Месть Бухгалтера

Месть Бухгалтера

«Дерьмо, дерьмо, дерьмо…». Нет, ни в коем случае не вслух, а где-то глубоко про себя вопил Грядкин, низко склонив голову и уставившись в разорванный баланс. Понурова, развернув свое грузное тело, плотно запакованное в дорогущий деловой костюм, двинулась в свой кабинет, плывя по бухгалтерии, словно гигантский айсберг среди льдин – белых столов с уткнувшимися в свои бумаги сотрудниками, которые как двоечники с невыученными уроками боялись поднять глаза на начальницу. Грядкин метнул растерянно злой взгляд в мощную спину Понуровой. Вот гадина! Мало того, что заставляет баланс вручную составлять, минуя все доступные изобретения человечества, так еще второй раз его разрывает.

Грядкин давно ненавидел свою начальницу до глубины души, до мозга костей, до гомерических колик, до… Сколько раз он представлял себе, как эта стерва умирала в чудовищных мучениях. Он ее душил, резал, сбивал на машине, топил в бетоне, взрывал в самолете… Ах, если бы все это по настоящему! Хоть какая-нибудь из уготованных ей казней. Так ведь нет же, ничего с ней не случалось. И эта дрянь, как ни в чем не бывало, каждое утро закатывалась в бухгалтерию и травила несчастных, безропотных сотрудников, в полной мере изощренно и садистски наслаждаясь своей властью.

После работы, в подавленном состоянии, Грядкин поплелся к своей машине, которую в незапамятные времена прошлого века собрали трудолюбивые японцы. Плюхнувшись на ободранное сидение, Грядкин с тоской проводил глазами шикарный ярко малиновый Джип Понуровой, едко усмехнувшись:

- Конечно, эту тушу в полтора центнера только Джип и выдержит…

Не помогло. Глубоко вздохнув, Грядкин завел машину и двинулся домой, по пути заехав в кафе и, купив два беляша, затолкал их себе в рот, не почувствовав вкуса.

Дома его встретила жена, туго затянутая в легинсы и тесную футболочку, открывающую пупок. Сквозь тонкую ткань проступал четкий рельеф ребер – хоть анатомию изучай, и тоскливо торчали пупырышки, которые некогда были грудью. Грядкин со вздохом вспомнил, как он раньше любил ее тискать, ведь женился он на очаровательной симпампушечке – жизнерадостной и такой сексапильной, что он так обожал, зажамкав ее пышное тельце, бесконечно заниматься с ней любовью. Но с тех пор, как женушка увлеклась Йогой, она высохла как вобла, став нервной и истеричной – разве с такой захочешь интима?

Вот и теперь, растянув свои тонкие губы, она раскудахталась:

- Котик, что так долго? Супчик остыл!

Грядкин поморщился – чем дальше эта грымза худеет, тем сильнее ее голосок переходит на фальцет. Он со вздохом сел перед тарелкой с какой-то зеленой дрянью.

- Ты не представляешь! Как мне сегодня повезло! – Верещала женушка, подобострастно заглядывая в его глаза, - В инете новый рецептик щавелевого супчика нашла! Представляешь?!

Грядкин всунул в рот ложку кисло горькой массы и почувствовал, как недавно съеденные беляши начали ползти наружу. Судорожно сглотнув, он отодвинул тарелку и ни слова не говоря, пошел в спальню.

- Котик! – Верещала, переходя на ультразвук, благоверная, - ты ж ничего не скушал! Ты здоров?

Грядкин не ответил. Он сел за письменный стол и уткнулся в погашенный экран монитора компьютера, увидев себя, снова прерывисто вздохнул. Из глубины ветхого монитора, купленного ещё родителями, на него смотрели сквозь линзы очков в роговой оправе, близко посаженные глазки-буравчики, под которыми брезгливо морщился поросячий нос и пухлые губы, похожие на те беляши, которые Грядкин уминал каждый вечер. Завершали удручающую картину пухлые щёки, невыразительный подбородок и жидкие белёсо-рыжие волосы, почти бесцветные, сквозь которые просвечивала ранняя лысина. И в который раз подумал - «Глаза б мои на тебя не смотрели – бухгалтер неудачник»… Затем перевел взгляд на окно без плотных штор, с легким маркизетом. Вид за окном был еще тот! Прямо в двух метрах взгляд упирался в красную кирпичную стену – соседнее здание было построено так близко, что жители данного подъезда вечно созерцали не качественную кладку из красного кирпича, наблюдая, как год за годом она угрожающе трескается. И если однажды стена рухнет, то никто даже и не вспомнит, гастробайтеры из какой страны возводили это убожество, самозабвенно воруя стройматериалы, тем самым, ослабляя прочность стен, за которыми, между прочим, кто-то живет и может быть даже любит…

Грядкин с приглубочайшим вздохом отвернулся от стены. На этот раз злорадное разглядывание стены не помогло. А ведь раньше злость на гастробайтеров как-то расслабляла и своя жизнь уже не казалась ему такой корявой.

- Ом-м-м-м… - раздалось из гостиной. Ну, понятно. Жена опять медитирует. Грядкин подошел к двери и плотнее закрыл ее.

Ненависть к миру нарастала просто таки с центробежной силой. Грядкин вдруг почувствовал себя затравленным зверем, которого заперли в кирпичной коробке. И бухгалтер, не зная, куда выплеснуть набухающую и переполняющую его ненависть, плюхнулся на стул, выхватил из принтера приготовленные для печати листы, зубами сорвал с гелевой ручки колпачок, и начал остервенело рисовать.

Так было всегда – и в школе, и в институте. Только рисование всякой ерунды помогало Грядкину успокоиться. Но на работе Понурова тут же пресекла его любовь к безобидной графике, пригрозив увольнением.

ВОТ! Грядкин понял! Он наконец-то нашел причину, нет - корень всех неприятностей его последних лет! ПОНУРОВА! Эта гадина, которая загнобила его до желудочных колик. Это она не дает ему продвинуться по служебной лестнице, подавляя все его инициативы и высмеивая не только перед коллегами, но и перед вышестоящим начальством, выставляя его полным дебилом. А ведь ему уже тридцать. И он уже давно взрослый и далеко не глупый мужчина!