы уже не жужжали крыльями над головой. Воздух был пуст: ни звуков, ни запахов, ни простой свежести, которую трудно описать, но всегда приятно чувствовать.

Он повернулся к Занке, и она вздрогнула, ибо ноги подкосились, опрокидывая ее на колени. Но он не дал их преклонить. Он ждал от нее не этого. И Зана всё поняла: Он не мог спасти Древо, но она – могла. Ее кровь – могла. Не задумываясь ни на миг, она подошла к стволу, сунула руку в складки юбки и с шелестом вытянула оттуда нож. Тот самый, которым когда Хёрн перерезала горло лошади в хлеву мертвого. Откуда он взялся там, где и карманов-то никогда не было, Зана не думала. Сейчас было важно другое – спасти Древо. Любой ценой.