Месопотамский демон

Месопотамский демон

Предпраздничный город шумел, бурлил, переливался огнями, сиял витринами магазинов, большими нарядными елками. Люди толпились у прилавков, покупали подарки, шампанское, конфеты и апельсины. Звучала музыка. В морозном воздухе стоял запах хвои и сладостей…

Но жизнь – стихия контрастов, все в ней имеет обратную сторону. Блеск и радостная суета порой скрывают убожество, нищету и последнюю степень отчаяния.

В глубине темного двора в куче припорошенного снегом строительного мусора копались бомжи, – дряхлая старушонка в засаленном ватнике и горбун неопределенного возраста. Горбун промышлял попрошайничеством, а старушка, – тем, что сумеет найти на помойках и свалках. Среди обломков кирпичей, досок и прочей рухляди она уже отыскала ржавый дверной колокольчик, поломанную ручную мельницу, фарфоровый черепок с розовым цветком и железную коробку от печенья. Иногда ей попадались вещи, которые удавалось за копейки сбыть перекупщикам. Но и этими жалкими грошами она была счастлива.

Старушонка боязливо озиралась. Нынче развелось много любителей перебирать мусор, того и гляди, отнимут законную добычу да еще по шее надают.

Горбун первым заметил двоих прилично одетых мужчин и, не долго думая, дал стрекача. Кто знает, что у них на уме? Прирежут бомжика забавы ради… и глазом не моргнут…

Старушка хотела последовать его примеру, но оступилась и скатилась с кучи прямо под ноги подозрительным прохожим, растеряв все свое богатство.

– Вали отсюда, бабка! – грубо прикрикнул на нее тот, что был пониже и с бородой. – Давай, улепетывай!

Бомжиха, подвывая от боли и обиды, встала на четвереньки и проворно, как-то по-собачьи, кинулась в темноту, в развалины старого дома, который наполовину сломали. Вторую, более прочную половину строители решили укрепить, обновить и добавить еще этаж. Там уже стояли леса. Часть строительной площадки окружал забор, а часть оставалась открытой… – праздники на носу, какая работа? Все потом, уже после Рождества!

– Иди сюда, – подозвал товарища бородатый. – Мусор свежий… только сегодня насыпали. Я из окна видел, как стенобитная машина орудовала. Снегом занесет, пиши пропало.

– И охота тебе в дерьме копаться? – брезгливо поморщился второй. – Еще вшей наберемся!

– Какие вши? Мороз под двадцать! – Бородатый пнул ногой коробку, которую обронила старушка. – Звенит. Интересно, что там?

– Гвозди какие-нибудь. Брось, ей-богу! От той бабки заразу подхватить можно.

– К заразе не пристанет.

Бородатый попробовал открыть коробку, но заржавелая крышка не поддавалась. Он сунул трофей в пакет и полез на кучу. Его спутник топтался вокруг, вороша мусор ногой.

– Ты как хочешь, а я пошел. Холодно…

Со стороны развалин послышался жуткий вой.

– Это коты! – объяснил бородатый. – Не бойся.

– Я и не боюсь.

Из темноты раздался звук осыпающегося снега… и показалось серебристое облако.

– Что там? – подавляя страх, спросил второй.

– Где?

Наступившую тишину нарушало прерывистое дыхание мужчин и отчетливый звук шагов, – скрип-скрип… скрип…

* * *

Амалия решила встретить новый год в загородном доме, – в полном одиночестве. Она надеялась, что на сей раз ей удастся отрешиться от мирской суеты, дождаться полночи и выпить бокал шампанского, слушая только бой курантов и песню метели.

Дом в поселке достался ей в наследство от дяди, академика Самарина. Первый этаж – кирпичный, с высокими потолками, с камином; второй – деревянный, с резным балконом и стрельчатыми окнами. Мебель простого деревенского стиля из мореного дуба подбирал сам академик. Кажущаяся простота стоила немалых денег. Будучи на пенсии, Самарин издавал свои труды в зарубежных научных журналах, ездил читать лекции и успел на заработанные средства достроить и обставить коттедж.

Одинокий, гениальный и чудаковатый, он посвятил жизнь науке, семьей не обзавелся, и сестра с племянницей составляли всю его родню. Дядя был большой оригинал, именно он пробудил у Амалии жажду познания некоего мистического начала.

«Не может быть, чтобы все ограничивалось семьюдесятью, в лучшем случае восьмьюдесятью годами жизни, – говорил он. – Это бессмысленно. Человек уникален по своей сути, и мир, в котором он обитает, полон непознанного».

После смерти дяди Амалия ударилась в оккультизм и магию, занялась астрологией, – движение планет, знаки зодиака, влияние звезд на судьбы и прогнозы развития событий быстро надоели ей. Составление гороскопов и гадание давали ей возможность удовлетворять свои потребности, но не к этому она стремилась. Ей хотелось найти дорогу, уводящую за межевые столбы земного существования. А она все еще стояла на распутье…

Внешне жизнь Амалии проходила спокойно, – мать смирилась с ее «профессией», соседи устали судачить, да и побаивались загадочной магессы, в которую нежданно-негаданно превратилась застенчивая тощая девочка с косичками, выросшая у них на глазах. Если бы не жгучий черный взгляд из-под длинных ресниц, не надменное выражение лица, ее можно было бы назвать красивой. Впрочем, эта надменность была скорее маской, которой требовала ее роль.