Между мирами. Предыстория

Глава IV. Мама

ВЫДЕРЖКИ ИЗ ЯНТАРНОГО ДНЕВНИКА БЕЛЬФЕГОРА.

«Что ты здесь делаешь, мерзкий ребёнок?» – отозвавшись колющей болью в груди, слова вновь прозвучали в моей голове, будто я услышал их совсем недавно. Не знаю, почему я вдруг вспомнил часть своего далёкого прошлого, но вряд ли я смогу простить то, что сделал со мной этот человек. Можно называть это разбитым сердцем или ножом в спине, однако смысл урока, извлечённого мною из той ситуации, не изменится: чем человек к тебе ближе, тем проще ему нанести удар, силу которого ты запомнишь до конца своих дней.

Однажды, когда мне было около десяти, я, наконец, решился поговорить со своим отцом. Я вошёл в его просторную комнату, залитую солнечным светом, где герцог Эйдельман проводил почти всё своё рабочее и свободное время. Там было много книг и документов, на столе стояла недопитая бутылка алкоголя, а мамин портрет смотрел на меня со стены, вызывая у меня улыбку, но также напоминая, что её больше нет. Отца в комнате не оказалось, а окно за письменным столом было открыто, так что я выглянул в него и вдохнул аромат роз, росших поблизости. День казался приятным, лёгкий ветерок развевал мои волосы, и я был полон сил и надежды на то, что я наконец-то смогу вернуться к хорошим семейным отношениям. Я сел в величественное кресло, слегка провалившись в силу своего маленького роста, и решил подождать, пока хозяин комнаты освободится и вернётся. Всё вокруг казалось громоздким и напыщенным, вся мебель была обтянута дорогими тканями с узорами ручной работы, хрупкая фарфоровая посуда смотрела на меня из-за стеклянной дверцы шкафа, одна из картин на стене была отодвинута, и оттуда виднелся тайник с драгоценностями – всё под стать герцогу Эйдельману. Мне было несколько неуютно, я чувствовал себя неуместно, ведь я не был вовлечён в работу отца, да и богатой мою жизнь назвать было трудно, я никогда не держал в руках золота. Возможно, мои эмоции были также спровоцированы мыслями о предстоящей встрече с отцом, которая возбуждала во мне сильное волнение, я очень любил родителей, и теперь у меня оставался лишь один из них, который, как я надеялся, всё ещё любил меня. Мне так хотелось думать, что вот сейчас он придёт, обнимет меня и скажет: «Сын! Как я рад тебя видеть!»

Через какое-то время он открыл тяжёлую деревянную дверь и вошёл в комнату, сперва не заметив меня, такого маленького в огромном кресле. Он нёс какие-то бумаги и был очень задумчив, просматривая листки. Работа для герцога всегда находилась, и он часто расстраивался из-за немыслимых запросов короля.
– Что ты здесь делаешь, мерзкий ребёнок? – завидев меня, закричал он, с силой хлопнув бумагами по столу и напугав меня.
– Отец, я хотел поговорить с Вами... – тихонько ответил я, виновато опустив глаза в пол и решив, что я не вовремя и что я отвлёк его от чего-то важного.
– Мне не о чем с тобой говорить! Лучше бы ты вообще не рождался, тогда она осталась бы жива! Ты разрушил мою жизнь, погубил мою возлюбленную, что ещё ты хочешь у меня отнять?! Проваливай, пока я голыми руками не придушил тебя!

Он говорил это с такой яростью и ненавистью, что на мои глаза навернулись слёзы, и я выскочил из комнаты. Я выбежал во двор, уселся на краешек белоснежного фонтана и начал сильно плакать. Я не мог остановить слёзы, капавшие в фонтан, мне было так больно, обидно и страшно, что я не знал, как мне жить дальше.

В какой-то степени мне повезло, ведь в тот момент в моём доме гостила семья моего близкого друга Акиры. Вероятно, увидев меня, плачущего, Акира спустился во двор и подошёл к фонтану. Я поднял на него глаза и увидел небывалое сочувствие в его взгляде. Словно он как никто иной понимал меня. Словно мог разделить мою боль, даже не зная, что произошло. Хотя... мне всегда казалось, что для него ни одно событие не было тайной. Было такое чувство, что он знает про всё, про всех и всегда. Однако тот день был последним, когда я видел Акиру: его семья уезжала в своё загородное имение. И с тех пор прошло шесть лет, прежде чем мы встретились вновь.

Без Акиры я остался абсолютно один, наедине со своим отчаянием, ведь в письмах всех подробностей не расскажешь. Эта была та душевная травма, которая была скрыта от всех окружающих, но съедала меня изнутри. На людях я всегда улыбался, все считали меня беззаботным и жизнерадостным ребёнком, хотя за спиной жалели меня из-за отсутствия в моей жизни материнской ласки. От этого становилось только тяжелее, но я не мог никому рассказать о своей боли. Я плакал каждую ночь, звал маму на помощь, потому что не мог выдержать всё в одиночку. А когда понял, что я никому не нужен, когда осознал, что это я виноват в смерти своей матери и что она не придёт, как бы громко я её ни звал… я сильно изменился. Я натянул маску безразличия, самодовольства и высокомерия и решил, что если мир отвернулся от меня, то и мне нужно было отвернуться от мира. Жалость к себе превратилась в постоянные попытки вызвать открытое сочувствие окружающих, которое я встречал с сарказмом и цинизмом, принимая как должное и даже высмеивая. Позже это перешло в откровенное хамство и постоянное ощущение собственного превосходства, я всё время смотрел по сторонам и видел лишь ненавистных, пустых и глупых людей, с которыми мне не хотелось иметь ничего общего.

В какой-то момент моё эгоистичное существование разбавилось чем-то необычным. Став чуть старше, я начал запоминать сны, которые видел раз в несколько ночей, и чем дальше, тем красочнее и ярче они становились, показывая мне одно и то же – события чьей-то жизни. Я не знал его личности, и всё его окружение мне было незнакомо, все места, где он бывал, я видел впервые, а все его чувства были мне чужды. Однако по какой-то причине я не был сторонним наблюдателем, я смотрел на происходящее глазами того, кого, казалось, все вокруг ненавидели. Его казнили на огромной площади в окружении гневной толпы, среди которой, однако, по его ощущениям, не было ни одного знакомого лица, кроме одной юной леди, что с ужасом наблюдала за участью человека, которого не могла спасти. Эту же особу я видел в одном из следующих снов, но уже в изгнании и заточении, хотя саму тюрьму я толком не разглядел, мне словно давали понять, что происходило. Некоторые вспышки моих воспоминаний отчётливо показывали кроваво-красные глаза, жаждущие отмщения, а иногда я видел, как эта молодая женщина плакала и просила прощения за то, что совершила. Мне думалось, что это было послание, которого я не понял, но никакого развития эта история не получила. Мне было страшно, сны продолжались, но никакой ясности не приходило. Я поделился своими тревогами с Акирой в письмах, и он был довольно обеспокоен моим рассказом, обещая что-нибудь предпринять, как только мы вновь увидимся.

***

Ближе к вечеру назначенного дня на бал стали съезжаться гости. Я стоял в углу залы и внимательно их осматривал. Это был, пожалуй, первый раз, когда мой отец, герцог Эйдельман, второй человек в королевстве, который последние годы провёл в своём поместье, едва выезжая за его приделы, улыбался всем вокруг и мило беседовал с прибывшей аристократией. Как бы я ни был ранен и обижен, ни для кого не было секретом, что гибель моей матери разрушила всю нашу семью, и мой отец едва держался на плаву, пытаясь вернуть свою жизнь обратно в правильное русло. Он исполнял свои обязанности, боясь потерять титул и погрязнуть в нищете, но никогда не выходил за рамки и не делал больше того, что от него требовали. И, конечно же, он винил меня, ребёнка своей возлюбленной, за всё то, что с нами произошло, за её гибель и его эмоциональное состояние. Он также ненавидел саму мысль о том, что я, его кровный сын, стану следующим правителем по законам королевства, ведь я – причина всех бед и тот, кого он всем сердцем презирал.

Но день бал-маскарада – это день, когда всё должно было быть иначе: никакой скорби и печали, никакой злости, только праздник, пиршество, маски, танцы. Все приглашённые гости были одеты под стать своему происхождению, каждая дама хотела быть королевой вечера, сияя прекрасным пышным платьем, каждый кавалер мечтал пригласить на танец самую очаровательную юную леди. Гости продолжали прибывать, зал наполнялся весельем и запахом алкоголя, смешанного с дорогим парфюмом, а я рассматривал своё привычное окружение с несвойственным мне чувством тревоги, вспыхнувшей во мне из-за истории с люпами и присутствия моего отца так близко ко мне физически, хотя и в сотнях километров эмоционально.

Все аристократы, вне зависимости от финансового состояния, очень схожи на такого рода балах, отчасти поэтому сие мероприятие столь популярно – можно познакомиться с новыми людьми без оглядки на чей-либо статус в обществе. Дамы всегда надевают платья с корсетами и пышными юбками, а господа оценивают их похотливыми взглядами. Не могу сказать, что из этого вызывает во мне большее отвращение, но я полон уверенности, что дама моего сердца не будет носить корсеты, а пленить меня должна будет острым умом и открытой душой. Хотя шансы мои невелики – разве такой особе будет интересен саркастичный и циничный мужчина с ранами на сердце и ненавистью к жизни? Пожалуй, я захожу слишком далеко, ведь сначала такую особу найти нужно, а пока я вижу лишь холодных высокомерных аристократок, под стать мне, которые изменяют мужьям и любят лишь деньги.

Пока я размышлял над жизнью, часовая и минутная стрелки старинных напольных часов сошлись на цифре двенадцать. Толпа, стоявшая передо мной, расступилась. Гробовая тишина резко заполнила залу, оркестр прекратил играть, а все гости замерли, будто время остановилось. Высокий незнакомец в чёрном плаще и чёрной шляпе, единственная двигавшаяся фигура в застывшем мире, направлялся в мою сторону. Плащ был длиной до пола и застёгивался на груди на три пуговицы, а чёрные волосы сливались с головным убором, словно создавая чёрный кокон, под которым невозможно было ничего разглядеть. Маска же на его лице наоборот была иронично белой, словно тот, кто так его нарядил, хотел похвастаться дурным вкусом и странным чувством юмора. Подойдя ближе, незнакомец замер. Несколько секунд мы с ним молчали, смотря друг на друга: я – в ожидании чего-то страшного и неизвестного, а он, будто под гипнозом, просто не отводил от меня свой пустой, ледяной взгляд. Я даже представить не мог, кто стоял передо мной, потому что в зале он возник из ниоткуда, будто из воздуха, я не заметил его прибытия даже несмотря на то, что наблюдал за гостями с самого начала. Вдруг все свечи погасли, вместо них зала наполнилась ярким лиловым сиянием, на секунду ослепившим меня. Я закрыл глаза, будучи не в силах смотреть на незнакомца сквозь пелену этого неожиданного света. Неожиданно прервав тишину, обладатель грубого голоса, полного злости, но с абсолютно наигранными эмоциями, воскликнул: "Бельфегор Эйдельман! Я приговариваю тебя к Бездне! Ты виноват в том, что не умер в тот день!"

Услышав эти слова, я потерял сознание. Или, может, мне просто так показалось, но я резко перестал слышать звуки, ощущать лёгкий ветерок на коже и даже, кажется, перестал дышать. Это было мгновенно и дольше минуты не длилось, но я почувствовал себя мёртвым.

Когда я очнулся, вокруг не было ничего. Ни стен, ни потолка, ни пола, ни каких-либо предметов. Совершенно пустой белый мир, будто я оказался на белом листе бумаги, где никого и ничего ещё не нарисовали. Сначала мне показалось, что я сошёл с ума, потому что именно это было той тюрьмой, что я видел в снах ранее: я бегал, кричал, звал на помощь, но никто меня не слышал. Я был в полном одиночестве.

Однако сейчас я и правда оказался в одном из своих кошмаров. Первое, о чём я подумал, было: "Это... и впрямь Бездна?" В человеческом мире настолько много легенд об этом, что уже мало кто сомневается в существовании Бездны – мира, отличного от нашего, куда попадают преступники, своеобразного «ада» для грешников. Худшей пытки для человека не придумать, ибо вскоре после попадания в Бездну, мозг человека отмирает за ненадобностью, ведь в этом мире совершенно ничего нет и ничего не происходит. Но попадают сюда не по желанию каких-либо судов или высших сил, открыть проход в мир отчаяния может любой желающий, нужно лишь выяснить способ, и попасть в этот ад может тоже каждый, как дьявол, так и ангел, а вот выбраться ещё никому не удавалось.

Я огляделся. Всё же, я не ошибся и не ослышался. Вокруг не было ни камушка. Ни травинки, ни земли, ничего абсолютно. Это даже в голове не укладывалось. Будто из моего мира стёрли все краски, всех живых и неживых существ, всю природу... Оставили лишь меня.

Мне не хотелось сидеть и ждать смерти, а потому, будучи уверенным, что мне всё по силам исправить, я поднялся на ноги и побежал вперёд, в пустоту, не зная ни своего местоположения, ни пути назад. Разумным решением это было назвать сложно, но в подобной ситуации я не придумал ничего лучше. Я был скован одновременно страхом смерти и надеждой на спасение, но быстро понял, что не всё так просто. Находясь в привычном мне мире, я всегда знал, что мне помогут, будь я даже самым отвратительным человеком на земле, ведь я сын герцога Эйдельмана, а здесь нет никого и ничего, только жалкий я и моё эго.

Я бежал, шёл, сидел, стоял, ходил кругами, кричал. Что бы я ни делал, вокруг не происходило совсем ничего. Я почти начал сходить с ума, когда услышал пение: красивый, нежный женский голос, немного детский, но завораживающий. Я побежал на звук, дабы узнать, что это за женщина, которая поёт, несмотря на то, в каком жутком месте находится. Всю жизнь мне помогали, ведь я сын герцога, наследник престола, и в этот раз была вероятность надавить на жалость и получить помощь. Ведь это я, Бельфегор Эйдельман, прошу оказать мне содействие в побеге из этого ночного кошмара.

Громкость увеличивалась, я всё бежал и бежал, пока в итоге не увидел ярко-красную дверь. На белом фоне этот предмет сильно выделялся из общей картины, я даже был немного в замешательстве. На секунду мне показалось, что это чьё-то тонко спланированное издевательство, и если бы меня в тот момент спросили, хочу я вернуться домой или открыть эту дверь – я бы, всё-таки, выбрал первое. Но пение доносилось именно из-за двери, так что, за неимением альтернативных вариантов, я открыл её, дрожа всем телом.

Отворив заветную дверь, я оказался в комнате, совершенно не похожей на Бездну. Это было не просто пустое белое пространство, я увидел пол, потолок и стены, а также множество различных предметов. Это не было бы так странно, не проведи я последние часы в бесцветной пустоте, едва не сойдя с ума. Комната была круглой и очень необычной во всём своём оформлении. В голубоватых стенах были большие окна с решётками разной формы, а под ними красовался странный орнамент в виде вырезанных по дереву прямоугольников. С обеих сторон каждого окна висели сиреневые шторы, начинавшиеся от потолка и заканчивавшиеся под подоконником. По обе стороны от двери возвышались колонны, но были они лишь внутри комнаты, а снаружи алая дверь казалась любительски нарисованной. Пол был выложен квадратными плитами, вычурно сочетавшимися по цвету, словно шахматные клетки, только не чёрно-белые, а чёрные и ярко-розовые. Слева от меня стояли огромные деревянные часы, а справа два деревянных стеллажа, один из которых был заставлен книгами, а второй завален мягкими игрушками и куклами. В середине красовался обеденный стол, а за ним два красных кресла, на спинке одного из которых сидела юная леди лет восемнадцати. Её длинные, слегка волнистые чёрные волосы чуть-чуть не доставали до колен и были настолько густыми, что закрывали всю её изящную спину. Кристально чистые синие глаза небесного цвета блестели так, словно на солнце (хотя в Бездну солнечный свет не проникал), а вокруг зрачков была бледновато-жёлтая окантовка, что делало её глаза ещё более манящими и выразительными. Юная леди была бледна, но ей это было к лицу, потому что её почти белая, мраморная кожа делала её похожей на игрушку, на куклу. Фигура, лицо, поза, волосы... Она словно и не была человеком. Люди не бывают настолько безупречными внешне. И этот взгляд, которым она меня одарила... Я никогда ещё не видел такого многогранного и наполненного смыслом взгляда. Хотя нет, пожалуй, видел. Леди, представшая передо мной – это та леди, что привлекала мой взор годами, королева, сошедшая с портрета. Я был поражён настолько, что не мог вымолвить ни слова, я просто стоял и смотрел на неё.

Она положила подбородок на ладонь и улыбнулась, слегка приподняв одну бровь, словно давая понять, что я должен что-то сказать.
– Та песня... – тихо спросил я. – Её пели Вы?
– Кто же ещё, – с усмешкой ответила леди. – Я знала, что ты придёшь сюда, Бельфегор Эйдельман. Я Люси, душа Бездны.
– Душа? – поразился я. Я никогда не верил в сказки, но в памяти отложилось ещё с детства то, что Душа Бездны – бессердечный демон, играющий с чувствами людей. Как ни крути, а милая юная леди никак не могла быть демоном – это не укладывалось у меня в голове.

В ответ она лишь вновь усмехнулась, продолжая всем своим видом давать понять, что она занимает здесь главенствующую позицию.
– Ага, Душа. Так и зачем ты явился в мой личный мир? – непринуждённо спросила она, используя несколько странный стиль общения.
– Я пришёл к Вам, потому что мне нужна Ваша помощь! – не подумав, как на духу выпалил я, стараясь быть вежливым, чтобы она ненароком не отказала мне в просьбе.

Она рассмеялась, и я увидел то, что мечтал увидеть целых одиннадцать лет – истинное и искреннее выражение лица женщины, на которую я мог смотреть часами, пытаясь разгадать её загадочный взгляд и едва просматривавшуюся улыбку. В этот момент я не знал, как реагировать на её насмешку, но не мог отвести от неё глаз. Живая королева была в разы красивее, чем на портрете, и теперь меня влекло к ней в несколько раз сильнее.
– Вот как... – смеялась она. – А что я получу взамен? Неужели ты думаешь, что я стану помогать тебе просто по доброте душевной?
– Не хотите же Вы бросить меня в этом пустом мире одного? – с досадой спросил я, пытаясь воззвать к её жалости, как я обычно привык делать с женщинами из своего окружения.
– Мне всё равно, что с тобой случится.
– Но я же наследник престола, сын герцога Эйдельмана! – воскликнул я, не найдя других аргументов.
– А мне-то что? – ответила она, разведя руками. И ведь действительно, какое дело демону до моего титула.
– Но... – я не знал, что ещё сказать в свою защиту, чтобы убедить её помочь мне.
– Так что же ты от меня хочешь, юноша? – поинтересовалась она, перебив мои размышления.

Меня очень раздражал её самовлюблённый, надменный тон. Даже игрушки, которыми была завалена комната, казалось, смеялись надо мной. Ни за что бы я не подумал, что столь прекрасная женщина может вести себя так грубо. Но я, всё же, задумался над её словами. Чего я хочу? Я в параллельном мире без пути назад, да и сзади меня лишь ненависть, а передо мной надменный демон, который неожиданно протянул руку помощи – и что я должен ответить?
– Я... – неуверенно сказал я, понимая, что она ждёт ответа. – Я хочу выбраться отсюда и сделать так, чтобы моя мама, погибшая 8 лет назад, была жива.

Это первое, что пришло мне в голову в такой ситуации. Взгляд королевы опустился вниз, и всё её лицо выразило некое непонятное сожаление с оттенками печали, но буквально через несколько секунд выражение лица вновь сменилось на то, каким было до моей просьбы; мне показалось, что это были два разных человека.
– И всего-то? Как скучно, – улыбнувшись, ответила она, спрыгнула с кресла, подошла к шкафу с куклами и замерла, смотря на него. Я наблюдал за ней, прокручивая в голове наш диалог, и ловил себя на мысли, что не понимаю её манеру речи. Она говорила не так, как привычно было мне. Её речь была проще, намного менее уважительна, она не использовала намёков и скрытого смысла в словах, как всегда делалось в аристократическом кругу. Это было потрясением для меня, ведь я привык к совершенно иному стилю общения, и это даже пугало меня, ведь я понимал, чего можно было ожидать от знати, а вот Люси была для меня совершенно закрытой книгой.

Кроме поведения и характера, меня также удивлял внешний вид этой неординарной особы: она была одета в приталенное чёрное платье, расширяющееся от начала тазовых костей и длинной примерно до колена. Оно кончалось там же, где и её волосы. Спереди в середине был небольшой разрез, и платье выглядело как мундир с запахом: левая часть юбки заходила на правую. Внизу на окантовке были чёрные розы, сделанные из непонятного мне материала и очень похожие на настоящие, и такие же розы были наверху, над её грудью, где кончалось платье. Оно было без рукавов и без лямок, и вся её верхняя часть – плечи, ключицы, шея – была открыта. Её походка также была очень странной: она ходила без обуви, на её ногах были только плотные чёрные чулки, конец которых едва виднелся из-под платья, куда я очень стеснялся смотреть, обувь ни в каком виде она не носила. При ходьбе это было едва заметно, но вот когда она стояла, её ступни всегда были слегка завёрнуты вовнутрь, а сами ноги были расслаблены и чуть-чуть согнуты в коленях. Я не понимал, почему бы ей не надеть туфли и не начать ходить по-человечески, но не рискнул спросить об этом.
– Я придумала, – вдруг сказала она, повернувшись. – Я здесь последние сто лет и разговариваю только со своими куклами, если согласишься быть моим собеседником, я вытащу нас отсюда, и мы спасём твою маму.

Я удивился такому решению и задумался над тем, смогу ли выполнить её условия. Но потом вспомнил отца, который ненавидит меня, вспомнил мир, который мне противен, и понял, что не так уж сильно я хочу возвращаться.
– Если это всё, чего Вы хотите, – я согласен! Только помогите мне!
– Хорошо, – улыбаясь и пристально смотря в мои глаза, ответила Люси. – Но я должна быть уверена, что ты меня не обманешь. Для этого нужно заключить контракт. Если согласишься, то считай, что твоя мать спасена.

Сомневаться смысла уже не было. Я должен был завершить начатое.
– Контракт? Л-Ладно, – неуверенно ответил я.

Она быстрым шагом подошла ко мне, схватила меня за воротник и притянула к себе, и в следующее мгновение я почувствовал что-то тёплое и влажное на своих губах, рефлекторно облизнув их, после чего понял, что сделала Люси. Мне ещё не приходилось целоваться с женщиной, потому что я избегал романтических отношений, так что для меня это было очень странно.
– После заключения контракта, – молвила она, – ты не сможешь сбежать или спрятаться. Я найду тебя везде и всё равно возьму своё. Теперь я как твоя тень, так что тебе в любом случае придётся выполнять условия договора.

Мы в мгновение ока оказались вновь в том месте, где 8 лет назад погибла мама. Люси не дала мне ни секунды на то, чтобы понять, что вообще происходит. Она начала отменять прошлое прямо на моих глазах, отматывать его назад как клубок ниток, и события сменяли друг друга так быстро, что у меня закружилась голова. Попав в события восьмилетней давности, мы стали наблюдателями, совершенно чужими людьми для герцога, герцогини и маленького меня.

Всю свою жизнь я хотел стать сильнее. Я хотел исправить то, в чём меня все обвиняли. Я хотел, чтобы моя матушка вновь ожила, чтобы смеялась, кушала, танцевала, пела. Чтобы отец не был так холоден ко мне, чтобы он также ласково и нежно наблюдал за тем, как матушка живёт и радуется жизни. Я так хотел стать сильнее, сделать хоть что-то ради себя и своих родителей, вернуть то, чего из-за меня мы все лишились. Все 8 лет, что я провёл в одиночестве, я хотел лишь исправить то, в чём я виноват. Наверное, поэтому, когда я был шокирован происходящим, я попросил Люси именно оживить маму, сделать за меня именно то, чего я сам не мог, но всегда так отчаянно желал. И ведь снова это кто-то делал за меня. Сам я не сделал ничего, всего лишь нашёл алую дверь и поговорил со странной особой. Я могу хоть что-то в этой жизни сделать сам?

В этот миг моего разочарования в собственных силах, мы с леди-демоном уже стояли рядом с теми, чьи души должны были спасти. Сейчас передо мною развернулась та же картина, что и 8 лет назад: герцогиня берёт за руки любимого сына и, кружась с ним в вальсе, подвигается к ущелью. Они оба смеются, в её взгляде видна неземная любовь к своему единственному маленькому мальчику. Ещё минута. Всего несколько секунд. С улыбкой на лице герцогиня падает вниз, успевая лишь отпустить руки любимого сына, который, ещё не понимая происходящего, продолжает смеяться.
– МАМА! – пронзил тишину крик. Я схватил герцогиню за руку и попытался вытащить назад. В этот момент она смотрела на меня крайне удивлённо, даже не догадываясь, что таким, как я, будет вскоре её маленький сын, которого она любила больше жизни. Я держал её руку, чувствуя, как матушка дрожит от страха. В какой-то момент она посмотрела вниз, испугалась и закричала, начала дёргаться. То, что я держал её руку, причиняло ей огромную боль, и второй рукой она пыталась зацепиться за край обрыва, чтобы вес тела распределился по двум рукам, и не было бы так тяжело. Я протянул ей вторую руку, видя, что она не может дотянуться. Она схватилась за меня, и я вытянул её из ущелья. Я спас её. Моя мама осталась жива. Смешанное чувство радости, гордости, счастья и облегчения наполнило меня. Я уже было подумал, что проблем в моей жизни не будет, но меня тут же пронзила острая головная боль. Я успел лишь отпустить мамины руки, убедившись, что она цела, и упасть на землю, схватившись за голову. Я сжимал её с огромной силой, пытаясь остановить боль, но в моей голове будто всё перемешалось, казалось, что она просто лопнет.
– Что это? Почему так больно?! – кричал я.
– Ты изменил прошлое, – задумчиво ответила Люси. – Прошлое очень сильно влияет на будущее и настоящее. Твои воспоминания, обиды, мысли, всё меняется, это больно, но скоро пройдёт, потерпи.

Мне хотелось кричать, плакать, биться головой о стену, я бы сделал что угодно, лишь бы эта боль прекратилась. Это было просто невыносимо.

Спустя некоторое время, боль и вправду прошла, однако я уже больше не мог быть таким, как прежде. Я только что целиком и полностью переписал 8 лет своей жизни, половину жизни, весь мой характер поменялся. Смерть матери вылилась в душевную травму маленького ребёнка, из-за чего я вырос не таким, каким должен был. А мой отец, оставшись без любимой супруги, ушёл в себя и не мог никак сгладить боль сына. Однако в тот момент, когда прекратилась моя головная боль, всё изменилось. Я помнил будто две жизни и не знал, какая же из них настоящая. Я стал другим, но меня очень напрягал этот факт изменения. Я ничего не понимал, был полностью запутан и до ужаса напуган. «Какой я – настоящий? Моя матушка жива или нет? Я ведь помню, как она умерла? Но я помню, что спас её, ведь мне помогла Люси. Но зачем я просил её о помощи, если ничего не случалось?» Всё это просто не давало мне покоя. Однако это очень помогло мне в корне изменить себя. Я был слаб, потому что не чувствовал ни любви, ни поддержки за спиной. Никогда никого не любил. Я презирал людей настолько, что мне было противно ощущать себя одним из них. Мой учитель очень удивлялся, когда я не просто попадал оружием по мишеням, а просто разрывал их на куски со злости. Мне нужно было как-то вымещать свою злобу, и именно поэтому я всего за пару лет полностью овладел искусством фехтования. Сейчас мне эти навыки вряд ли понадобятся, ведь я многое понял, взглянув на свою жизнь под другим углом и узнав, что такое любовь не умершей мамы и ни в чём не обвиняющего меня отца, но в голове была просто каша, измена прошлого очень сильно сказалась на моей психике.
– Ты достиг цели, Бельфегор Эйдельман, поздравляю! – восторженно молвила Люси и ехидно добавила: – и даже не умер, надо же.

Подойдя ближе, она нежно дотронулась своими мягкими, чуть влажными губами до моего лба, и я тут же почувствовал лёгкость, проблемы будто растворились в воздухе, я стал абсолютно спокойно ко всему относиться и принял эти две жизни как одну, слив все воспоминания воедино. Однако я также неожиданно почувствовал, что моя нынешняя жизнь и всё, что я пережил за эти 16 лет – совершенно ненужный мне опыт, будто в моём прошлом было что-то, что гораздо важнее, хотя я и не мог до конца объяснить себе это чувство. Люси терпеливо ждала, пока я приду в себя, ведь моей частью договора было стать её собеседником, и как только я дал ей понять, что проблема разрешилась, мы снова вернулись в Бездну.
– Стало быть, всё закончилось? – спросил я у Люси.
– Что всё? – с недоумением переспросила она. – Всё только начинается, юноша.
– Меня зовут Бельфегор! – воскликнул я. – Прошу уважать хотя бы моё имя! Что за манеры, что за тон?!

Люси рассмеялась.
– Простите, Ваше Величество, – ехидно ответила она. – Со мной не нужно усложнять, я не привыкла к высокому стилю общения вне замка и светских приёмов, и если не нужно быть формальной – я не буду. Так что можно на «ты» и попроще.

Я только сейчас осознал, кого же она мне так сильно напоминает: одета в чёрное, поведение необычное, властный и одновременно мягкий голос, расслабленное отношение к жизни – это всё то, к чему я привык, всё то, каким я всегда видел и знал Акиру.
– Хорошо, Люси, – сказал я, тяжело вздохнув, – если тебе так удобнее. Я не привык опускать формальности в компании незнакомцев, но раз уж нам предстоит провести здесь вечность, можно, пожалуй, начать с дружбы. Если я и буду по кому-то скучать, то по своему лучшему другу Акире, и ты очень на него похожа.
– Акире? – удивилась она. – Это случайно не высокий красноглазый парень неземной красоты с аурой всевластия, за которым бегают все девушки?

Я раскрыл рот от удивления.
– Глаза у него не красные, но остальное в точку. Откуда ты знаешь?
– А, понятно, – отмахнулась она. – Так вот кто это делает.
– Что делает?
– Не важно, забудь. Лучше устраивайся поудобнее в кресле, можешь даже поспать, если устал от приключений.

Я действительно был измотан, поэтому у меня не было сил что-то выяснять, я просто сел в кресло и тут же задремал. Не знаю, сколько времени я в итоге пробыл в Бездне вместе с Люси, но мы успели о многом поговорить, хотя и в основном отвлечённо. Она не хотела вдаваться в детали в разговорах о себе, и я пытался не обижать её, потому что, несмотря на моё первое впечатление, она оказалась мягкой и доброй девушкой, зачастую прячущейся за маской высокомерия и безразличия, как когда-то делал я. Мне казалось, что мы очень похожи во многих отношениях, и с каждым днём мы становились всё ближе. Королева с портрета всегда была моим идеалом женщины, а теперь я мог взаимодействовать с ней вживую, и она превзошла мои ожидания. Мы быстро стали друзьями, но я постепенно ощущал, как всё больше иных чувств появлялось в моей душе, и я был всё ближе к тому, чтобы по истине назвать её своей первой любовью.