Метролли

Через тернии к звездам

Утреннее метро – самое неуютное место в городе. К половине восьмого редкие фигуры сбиваются в торопливые человеческие ручьи, возвещающие о приближении часа пик. Но в шесть, когда серая хмарь с улиц понемногу перетекает в туннели, мало кому приходит в голову спускаться в подземку. Припозднившиеся любовницы дремлют на холодных сиденьях, на бледных лицах следы туши и поцелуев. У загулявших мужей виноватые спины и испачканные пальто, хмель еще не до конца выветрился из лохматых голов. Небогатые путешественники зевают на брудершафт, лихорадочно проверяют билеты и самолетные ярлыки, их разбуженные дети хнычут, вопят, прикладываются подремать к каждой стенке. Дрожащий, закутанный в обноски бомж занял целый отсек пакетами, на отупелой физиономии счастье – тепло. Молодой папа, расхристанный и сияющий, сует ему скомканную купюру – выпей, брат, у меня сын родился!

Долговязый недоросль Коля Шапкин не был ни пассажиром, ни мужем. Но выглядел, будем честны, погано. Вчера вечером его выперли из салона сотовой связи. Выперли в общем за дело – просчитался, недодал сдачу, уронил дорогой смартфон – и все за одну смену. И так везде… Неделя, две, максимум месяц с лишним – и за недотепистым парнем захлопывалась очередная дверь. С каждым разом тетка, у которой Шапкин занимал угол, злилась все больше. Выгнать на улицу племянника у нее не поднималась рука, но и кормить тунеядца ей не хотелось.

Упреков парень не заслужил – почти не пил, мыл за собой посуду и как мог помогал по хозяйству. Но содержать его делалось все накладнее, а прокормить все сложнее. К тому же тетку раздражали мириады прыщей на тощих щеках и унылом носу племянника, бесила покорность и безынициативность взрослого вроде парня. А Коля и вправду ничего не хотел. Колледж он с грехом пополам закончил, в сантехники не пошел, в армию не взяли за худосочностью, продавать телефоны, гамбургеры или барахло в электричках ему не нравилось. Девушки встречались с Шапкиным от безысходности, подкупленные трезвостью, добрым нравом и мелкими сувенирами. Но ни одна не задерживалась надолго. Компьютерные стрелялки Коля разлюбил быстро, в онлайн-казино, раз продувшись, не резался, книг не читал. Скучные дни опутывали его.

В прошлый раз, когда Коля явился к тетке с невнятным рассказом о несправедливости жизни, родственница пообещала, что выкинет бездельника прочь. До такой жестокости она еще не созрела, но разговор предстоял неприятный. Смалодушничав, Коля отправил тетке смску, что переночует у девушки, забился в антикафе на Лубянке, полночи смотрел кинишко, потом подремал немного и потащился домой. К восьми старуха уже уйдет на работу, по средам у нее репетиции хора, к возвращению можно притвориться спящим, в четверг сослаться на выходной… а там и работа глядишь подвернется. Возвращаться в сонный, пропахший мазутом и палой листвой ПГТ неближнего Подмосковья, к измотанной матери и насмешливым младшим братьям Коля категорически не хотел.

Шапкин зябко дрожал на жестком сиденье и упоенно жалел себя. Почему он такой никчемный, бездарный, немощный, почему не умеет работать и жить как все? Почему девчонки любят богатых подонков, а на хороших парней не смотрят? Почему никому неинтересно, что у него, Коли, творится в душе? Зачем вообще жить? Зацепиться на службе, вкалывать как раб пять дней в неделю, жениться на какой-нибудь дуре, чтобы не быть одному, слушать ее упреки, растить детишек и сдохнуть в сорок пять от инфаркта, как папа? «Из земли в землю», как ворчала бабка, разгибая спину на грядках. «Все там будем».

Чуть не плача, Коля тащился по долгому переходу на Театральную. Голодные призраки тянулись за ним – присосаться к ослабевшему одиночке святое дело, днем в толпе так не подкормишься. Гулкая пустота платформы ударила парня по нервам – ни единой живой души, а внизу так сладко сияют рельсы. Шаг – и никаких больше вопросов!

Коля стоял у края, вслушиваясь в нарастающий шум поезда. Голова немного кружилась, подташнивало – то ли с голоду, то ли от страха. Десять, девять, восемь, семь…

- Эй паренек, подсоби!

У пожилого мужчины (назвать его стариком не поворачивался язык) заклинило колесо на нешуточном чемодане. В четыре руки кое-как получилось втащить махину в вагон. Запыхавшись, Коля раскашлялся. Мужчина постучал его по спине:

- Слабые легкие, парень! Куришь?

- Неа.

- Значит воздухом мало дышишь. В горы ходил когда-нибудь? Знаешь, какой наверху свежий воздух? Встанешь у самой границы снегов, вылезешь поутру из палаточки, вдохнешь полной грудью – и словно крылья за спиной вырастают.

- Вы альпинист? Путешественник? Круто!

- Я, брат, космонавт. На МКС летал. Триста сорок пять суток в невесомости и еще шесть часов. Что, удивил?

Коля опешил. Собеседник выглядел самым простым человеком – высокий, крепкий, загорелое лицо исчерчено дорожной картой морщин, к воротнику похожего на шинель дорогого пальто прилипло неуместное голубиное перышко. И вот он – отправился в космос, на немыслимую высоту, видел Землю похожей на стеклянный голубой шарик, любовался на огромное рыжее солнце.

…Лет в одиннадцать Коля начал летать во сне, ощущать, как становится легким, поднимается над сонным домом, тонет в белесом месиве облаков, пробирается сквозь них, расталкивая мокрые комья, и вдруг видит слепящую синеву и россыпь веселых звезд. Однажды он заикнулся отцу, что хотел бы покататься на самолете, но отец отмахнулся – нет у нас таких денег. А за семейным ужином еще и жестоко высмеял сына – гляди мать, вырастили мы с тобой пилота – пнешь и полетит с крыши на чердак, олух! Потом отец умер, скудная жизнь семьи совершенно разладилась и летать Коля перестал – во сне он теперь гонялся за откормленными сосисками и снимал с одноклассниц лифчики.

- Не веришь? Правильно, я бы тоже не поверил чужому дяде, который начал вдруг сказки рассказывать.